Сеятель бурь - Свержин Владимир Игоревич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/101
• Следующая

– Ее светлость княгиня Багратион!

– Капитан, ты глянь, какая хорошенькая пошла! Мадам, за такую талию я б покорил Италию!

Я замер с полуоткрытым ртом, ожидая звонкой оплеухи. Из-за фривольной шутки моего напарника та, ради которой и устраивалось сегодняшнее ночное веселье, вполне могла оскорбленно развернуться и навсегда покинуть и особняк Турнов, и наши оперативные разработки.

– Благодарю вас, мсье, – на прелестнозвучном языке Державина проговорила красавица, мило улыбнувшись. – Но, помнится, эта страна и так уже принадлежит дому Габсбургов. И все же, – не убирая обворожительной улыбки с чувственных губ, проворковала она, – если у меня появится необходимость в таких завоеваниях, я не премину напомнить вам о сегодняшнем обещании.

– А… – Сдавленный выдох моего друга, как красная лампочка за хоккейными воротами, неумолимо свидетельствовал, что ответные слова попали точно в цель.

– Лис! Придержи язык! Это же и есть Екатерина Павловна Багратион.

– Шо, правда? А предупредить было нельзя?

– О чем предупреждать?! Дворецкий же объявляет!

– Ну да, где-то так, – вынужденно согласился дамский угодник. – А, по фиг дым! По-моему, этой подруге даже понравилось. В конце концов, нечасто встретишь на чужбине такого замечательного, не побоюсь этого слова, представителя родного отечества, с которым можно повдыхать его дым, покалякать на родном языке и попросту обсудить, как там царь… В общем, если ты еще не готов к решительному штурму, то я, так и быть, приму удар на себя…

– Что за ерунда? – возмутился я.

– Э-э-э, Капитан, еще рано выходить из окопов на амурном фронте. Отвлекись на лестницу, там какой-то почетный звездочет со своей Большой Медведицей идет.

– Его превосходительство барон фон Шолленфельд с супругой, посол его величества короля Баварии…

Замысловатые фигуры котильона следовали одна за другой к великому удовольствию порхающего среди залы маркиза де Моблена и его помощников. Закаленные балами танцоры и танцовщицы, сменяясь во главе колонны, расходясь и сходясь в изящных па, кружась, подавая друг другу руки и склоняясь в церемонных, полных величия полупоклонах, не нарушали своей неловкостью его грандиозных замыслов.

Наконец старинные, а потому изрядно набившие оскомину танцы закончились, уступая место новомодному вальсу, считавшемуся среди утонченных знатоков этикета верхом непристойности и простонародного вкуса, а потому столь желанному на всех танцевальных вечерах вне стен императорского дворца. Не имея ни желания, ни возможности медлить, я направился туда, где, обмахивая себя экзотическим для венского света веером из вологодских кружев, восседала ослепительная госпожа Багратион. Судя по всему, мне следовало поторопиться, поскольку возле княгини уже бесцеремонно топтался какой-то плешивый увалень. Причем, насколько я мог видеть, не слишком приятной беседой отвлекавший ее светлость от мыслей о танцах.

– Лис, – вызвал я напарника, – рядом с Екатериной Павловной стоит некто и мешает мне пригласить ее на вальс. Будь добр, отведи его в буфет, что ли, или к ломберному столу. Пусть в карты сыграет, можешь ему проиграть монету-другую.

– Капитан, меньше слов – дешевле телеграмма. Щас все организуем!

– …И помните, сударыня, я скупил ваши закладные и векселя, все до единого, а потому в ваших руках дать мне счастье до конца дней, в моих же – сделать вас несчастной.

– Прошу прощения, – я появился из-за плеча собеседника госпожи Багратион, заставляя того чуть отступить, – я вынужден прервать вашу беседу. Здесь танцуют, потому на правах хозяина дома я похищаю вашу обворожительную собеседницу.

Одарив толстячка со звездой святого Леопольда на груди абсолютно им не заслуженной обаятельной улыбкой, я подал руку Екатерине Павловне, и та с радостью вложила в мою ладонь свои длинные тонкие пальчики.

– Но… Э?!

– А что, дружище, не хряпнуть ли нам по кварте пива? – раздался позади нас дипломатично-вопросительный голос Лиса. – Ну, в смысле – вина.

Дальнейшее нам услышать не пришлось, поскольку чарующий вальс уже кружил нас в своих безнравственно-тесных объятиях.

Честно говоря, ловко отбив прекрасную даму у неведомого зануды, я напрочь потерялся, не зная, с чего начать разговор, а потому молча пожирал глазами живые, задорные черты княгини Багратион, ее каштаново-золотистые локоны, скользящие у виска в такт вращению.

– О чем вы не решаетесь меня спросить? – первой заговорила Екатерина Павловна. – Хотите узнать, что за гиппопотам пытался испортить мне сегодняшний вечер?

– Сударыня, – переходя на русский и стараясь говорить с ощутимым акцентом, начал я, – в том, что вы сказали, самая важная часть именно та, где говорится про вечер. А далее, лишь скажите…

– И вы убьете его! – с насмешкой проговорила княгиня. – Не бахвальтесь, граф, ничего вы с ним не сделаете. Впрочем, о вас в Вене уже ходят слухи, вы, сказывают, опасный человек. Говорят, нынче ночью вы застрелили некоего карбонария, искавшего убежища в этом доме.

– Что за ерунда? – возмутился я, поражаясь причудливости сплетен, распространившихся за день по столице. – Во-первых, это был не карбонарий, как вы изволили выразиться, а обычный вор. Во-вторых, он не искал здесь убежища, а наоборот, пытался скрыться с добычей, а в-третьих, его убил не я, а мой секретарь.

– Тот самый, который обещал завоевать Италию? – вновь с легкой насмешкой спросила княгиня, но мне отчего-то показалось, что в тоне ее звучало скрытое разочарование. Должно быть, при всей своей экзотичности мысль отправить владельца неоплатных векселей к праотцам крепко засела в очаровательной головке.

Не желая расстраивать прекрасную даму развенчанием собственного кровожадного образа, я поспешил добавить словно между прочим:

– Правда, вчера по дороге в Вену нам пришлось прибегнуть к оружию, но в опасности была жизнь дамы.

– И что же? – В голосе княгини Багратион снова послышался нескрываемый интерес.

– Двое пали от моей руки, и еще двоих уничтожил, как вы, должно быть, уже догадались, ваш соотечественник и мой добрый друг.

– Итак, пять человек за день, – подытожила красавица. – Совсем недурно! И что же, каково оно – убивать людей?

– Сударыня, – добавляя романтической печали в голосе, вздохнул я, – я офицер, и убивать людей – часть моей профессии. Но должен вам сказать, что каждый раз, когда я вынужден лить кровь солдат, даже вражеских, с горечью вспоминаются те, кто вырастил и любил несчастного, судьбою обреченного на смерть. Если же речь идет о моих солдатах, то сердце мое и вовсе обливается кровью при мысли о гибели любого из них. А те, что были вчера, – разве это были люди? Так, пустое… Шваль! Разбойники!

– Но ведь они тоже были людьми. Быть может, их толкнули на преступление голод и нужда. – Княгиня пристально взглянула мне в глаза.

– Что ж, со вчерашнего дня голод их уже мучить не будет. Впрочем, как и нужда. В конце концов, не я, а Господь когда-то сотворил всемирный потоп, а ведь его никто не упрекает в жестокости.

– Те, кто мог бы упрекнуть, на дне морском.

Музыка стихла, и скрипачи изящным росчерком подняли смычки, завершив последний аккорд. Я, вновь раскланявшись, повел княгиню к ее месту, обещая при первой же возможности продолжить начатый разговор. Толстяка со звездой святого Леопольда у дамских кресел уже не было. Вероятно, моему другу, способному под настроение уговорить даже скифского идола, удалось замкнуть на себе внимание назойливого поклонника. Я снова поклонился, собираясь промолвить дежурный, но еще не затертый комплимент очаровательному объекту разработки, но тут у самого моего плеча раздалось звонкое:

– Вы убийца, граф! Негодяй и убийца!

• Предыдущая
• 17/101
• Следующая