Вечный лес - Сван Томас Барнет - Страница 14

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая

– Да.

– Ну, ничего. Когда я уйду, после того, как побуду с тобой немного, ты заснешь, как трутень.

Она села на кровать, прислонившись бедром к его ноге. Тело ее было таким же шелковистым, как тонкий шелк туники. Эвностий попытался отодвинуться, но двигаться было некуда, он и так почти вдавился в тростниковую стену. Что делать, иногда приходится мириться с судьбой.

– Ты такой молодой, а у тебя на груди уже так много волос, – заметила Шафран. – Знаешь, тебе это идет. У наших трутней волосы только на голове. Правда, они никогда не лысеют.

– Мы рождаемся волосатыми. Так теплее зимой. И мы тоже никогда не лысеем. Чего тебе надо?

– Пришла навестить тебя, как я уже сказала. Поговорить. Познакомиться с последним минотавром. Я не думаю, что ты так и останешься последним. У тебя будут сыновья, внуки, и когда-нибудь появится целое племя минотавров.

Если ты, конечно, правильно выберешь себе пару – ее плодовитость должна соответствовать твоей мощи.

– Зоэ нет дома.

– Ты не слушаешь меня. Я пришла не к Зоэ, а к тебе.

– Я пытаюсь слушать. Но ты сидишь на моем копыте. А как ты узнала, что я здесь?

– От Зоэ. И от Коры.

– Значит, они твои пленники! – Эвностий со злостью размахнулся и одним ударом сшиб Шафран на пол.

Она опять села на кровать, на свое прежнее место, сделав вид, что упала случайно. Ее грустный смех напоминал звон колокольчиков, когда их дергают за медные язычки, нежный, но с металлическим отзвуком. Кора же смеялась, как колокольчик, раскачивающийся на ветру.

– Я вижу, с тобой можно говорить откровенно, мой дорогой. Да, я держу двух твоих друзей, моих невольных гостей, в своем улье, и в твоих силах их освободить.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Что я должен сделать?

– Эвностий, я открою тебе грустную правду. Мои дочери – прилежные работницы, хоть не очень умны и изобретательны. Они уже семь дней строят улей, а он все еще не готов. Зато он благородного происхождения. Я могу проследить свою родословную, начиная с тех времен, когда желтокожие люди еще жили в грубых каменных жилищах, а критяне дрожали от холода в пещерах. Но мужчины моего племени, увы, не настоящие звери, так назвать их можно лишь с большой натяжкой, и даже самый лучший – Солнцеподобный, не исключение. Я даже не уверена, что в свой следующий брачный вылет буду оплодотворена, а такую королеву лишают трона.

– Иначе говоря, тебе нужен муж из другого племени.

– Совершенно верно.

– Ну, ты могла бы выбрать кентавра.

Она содрогнулась:

– Слишком большой. И слишком много ног.

– А паниски? Они как раз подходят тебе по размеру.

– От них плохо пахнет луковой травой, разве ты не знаешь?

– Тогда кого ты имеешь в виду? – Нетерпение промелькнуло в ее улыбке.

– Не будь таким глупым, мой мальчик.

– Меня?!

– Кого же еще?

– Совсем как племенной бык, – пробормотал он. – Как критский бык, которого специально выращивают для ринга.

– Племенной бык? Наверное, ты хочешь сказать – муж. Разве я не упоминала брачный вылет? Или любовник, если слово «брак» пугает тебя. Да, Эвностий, ты должен стать отцом моих следующих детей. Я заметила тебя еще с воздуха, когда мы только что прилетели, и ты показался мне таким же прекрасным, как стрекоза – росе. Как ночная бабочка – эхиноцереусу[20], цветущему ночью. Как…

– Это все, что я должен сделать, чтобы ты отпустила Кору и Зоэ?

– Да, – ответила Шафран резко. Трии терпеть не могут, когда прерывают их пышные речи. – У меня нет других причин задерживать их.

– Освободи их сначала.

Обиженно надувшись, она повернулась к нему спиной:

– Ты превращаешь все в обыкновенную сделку. Я, забыв про свою гордость, пришла к тебе, как какая-то заурядная маленькая дриада, а ты требуешь гарантий моей честности.

– Докажи мне хотя бы, что они и в самом деле у тебя.

Шафран торжествующе продемонстрировала Эвностию подвеску-кентавра.

– Если я не ошибаюсь, этот жеребчик – родственник твоей любимой?

Да, сомневаться не приходилось.

– Это действительно подвеска Коры. Значит, они и впрямь у тебя.

Эвностий и не думал требовать гарантий нашей безопасности. Ему даже в голову не пришло, что Шафран к этому времени могла уже умертвить нас или мы умираем сейчас. Простодушие не позволяло ему заподозрить женщину в коварстве.

– Ты ведь ничего не теряешь.

Действительно, он ничего не терял. Откуда ему было знать об обычной судьбе трутней?

– Я кажусь тебе некрасивой? – продолжала она. – Неужели мои крылья слишком грубы и цвет моей кожи тебе не нравится? Разве так в вашей стране принимают гостей?

– Была бы ты немножко пополнее, и потом, тебе, наверное, лет сто.

– Если ты считаешь, что я недостаточно хороша собой, пойди и посмотри на моих работниц. Они даже не умеют подкрашивать свои лица.

– Ты никогда не учила их этому?

– Не надо отвлекать их от работы. А что касается моего возраста, да, мне действительно ровно сто лет. А этой Зоэ, наверное, за триста.

– Да, ты действительно хорошо выглядишь, – согласился он. – Ты уверена, что я не разорву твои крылья?

– Уверена так же твердо, как в том, что земля плоская и держится на спине гигантской черепахи. – Она хорошо знала свое дело.

Шафран весьма решительно подтолкнула его, и он упал на спину. «О Зевс, – подумал он. – Смогу ли я после драки с панисками удовлетворить саму королеву пчел?» Вздохнув поглубже, он напряг все свои мускулы и стал все сильнее и сильнее размахивать хвостом – той частью, которая свисала с кровати, – пока тот не защелкал, как хлыст. Бока еще болели, но лекарства Зоэ и сон сделали свое дело. Он должен быть на высоте и показать все, на что способен. Конечно, он обещал Коре ждать хоть год, но, с другой стороны, он делает это только ради нее, и она, конечно, поймет, одобрит и оценит его жертву.

Шафран села рядом и, взявшись руками за его рога, повернула его лицо к себе и внимательно посмотрела прямо в глаза. Затем своей маленькой рукой, не больше кленового листа, взъерошила гриву:

– Никогда не подстригай ее, мой мальчик, так тебе очень идет. А какие большие, красивые уши! Они светятся на солнце, как перламутр.

Ради Коры он пойдет на любые жертвы, а если потребуется, то и не раз.

Сначала она просто лежала рядом с ним. Затем оказалась в его объятиях, и ее крошечный язык затрепетал у самого его рта, а пальцы стали скручивать в колечки волосы на его груди. Что-то все же есть в худых женщинах.

Она звала, и пришло время принять ее приглашение. Когда женщина распахивает дверь и приглашает воспользоваться гостеприимством и теплом своего очага, неужели мужчина останется мерзнуть на снегу у входа? Он с готовностью вошел в дом и, будучи вежливым гостем, принес с собой подарки.

Улыбаясь, она приняла их и, продолжая улыбаться, укусила его за ухо. Он быстро приложил руку к уху и почувствовал на пальцах кровь. Наверное, это любовный укус. Но почему ее зубы впились в него с такой силой?

Она ударила его. Любовный удар? Вряд ли. Наверное, он ее рассердил. Может быть, обращался с ее маленьким, хрупким телом слишком грубо, как с пышущими здоровьем дриадами. Или она, невзирая на то, что говорила о своих трутнях, по привычке ожидала жеманных ухаживаний, а не крепких объятий? Его опыт общения с женщинами не распространялся на пчелиных королев.

– Шафран, – начал он извиняюще. – Я привык иметь дело с дриадами. Если ты мне скажешь, как…

Она плюнула ему в лицо. Перед ним было существо, напоминающее грифона, гидру и химеру одновременно[21]. Ее тело сжало его, как питон, руки превратились в щупальца, а бедра отвердели, как панцирь морской черепахи. Они кубарем скатились с кровати на пол, и в какой-то момент он вдруг почувствовал, что поднимается в воздух. Шафран неистово махала крыльями в приступе безумной злобы или чего-то другого.

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая