Шекспир мне друг, но истина дороже - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 46
- Предыдущая
- 46/58
- Следующая
– Василиса, ты дома? Открывай, открывай скорей!..
У нее сделалось перепуганное лицо, она бросила пачку с чаем – чай рассыпался, – и выскочила в коридор, задев Федю. Он рванул следом.
– Кто там? Что случилось?! – Она распахнула дверь.
За дверью стояли какие-то люди, они громко и встревоженно говорили.
– Бабушка! – вскрикнула Василиса. – Ты что это?!
– Ничего, ничего, сейчас отпустит.
– Ей лечь надо и в «Скорую» звонить! Вась, ты зачем ее одну отпускаешь?! Любовь Сергеевна, потихонечку, потихонечку давайте!
– Бабушка, ты что?!
– Звони в «Скорую», кому говорят!..
Мужчина и женщина в мокрых куртках под руку ввели в квартиру какую-то женщину. Она шла тяжело и медленно, механически переставляя ноги. Федор увидел, какие у нее синие губы – по-настоящему синие! Он знал, что это означает, и ему вдруг стало страшно.
– Сердечный приступ, – говорила в телефонную трубку Василиса. – Карпова Любовь Сергеевна, шестьдесят восемь лет, да вы нас хорошо знаете…
Голос у нее был тоже какой-то механический. Женщина между тем укладывала на диван ту, вторую, с синими губами.
– Вася, давай воды и лекарства! У нее лекарства есть на экстренный случай?
– Мы соседи, – растерянно объяснял, обращаясь к Феде, толстый румяный мужик и мял в руках шапку, – едем себе, и вот где с бульвара к нам поворачивать, тетя Люба в снегу сидит! Хорошо, Лида заметила, я бы мимо проехал!
– Вася, «Скорую» вызвала?
– Да, да. Бабушка, выпей.
– Васенька, не пугайся, обойдется, обойдется, говорю тебе.
– Зачем ты ее одну отпускаешь-то?! Разве можно?! Вот молодые, никакого понимания нету! Пальто надо снять, и боты!
– Бабушка, не двигайся, потом снимем!
По квартире гулял сквозняк, с площадки сильно тянуло сигаретным дымом, а из кухни запахом нашатыря и валокордина. Федя бестолково метался за Василисой между кухней и диваном, не зная, чем помочь.
«Скорая» приехала очень быстро, усатый фельдшер с железным чемоданчиком привычно поздоровался с Василисой, привычно разложил чемоданчик на краю полированного стола и покидал ампулы в привычно подставленное блюдце. Соседи мялись в коридоре, но не уходили.
– Что за толпа? – сердито спросил усатый фельдшер, усаживаясь на край дивана, и зыркнул из-под очков. – Тут ничего интересного нет, давайте отсюда и двери закройте!
Соседи попятились, Василиса побежала за ними, прикрыла дверь.
– Ну что такое, Любовь Сергеевна! Нашли время помирать. Рано еще, погодите.
– Да я и не спешу.
– Чего там? Слышно про операцию-то что-нибудь?
– Ждем, Леша. А там как бог даст.
– Даст, даст, – скороговоркой сказал усатый и вдел в уши стетоскоп. – Сейчас поспокойней полежите!..
Вернулась Василиса и стала у стены. То и дело она заправляла за уши волосы. Федя подошел и встал рядом.
– Ну вот, сейчас отпустит. По-хорошему, в стационар надо, Любовь Сергеевна.
– Да я только оттуда, Леша!..
– Все равно надо.
Фельдшер сидел довольно долго, измерял давление, слушал сердце, из аппаратика вылезала розовая лента с неровной черной дорожкой – кардиограмма. Василиса предложила чаю, он отказался. Вид у него был недовольный.
– Ну, до следующего раза, – напоследок сказал он, складывая железный чемоданчик. – А про больницу вы подумайте. Чего нас вызывать то и дело, лежали бы в стационаре!..
В опрятной комнате царил разгром – одежда на полу, вывернутое из ящика белое одеяло на стуле, на столе все сдвинуто и нарушено, в общем, понятно, что беда.
– Бабушка, ну что?..
– Да лучше мне, лучше! Уже совсем хорошо.
– Вот куда ты пошла, зачем?! Мы же договаривались!
– Васенька, я же не могу сиднем целыми днями сидеть! От сидения этого еще хуже заболеваешь! Вот в Ялте в санатории больным обязательно назначается променад.
– Бабушка, ты же не в санатории! И не в Ялте!
– Ты меня лучше с молодым человеком познакомь.
Василиса вдруг вспомнила про Федю Величковского, которого она так хотела показать бабушке!..
– Это Федя, он с «Радио России».
Любовь Сергеевна улыбнулась гостю и сделала движение, чтобы лечь повыше.
– Что ты прыгаешь? Не прыгай!
– А какой диагноз? – вдруг спросил Федя строгим голосом.
Любовь Сергеевна махнула рукой:
– Стеноз и недостаточность митрального клапана. Нарушение ритма, конечно! Старушечье дело такое. Операция нужна, на нее квоты выделены, все по очереди. Наша очередь в следующем году. Ничего, ничего, дотянем.
Василиса засунула в ящик одеяло, накрыла Любовь Сергеевну пледом и немного прибрала на столе.
– Пойдем я тебя провожу, – сказала она Феде. Он ее больше не интересовал.
– Васенька, угости молодого человека обедом. У нас есть полный обед, даже щи сварены!.. Я полежу, отдохну, а ты угости.
– Спасибо, – Федя вытащил из наколенного кармана брезентовых штанов телефон. – Я бы с удовольствием чаю выпил.
Он вышел на кухню, нажал на телефоне кнопку и стал ждать. Он совершенно точно знал, что именно нужно делать.
Телефон неторопливо прогудел.
– Федька, – сказала Василиса из-за его плеча, – можно я не буду угощать тебя чаем? Ну правда, мне не до чая!..
Он обернулся и мельком взглянул на нее.
– Па-ап, – сказал он, как только ответили. – Здорово. Вы как там?
– Мы отлично, – ответил отец. – А вы?
– Па-ап, а что такое стеноз и… эта… недостаточность митрального клапана?
В трубке хмыкнули:
– Болезнь сердца. Как правило, еще сочетается с ишемией и нарушением ритма. Тебе зачем?
– Человеку такой диагноз поставили, здесь, в Нижнем.
– Замена клапана нужна плюс шунтирование. Ну, если диагноз верный. Это сейчас все лечится, причем окончательно и бесповоротно. Даже воспоминаний никаких не остается!
– А ты сможешь посмотреть?
– Конечно.
– Когда?
Отец подумал секунду.
– Завтра после конференции смогу. В девять. Нет, давай минут в двадцать десятого!.. Этот твой человек успеет добраться?
– Успеет, – сказал Федя. – Я ее привезу. Это бабушка одной моей … подруги.
– Очень хорошо, – согласился отец, не дрогнув. – То есть ты сегодня вечером приедешь, да? С бабушкой своей подруги?
– Видимо, да.
– Тогда прямо в центр, я сейчас позвоню в приемный покой. Будь осторожен за рулем.
– Ладно, пап. Чего тут ехать, всего четыреста километров.
– Пусть она будет готова, что мы ее сразу положим и прооперируем. Пусть соберется.
Федя нажал «отбой» и набрал еще один номер.
– Максим Викторович, это я. Слушайте, мне нужна ваша тачка! Я еду в Москву. Сегодня. Завтра вернусь вместе с тачкой! Вопрос жизни и… – он отвернулся от Василисы, которая взяла его за локоть, – и тоже жизни. Я вам потом расскажу. Часа через полтора. Хорошо. Покедос!..
Он сунул трубку в карман и сказал Василисе очень серьезно:
– Я считаю, нужно ехать. Папаша сказал, чтоб мы приезжали прямо сейчас, а когда папаша говорит, значит, нужно сделать, как он говорит.
– А он… кто?!
– Кардиолог, хирург. Доктор медицинских наук и профессор. Он у Лео Антоновича работает, у Бокерии. Сказал, что, видимо, сразу твою бабушку положит. Ну, чтоб мы были готовы и собрались. Надо собираться, Вась.
Он сделал движение, чтобы выйти из кухни.
– Подожди! – крикнула Василиса и вцепилась в его толстовку. – Как положит?! Куда положит?!
– К себе, в Бакулевский центр.
– Федька, что ты говоришь?! У нас… мы квоту ждем, мы не можем!
– Можем, – отрезал Федя Величковский. – Папаша сейчас как раз звонит в приемный покой. Он сказал, что все это лечится… окончательно и бесповоротно. И воспоминаний никаких не остается.
– Федька, куда поедем, как?!
– На машине мы поедем, – объяснил Федя обстоятельно, – на джипе моего шефа Максима Викторовича. Он ждет в театре, чтобы отдать мне документы. Поедем мы в Москву, на улицу Третью Черепковскую, 135. Там твою бабушку положат в палату, видимо, сделают обследование, и отец ее прооперирует. Без обследований никак нельзя, хорошие врачи только своим обследованиям доверяют, посторонним никогда. Они часто с мамашей об этом своим больным говорят.
- Предыдущая
- 46/58
- Следующая
