Выбор - Суворов Виктор - Страница 23

• Предыдущая
• 23/108
• Следующая

Стоит тот в темном переулке. Стоит, перед собою смотрит. Рядом — «мерседес» черный. С открытой дверцей.

Начальник тюрьмы никуда не едет.

Он забыл, куда надо ехать. Он забыл, что начальником тюрьмы числится. Он забыл, что в руках у него ключи от машины. Он забыл, что машина рядом с ним стоит.

Он забыл все.

Совсем товарищ Сталин серьезным стал. Приказал еще раз фильм крутить про девушку. И еще раз. Хочется поделиться. Но с кем?

— Товарищ Макар…

— Слушаю, товарищ Сталин.

— Вы видели?

— Видел, товарищ Сталин.

— Как жалко, что этот фильм, понимаешь, я никому показать не могу. Как жалко. Вот смотрите, товарищ Макар, он ей говорит сапог целовать, а она, понимаешь, не целует. Ее расстреливают, ее убивают, а она, понимаешь, не целует сапог. Какая девушка, понимаешь, упрямая.

Идет чародей по снегу, подошвами скрипит. Идет, никого не гипнотизирует. Черт с ним, пусть узнают. Радостно на душе, потому не защищает себя невидимым барьером, за которым его не увидят, за которым его не узнают. Надо правду сказать: у него и сил больше нет барьером себя защищать. Силы его магические вроде аккумулятора мощного: энергию можно расходовать в любых количествах, но тут же надо ее и восполнять-накапливать, Но получилось так, что наш чародей всю свою мощь магическую израсходовал в берлинском цирке, а на восполнение условий не было. Как он из цирка без этой энергии убежал — сам понять не может, сам удивляется. Ушел просто на везении, на нахальстве ушел, на остолбенении толпы и полиции.

Потом за два дня и две ночи скитаний окончательно всю энергию порастерял. Уровень он совсем немного поднял-восстановил в воронке, пока спал, но в тюрьме все вновь растратил. Последний импульс отдал начальнику тюрьмы: забудь все.

Теперь чародей снова безоружен и беззащитен, как гюрза, весь свой яд драгоценный в интенсивных кусаниях израсходовавшая… Ей, гюрзе, яд растратив, прятаться положено, уходить в камни, отсыпаться, новый яд копить. Без яда гюрза не только беззащитна, но еще и малоподвижна, ее усталость томит, цепенеет она. Вот и чародею нашему тоже отдых нужен, нужен крепкий, долгий и глубокий сон. Сон без сновидений. Но у него нет сил приказать себе спать без сновидений. И негде ему спать. Вымыли его в тюрьме, выбрили, высушили, вычистили, выгладили, накормили и напоили… Оттого совсем ему плохо. Клонит его и ведет. Валит его в сон, как в обморок, как в смерть.

А из темной подворотни ему шепчет-поет самая главная уличная красавица Берлина:

— Чародей, ты ли это? Чародей, иди ко мне, я тебя согрею.

Завенягин кончен. Это знают все. Не позволял Завенягин вольного с собою обращения, да кто ж его спрашивал? Потому каждый к нему запросто: как, мол, брат Завенягин, дела идут? И по загривку его. Вроде ласково, вроде по-дружески. Но в дружеских жестах нескрываемая желчь презрения: валишься? Вот и вались, сука! Скорее высокую норильскую должность освобождай!

Был Завенягин кандидатом ЦК, теперь нет его фамилии в избирательных списках. Потому злорадство людское выпирает и никак не прячется.

— Эй, Завенягин, а тебя в списках нет! — Это сообщает ему каждый с какой-то радостью первооткрывателя. Ведь может оказаться, что сам Завенягин пока об этом не знает, так поскорее ему донести: — Нет тебя в списках, Завенягин!

И за пуговку пиджака его берут всякие:

— Значится, так, Завенягин. Попомни слова мои: и на Норильске тебе долго не сидеть. Снимут тебя. Как пить дать.Не усидишь на Норильске. Уж я-то обстановку чувствую.

— А меня с Норильска уже сняли.

— Как, сняли? Уже сняли? Когда сняли?

— Пять минут назад.

— Так чего же ты молчишь? Петр Иваныч, бегом сюда. Слыхал? Сняли Завенягина с Норильска. Что я тебе говорил?

— Я это и без тебя понимал. Трудно ли сообразить? Пост-то какой. Норильск — не фунт изюму. Слово одно: Норильск! Там ответственность… Не каждому по плечу…

— Завенягин, и куда тебя теперь?

— Заместителем…

— Заместителем кому? Старшим заместителем младшего говновоза?

— Нет. Заместителем народного комиссара внутренних дел. Лаврентию Павловичу Берия заместителем…

— Авраамий Павлович… дорогой вы наш дружище, поздравляю. От всей души поздравляю. Я ж всегда знал… Большому кораблю… так сказать… большое плавание… Уж я обстановку чувствую…

И по огромному залу, по толпе делегатов, как рябь по воде: Авраамию Палычу повышение! Да какое! Самому Лаврентию Палычу Берия заместителем! Вот это дуэт! Золотая пара. Тандем. Ведь как получается: отлучился товарищ Берия на полчаса в Кремль, к товарищу Сталину на доклад, а в это время боевой пост, считай, без присмотра. Вот где слабость-то была. Вот чем враги воспользоваться могли! А теперь… теперь врагам не выгорит! Лаврентий Павлович Берия может спокойно отлучиться, ведь вместо него — Завенягин! Лучшего на этот пост и не сыскать! А товарищ-то Сталин, а! Миллионы людей в его подчинении, а выбрать надо только одного. И ведь выбрал же! Именно того, кто для этого поста прямо и создан!

Движение в зале. В кулуарах то есть. То движение, которое нам в школе демонстрируют, когда о магнетизме говорят: по столу рассыпали горсть стальных опилок, поднесли маленький магнитик — р-р-раз! И все опилки на магнитик развернулись. Это же явление можно школьникам демонстрировать на другом примере: вошел в многолюдный зал новый заместитель народного комиссара внутренних дел товарищ Завенягин Авраамий Павлович — р-р-раз! И сразу тысячи товарищей к нему развернулись. И потянулись. И заспешили:

Авраамий Палыч, радость-то какая!

Следователям НКВД — льготное исчисление выслуги лет. Как подводникам. Год прослужил, два запишут. Прослужи десять, запишут двадцать. Николай Иванович Ежов, приняв пост наркома внутренних дел осенью 1936 года, не только ввел новую форму чекистам, не только увеличил получки втрое, но и установил новый порядок исчисления выслуги лет: каждый год службы чекиста засчитывается за три года. Как фронтовикам. А чем, собственно, лефортовский следователь отличается от армейского командира, который под пулями врагов, под разрывами снарядов поднял своих бойцов в атаку? Ничем не отличается. То же у следователя напряжение (если не большее), тот же риск, тот же фронт, только невидимый, только тайный.

• Предыдущая
• 23/108
• Следующая