Сага о короле Артуре (сборник) - Стюарт Мэри - Страница 44

• Предыдущая
• 44/462
• Следующая

Он умолк, глядя на свои руки.

— И ты не знал, что она родила ребенка? — спросил я.

— Нет. Я, конечно, думал об этом. Следующей весной я отправил ей послание, но не получил ответа. Тогда я оставил это, решив, что если она захочет найти меня, то знает, где искать. Весь мир это знает. А года через два до меня дошла весть, что она обручена. Теперь знаю, что это неправда, а тогда я постарался забыть о ней. — Он взглянул на меня. — Ты понимаешь?

Я кивнул.

— Быть может, это даже была правда. Просто ты не понял ее, господин мой. Она дала обет посвятить себя церкви, когда я больше не буду нуждаться в ней. Христиане называют это обручением.

— Вот как?

Он поразмыслил над этим.

— Ну, как бы то ни было, я больше не отправлял ей посланий. И потом, позднее, когда я слышал о мальчике-бастарде, я не думал, что это мой сын. Сюда однажды приезжал бродячий глазной лекарь из Уэльса, и я послал за ним и расспросил, и он сказал, что во дворце есть бастард таких-то лет, рыжий, но это родной сын короля.

— Диниас, — сказал я. — А меня старались не показывать людям… Иногда дед выдавал меня за своего сына. У него было несколько бастардов.

— Ну вот, я это тоже узнал. Так что потом, когда до меня доходили вести о мальчике, то ли сыне короля, то ли его дочери, я не обращал на них внимания. Это все было в прошлом, у меня были более неотложные дела, и потом, я все время думал: если бы она действительно родила сына, неужто не дала бы мне знать? Если бы хотела видеть, неужто не прислала бы весточки?

И он снова умолк, погрузившись в собственные мысли. Теперь уже не помню, понимал ли я тогда все, что он говорил. Но потом, когда обрывки истории сложились, как кусочки мозаики, все стало ясно. Гордость, что не дала ей отправиться вслед за возлюбленным, не дала ей и призвать его назад, когда поняла, что беременна. И та же гордость помогла ей выдержать все, что было потом. Но не только это. Если бы она бежала к нему или каким-то иным образом выдала, кто ее любовник, то братья непременно отправились бы ко двору Будека, чтобы убить наглеца. Зная моего деда, я мог предположить, что он и его сыновья не скупились на клятвы по поводу того, что они сотворят с тем, кто сделал ей ребенка. Прошло время, и его приезд стал чем-то далеким, а потом и вовсе невозможным, словно он на самом деле был всего лишь сказкой, ночным видением. А после она обратилась душой к иному, появились священники, и она забыла о том зимнем свидании. Остался лишь мальчик, так похожий на своего отца. Но, исполнив свой долг перед ним, она могла вернуться к покою и одиночеству, любовь к которым заставила ее много лет тому назад отправиться верхом в ту долину, — подобно тому, как я позднее поднялся по той самой тропе и увидел ту же пещеру.

Я вздрогнул, когда он заговорил снова.

— Тяжело тебе было жить ничьим сыном?

— Да, нелегко.

— Поверишь ли ты, если я скажу, что ничего не знал?

— Я поверю всему, что ты мне скажешь, господин мой.

— Ты, должно быть, ненавидишь меня за это, да, Мерлин?

Я медленно ответил, не поднимая глаз:

— Знаешь, у положения бастарда и ничейного сына есть одно преимущество. Ты можешь выдумать себе отца сам. Можешь представить себе наилучшее — и наихудшее, в зависимости от настроения. С тех пор как я стал достаточно большим, чтобы понимать, кто я такой, я видел своего отца в каждом солдате, в каждом принце и в каждом священнике. И в каждом красивом рабе в королевстве Южного Уэльса.

— Ну вот, Мерлин Эмрис, — очень мягко сказал он, — а теперь перед тобой настоящий отец. Ненавидишь ли ты меня за жизнь, которая выпала тебе по моей вине?

Я ответил, все так же не поднимая глаз и глядя в огонь:

— В детстве я мог выбирать себе любого отца. И из всех людей на свете, Аврелий Амброзий, я выбрал бы тебя.

Молчание. Пламя билось, как сердце.

— И потом, какой мальчишка отказался бы заполучить в отцы верховного короля Британии! — добавил я, пытаясь превратить дело в шутку.

Он снова схватил меня за подбородок и отвернул мое лицо от пламени жаровни.

— Что ты сказал? — резко спросил он.

— А что я сказал? — в недоумении заморгал я, — Я сказал, что выбрал бы тебя…

Он стиснул мой подбородок.

— Ты назвал меня верховным королем Британии!

— Да?

— Но это…

Он остановился. Его глаза, казалось, прожигали меня насквозь. Он опустил руку и выпрямился.

— Ладно. Оставим это. Если это важно, Бог подаст голос снова. — Он улыбнулся мне, — Сейчас важнее то, что сказал ты. Не каждому человеку дано услышать такое от своего почти взрослого сына. Кто знает, быть может, оно и к лучшему, что мы впервые встретились как мужчина с мужчиной, когда каждому из нас есть что дать другому. Человеку, у которого дети с младенчества путаются под ногами, не дано внезапно увидеть свое отражение в лице сына, как я увидел в твоем.

— Неужто мы так похожи?

— Говорят, да. А я вижу в тебе достаточно много от Утера, чтобы понять, почему все говорят, что ты мой сын.

— А он, видимо, не заметил, — сказал я, — и очень сердится. Или, наоборот, рад, что я тебе не наложник?

— Так ты знал? — Амброзий усмехнулся, — Если бы он иногда думал головой, а не другим местом, ему бы это пошло на пользу. Но мы и так неплохо уживаемся. Он делает свое дело, я свое, и, если сумею проложить ему путь, он будет моим наследником, если у меня не будет…

Он осекся. Наступила неловкая пауза. Я глядел в пол.

— Прости меня, — сказал он тихо, как равный равному, — Я сказал это не подумав. Давно свыкся с мыслью, что у меня нет сына…

Я поднял голову.

— В этом отношении так оно и есть. И Утер тоже так думает.

— Что ж, если ты считаешь так же, мой путь будет куда легче.

Я рассмеялся.

— Нет, представить себя королем я не могу! Быть может, половинкой короля или даже четвертью: той малой частью, что видит и думает, но действовать не может. Может быть, когда ты уйдешь, из нас с Утером выйдет один неплохой король. По-моему, он уже сейчас великолепен, ты не находишь?

Но Амброзий не улыбнулся. Его глаза сузились, он пристально смотрел на меня.

— Именно так я и думал! Как ты догадался?

— Ну, как бы я мог догадаться, господин?

Я выпрямился на своем табурете — и тут меня осенило:

— Так вот как ты собирался использовать меня? Теперь я понимаю, почему ты держал меня здесь, в своем доме, и обращался со мной по-королевски, но мне всегда хотелось думать, что ты что-то задумал насчет меня и я смогу быть тебе полезен. Белазий говорил, что ты используешь каждого человека по его способностям и что, даже если я не гожусь в солдаты, ты найдешь мне дело по силам. Это правда?

— Чистая правда. Я понял это сразу, даже прежде, чем подумал, что ты, должно быть, мой сын. Когда увидел, как ты стоял лицом к лицу с Утером тогда ночью, в поле, и в глазах твоих все еще плавали видения, и сила одевала тебя, словно сияющее облако. Нет, Мерлин, из тебя никогда не выйдет короля, даже принца. Но я думаю, что, когда ты вырастешь, король, рядом с которым будешь ты, сможет править всем миром. Теперь понимаешь, почему я послал тебя к Белазию?

— Он очень ученый человек, — осторожно сказал я.

— Он человек развратный и опасный, — сказал Амброзий. — Но он весьма тонок и умен, много странствовал и знает многое, чему тебя не учили в Уэльсе. Я не скажу — «следуй ему», потому что есть много мест, куда следовать за ним не стоит. Но учиться у него надо.

Я поднял на него глаза, потом кивнул.

— Ты про него все знаешь.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Да. Я знаю, что он — жрец древнего культа.

— И ты это терпишь?

— Я пока не могу позволить себе выбрасывать ценные орудия только потому, что мне не нравится, как они сделаны, — ответил он. — Белазий полезен — и я использую его. Если ты мудр, то поступишь так же.

— Он хочет взять меня на следующую встречу.

Он поднял брови, но ничего не сказал.

— Ты против? — спросил я.

• Предыдущая
• 44/462
• Следующая