Львиная стража - Вайн Барбара - Страница 45

• Предыдущая
• 45/67
• Следующая

– Зайди в дом, Пол. Прошу тебя, приходи поскорее, постарайся.

Естественно, он подумал, что что-то случилось. Страх начал рассеиваться, только когда Гарнет вошел в дом, когда она, увидев его в окно, встретила у парадной двери и прямо в холле бросилась ему на шею:

– Пошли наверх. Быстрее, прошу тебя, Пол. Целых тридцать девять часов без тебя, я считала, тридцать девять часов. Я уже предупредила Коломбо и Марию, чтобы меня не беспокоили. Они думают, что я неважно себя чувствую и проведу утро в постели… Ох, Пол, я действительно проведу утро в постели, но чувствую я себя отлично, просто великолепно!

Он не нервничал из-за того, что вечером Нине, возможно, придется выдержать ссору с Апсоландом, и дал ей разрешение, которое она так настойчиво просила, хотя это было полнейшей нелепостью. Гарнет предпочел бы присутствовать сам, но она не разрешила. Всегда лучше принимать активное участие в столкновении воли и противоборстве интересов, думал он, чем в сторонке ждать результатов. Пол знал, что должен собраться с силами перед появлением Апсоланда в коттедже, перед тем как тот ворвется к ним, и хотя сам он спокойно ждал этого момента, его тревожило, как все это повлияет на Джессику.

Она должна была приехать домой сразу после четырех, ее должна была привезти мама то ли Эммы, то ли Гарриет, однако он больше не стоял у единственного окна, выходящего на дорогу, и не высматривал машину. Сейчас он мог смотреть только на Нину и думать только об их будущем, пытаться представить грядущий год, когда они втроем будут учиться жить вместе. Наверное, они с Ниной к этому моменту уже поженятся. А планирует ли она выходить замуж? Пришли угрызения совести, едва он вспомнил, как сам давал себе обещания растить Джессику за городом. Может, Нина и не будет настаивать на Лондоне. Все эти размышления – что часто случалось в последнее время – опять настроили его против ее денег.

Рано или поздно ему придется решить, как к ним относиться. Придется перестать отворачиваться от них, делать вид, будто их нет. Его жизнь – да и жизнь Джессики – изменится кардинально и бесповоротно. Любая работа, например, превратится для него в удовольствие, во что-то вроде хобби.

Неужели все это случится? Находясь с нею, Пол верил в это, но, когда они расставались, недавнее прошлое начинало казаться фантазией, тем, что он выдумал только потому, что очень желал этого. И все же, если ему суждено проснуться, прийти в сознание после долгого и необычайно яркого сна, не получится ли так, что возвращение в реальную жизнь тоже удивит его?

Гарнет вдруг сообразил, что Джессика опаздывает. Была четверть пятого. Он выдернул себя из другой жизни. А могла она поехать с Дебби, не предупредив его? Дорин обязательно предупредила бы. Он взял трубку и набрал номер мамы Эммы, уверенный, что на том конце не ответят. Телефон стоял у того окна, из которого было видно дорогу, и он уже собирался положить трубку, когда Шейла ответила после четвертого гудка.

– Сегодня не мой день. – Тон был обиженный, Пол понял это сразу. Либо он что-то сделал не так, либо он что-то недоделал, но что именно, он не знал, а мама Эммы принадлежала к тем женщинам, которые предпочитают лелеять свою тайную обиду, чтобы потом открыто выразить ее.

– Она поехала с Гарриет, вы не знаете?

– Нечего меня спрашивать. Я знаю, что сегодня не мой день. Что это не моя ответственность.

Мама Гарриет не отвечала. Такого раньше не случалось, но сейчас казалось вполне возможным, что мама Гарриет по дороге домой заехала за покупками и взяла с собой девочек. Вероятнее всего, подумал Пол, что сегодня был его день, но он просто забыл, и бедная Джессика сейчас бредет домой пешком.

Дорога абсолютно безопасна, ему не о чем беспокоиться, погода теплая, светло; конечно, для семилетнего ребенка путь длинный, но движение несильное, да и поросшая травой обочина достаточно широкая. При скорости не более двух миль в час она уже сейчас должна быть у входа в аллею. Нет смысла брать машину, чтобы встретить ее. Пол подумал, что уже места себе не находил бы, если бы такое случилось с Ниной, если бы она куда-нибудь поехала и задержалась; он представил, какой страх охватил бы его – только Нина никогда не выезжала из дома одна.

Нужно открыть ворота. Это можно сделать из дома, а можно и дойти до ворот по Кремневой аллее. Из дома он этого делать не будет, не сейчас. Парк казался совершенно пустым. Прежде парами или поодиночке пробегали кролики, постоянно вокруг было множество птиц: голуби, стаи красноногих куропаток, сороки – одна к беде, две к радости, вспомнил он деревенскую присказку, – толпы скворцов. Но сейчас не было видно ни птиц, ни кроликов. И даже ветер не шелестел плотной листвой. Тишина была полной.

Парк купался в солнечном свете, вдали подернутый дымкой лес казался фиолетово-голубым. В бледном небе плыли прозрачные облачка, похожие на редкие брызги. Если дочь идет пешком, ей пора уже быть дома. Пол посмотрел на часы: без двадцати пяти пять. Миновал час с тех пор, как дочь вышла из школы, – пятьдесят минут, если точнее. Гарнет спросил себя, как он может утверждать, что ей ничего не угрожает, ведь ей всего семь, – и впервые он похолодел от беспокойства.

Ее нигде видно не было. В обоих направлениях – а видно было далеко – дорога была пуста. В поле напротив гнедая лошадь щипала соцветия кокорыша[58]. Когда Пол шел за машиной, с дерева, раскинувшего ветви над домом, слетела сорока, уселась на крышу зимнего сада и задергала вверх-вниз хвостом. Сорока была одна. Гарнет сказал себе: пусть прилетит еще одна, хотя бы одна, одна, чтобы получились две для радости, и тут же обозвал себя суеверным дураком. Его задача – выехать на машине и разыскать Джессику, а не думать о каких-то там птицах и знамениях.

Когда он вошел в дом, зазвонил телефон. Мама Гарриет, подумал он. Слава богу! Сломалась машина. Ну, естественно. Он взял трубку.

Чужой голос, который он никогда не слышал, с аристократической изысканностью сказал:

– Мистер Гарнет? Джессика у нас. Не звоните в полицию, хорошо? Если вы это сделаете, мы сразу же убьем ее. Все мы совершенно равнодушны к детям, так что колебаться не будем.

Пол заговорил хрипло и почти неслышно, как будто его душили:

– Кто вы?

– Прошу прощения? Я не очень хорошо вас понял.

– Кто вы? Что вам нужно от Джессики? У меня нет денег, я не могу заплатить выкуп.

– О, еще рано вести речь о выкупе. Как бы то ни было, мы об этом позаботимся. А в настоящий момент нас интересуют исключительно переговоры.

– В каком смысле?

– Я перезвоню вам, – сказал голос, – через полчаса.

Сколько же аномалий в жизни! Сандор только что научил меня этому слову, и я уже вижу, как оно полезно. Например, вы предполагаете, что такие, как я, любят детей. У меня было плохое детство, никто из тех, кто выполнял роль моих родителей, не любил меня. И вот вы ждете, что я буду сочувствовать детям, которым плохо, вы ждете, что я буду заботиться о них, а я не сочувствую и не забочусь. То, что я чувствую к ним, близко к равнодушию, что-то в этом роде. Я вынужден был мириться со всем, так почему они не могут? Вероятно, если у меня когда-нибудь появятся собственные дети, что вполне возможно, у большинства появляются собственные дети, я буду обращаться с ними так же плохо, как обращались со мной, так уж устроен мир.

У Тилли такие же взгляды. И это тоже естественно. Только почему-то считается, что женщина будет другой. Ну, это еще одна ошибка, что женщины мягче, добрее, нежнее, щепетильнее, что ли, чем мы. Ничего подобного. Именно мужчине приходится давить в себе эти качества, чтобы стать хорошим начальником. Тебя не так сильно будут мучить угрызения совести, если ты сможешь убедить себя в том, что твои рабы в моральном плане лучше тебя, говорит Сандор.

Красный свет от светофора падал на лицо Тилли. Я оглянулся на нее и подумал: «Медуза». Однажды Сандор читал книжку о греках и пересказывал мне истории из нее, он рассказал мне о Медузе, женщине, у нее лицо превращало людей, смотревших на нее, в камень, а вместо волос у нее были змеи. Глаза Тилли блестели, а волосы казались живыми. Светофор переключился на зеленый. Я вынужден был ехать дальше. Она принялась рассказывать нам свой план, причем не без удовольствия, как будто она была голодна и расписывала свое любимое блюдо.

• Предыдущая
• 45/67
• Следующая