Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина - Страница 19
- Предыдущая
- 19/55
- Следующая
– Нет-нет, нисколько! – поспешила возразить я. – Это очень даже хорошо, что вам есть с кем разделить свое горе. Танюша, я и не представляла, что у нас в городе существует такая организация.
– Я и сама не представляла! Наверное, пока сам не столкнешься с несчастьем, не сможешь понять другого.
Я сделала вид, что не заметила завуалированного упрека, содержащегося в словах подруги. Люди, пережившие несчастье, – не меньшие эгоисты, чем те, кто никогда ничего подобного не испытал. Наверное, это в натуре человека: Таня, лишившись дочери, считает и меня косвенно виновной в этом несчастье, потому что мой ребенок, к счастью, жив и здоров и мне не пришлось стоять у его гроба с чувством полного бессилия. Кроме того, моя профессия с некоторых пор наверняка не может не вызывать у Тани аллергию, ведь Эля умерла от рук моей коллеги! И все же я немного волновалась за подругу. Несмотря на широкое распространение подобных обществ психологической помощи за границей, мне всегда казалось, что на российской почве они обретают несколько другую направленность, связанную скорее с материальным, нежели с моральным аспектом.
– Да не бойся ты! – рассмеялась Таня. – Если хочешь, сама приходи в клуб: ближайшая встреча состоится в эту субботу, и мы выезжаем на пикник в Павловск. Надумаешь – позвони.
Надо же – пикник! Мне казалось, что «Начни сначала» – объединение скорбящих людей, а это, оказывается, чуть ли не клуб по интересам… Надо бы и в самом деле туда наведаться и, если что, пока не поздно, вытащить приятелей из этой непонятной организации.
Мы, как обычно, собрались «У Потапыча»: дело, порученное нам Карпухиным, официально не имело отношения к ОМР, поэтому Лицкявичус решил отказаться от встречи в офисе. Кроме того, наступил конец рабочего дня, и все были голодны, а лучшего места, чем «Потапыч», для утоления одной из основных человеческих потребностей и придумать нельзя. Как водится, я опоздала, и все уже находились на месте.
– Ну наконец-то! – сердито сказал Лицкявичус. – Теперь можно и поговорить!
– Ладно тебе, Андрюш! – отмахнулся майор. – Она же не с курорта приехала, а с работы.
Я благодарно улыбнулась Карпухину. С некоторых пор язвительные замечания главы ОМР перестали оказывать на меня сколько-нибудь серьезное действие. Поэтому я беззаботно поздоровалась со всеми и опустилась на свободное место между патологоанатомом и Никитой.
– Начинает тот, кто проштрафился, – сказал Карпухин, подвигая ко мне блюдо с пирогами, которое принесли в ожидании основного блюда. – Закусывайте, Агния, и рассказывайте!
Я кратко изложила присутствующим все, о чем мне удалось узнать, причем Лицкявичус начал хмуриться в тот самый момент, как я перешла к рассказу о своей встрече с мужем погибшей Устименко. Карпухин сделал вид, что к нему это не имеет отношения, но я подозревала, что глава ОМР еще проведет с майором «разъяснительную беседу» по этому поводу. Как только я закончила, Карпухин сказал:
– Я тут встретился с любовником Юлии Устименко, Егором Лычко. Он по-прежнему проживает в квартире, принадлежавшей Юлии, так как некому его оттуда выселить: мать Анатолия умерла, а сам он находится в колонии.
– Вот вам и мотив для убийства! – воскликнул Никита. – Юлю грохнул, свалил все на мужа… Конечно, этот Егор не мог предвидеть, что мать Устименко помрет, но что беспомощная старуха в любом случае могла бы ему сделать? Это Егор Лычко, точно говорю!
– Так-то оно так, – вздохнул майор, – но в этом случае, к сожалению, мы рискуем пойти на поводу у самой очевидной версии, как и было сделано в случае с Анатолием. А как, простите, быть с другими убийствами? Ты что, Никита, предполагаешь, что наш маньяк – это именно Егор Лычко?
– Невозможно! – тут же возразил Павел. – Если принять к рассмотрению версию Никиты, то выходит, Егор убил Юлию из корыстных побуждений, а всех остальных – просто потому, что они имели отношение к медицине? Или надо признать, что у него ко всем жертвам имелись материальные претензии, что, согласитесь, выглядит абсурдно!
– Особенно если принять во внимание, что все они опять же по какому-то странному стечению обстоятельств оказались медиками! – закончил Лицкявичус.
– А если убийство Юлии и в самом деле носило корыстный характер, а остальные совершались лишь для того, чтобы этот факт прикрыть? – предположила Вика. – Помните дело о «Виталайфе»?[3] Ведь тогда убийца угробил трех ни в чем не повинных людей просто для того, чтобы направить нас по ложному следу!
– Не забывай, Викусь, – сказала я, – что эти люди были бомжами, и с ними особых усилий прикладывать не пришлось – подмешал в водку цианид, и дело сделано! А наши жертвы – птицы совершенно другого полета.
– Да, – поддержал меня Карпухин, – и еще не стоит забывать о том, что Юлия Устименко стала далеко не первой жертвой маньяка.
– Первой, насколько я помню, погибла Анна Дурова, так? – уточнил Лицкявичус. – Что у тебя по ней, Паша?
Кобзев обстоятельно рассказал все, о чем узнал от старшей медсестры в больнице, где работала погибшая.
– Тебе удалось заполучить данные папаши умершего мальчика? – спросил Карпухин.
Кобзев кивнул и положил на стол листок из блокнота, на котором мелким почерком значились имя, фамилия и телефон с адресом.
– Рамзан Аяшев. Я пробовал ему дозвониться, – добавил психиатр, – но номер заблокирован.
– Возможно, он его сменил? – предположила я. – Но адрес-то он вряд ли смог так легко поменять.
– Я съезжу туда, – сказал майор. – Прямо сегодня, после ужина. Кстати, Агния, завтра я планирую подъехать к Владиславу Горохову.
– Кто это? – не поняла я.
– Да отец Веры Лопаткиной!
– А, это которая умерла у Юлии Устименко? Я не подумала, что у них фамилии могут быть разные…
– С мужем женщины я уже встречался. Он к больнице претензий не имеет, хотя оно и понятно: пока жена ходила беременная, паренек завел себе подружку и теперь, видать, только радуется, что с женой разбираться не пришлось!
– Подонок! – фыркнул Никита, стукнув увесистым кулаком по столу.
– А вот отец и мать Веры, похоже, много сил приложили для того, чтобы достать Юлию. Именно из-за них, из-за их бесконечных жалоб и хождений по инстанциям ее в конце концов и убрали с прежнего места работы. Так что надо бы с ними потолковать.
– Вы серьезно думаете, Артем Иванович, что престарелые, убитые горем родители могли убить акушерку? – недоверчиво спросила я.
– Сейчас, Агния, любая версия хороша, потому как на данный момент у меня нет вообще никаких! – развел руками майор.
– Ну а как дела у вас, Леонид? – поинтересовался между тем Лицкявичус у патологоанатома.
– Я, конечно, прошу прощения, – откашлялся Кадреску, – но в последнее время в нашей больнице люди мрут как мухи, поэтому у меня было мало времени – секция на секции[4]…
– Может, ОМР стоит этим заняться? – усмехнулся майор.
– Но кое-что я все-таки выяснил, – продолжал Леонид, пропустив мимо ушей реплику Карпухина. – Как вы понимаете, у патологоанатома вряд ли могут быть враги среди пациентов, поэтому я больше интересовался коллегами Родиона Кудрявцева. Как оказалось, у него был ассистент Семен Суворов, которого Кудрявцев сначала привечал, а потом внезапно выгнал. Никто не знает, на какой почве вышла у них ссора, но парень наверняка затаил злобу. Правда, встретиться с ним я не успел, а телефон мне дали только домашний – по нему я этого Суворова не застал.
– Я займусь, – сказал Карпухин. – Что у нас по Богатиковой?
– Ну, – сказал Никита, раскрывая блокнот, – у этой-то врагов было полным-полно!
– Еще бы – главврач все-таки! – ухмыльнулся Кобзев.
– Тетка она была, надо сказать, мерзопакостная, – продолжал Никита. – С людьми обращалась как с мусором…
Мне вдруг пришла мысль, что все главные врачи почему-то похожи – надо же как интересно!
- Предыдущая
- 19/55
- Следующая