Адмирал Де Рибас - Сурилов Алексей - Страница 3

• Предыдущая
• 3/84
• Следующая

– Возможно.

– Мне нужен, ваше величество, для исполнения должности фельдегеря исправный молодой офицер, отличный умом и находчивостью, наученный владеть конем и шпагой, преданный долгу.

– Есть такой офицер, Андре.

– Кто он? В какой мере я могу положиться на него?

– Уже упомянутый нами сын нашего министра. У него есть эти качества и он достаточно нами испытан. Я готова поручиться за него. Извольте сесть, Андре, и оставим скучные дела. Мир непрочен, жизнь непродолжительна.

– Что король?

– До его величества нам нет дела. У короля свои заботы и свои развлечения. Я дочь великой императрицы Австрии Марии-Терезии и сестра королевы Франции. Женщины нашего рода во всем независимы. Они повинуются своей воле.

– Я у ног вашего величества.

– Ну зачем же у ног, Андре. У меня есть и нечто более привлекательное.

– О, ваше величество…

– Не ваше величество, а Каролина. Здесь нет королевы и нет посла некоего иностранного двора. Я, Андре, женщина, вы – мужчина. Развяжите мне шнурок.

– Но…

– Что но? Не звать же мне камер-фрау, когда мы с вами тет-а-тет? Извольте снять мне башмачки. И погасите свет, достаточно и того, что в окне. Нынче полнолуние. Признайтесь, Андре, вы завидуете Орлову?

– С чего бы?

– У нее смазливая мордашка и еще кое-что, к чему вы, мужчины, неравнодушны.

– Пусть он завидует мне.

– Вы льстите?

– Нисколько. Вы прекрасны, Каролина.

– Вам это знать.

– Я люблю вас, Каролина.

– Любите меня, Андре, как прежде. И не думайте, будто с вами делить ложе супруга короля. Я вся ваша и только ваша. Вы мои друг и мой супруг.

Зима в средней Италии как обычно была мягкая. Снежок, принарядивший в белое одеяние все вокруг, стал таять, тянувшиеся вдоль дорог поля были вновь в яркой зелени трав. Под копытами коней и колесами экипажей хлюпала талая вода. Дорогу перебегали разные зверушки. Должно быть, они грелись в лучах стоящего в зените не по – зимнему теплого солнца.

Карета герцогини Валдомирской во весь дух неслась из Неаполя в Пизу. За каретой следовал конвой из десяти всадников в одежде на польский манер, что, впрочем, ни у кого не вызывало удивления, поскольку Италия была наводнена поляками, которые не признавали российского ставленника Станислава Понятовского королем в их отечестве. В карете, куда была впряжена четверка гнедых лошадей цугом, с форейтором, сидела юная красавица герцогиня Валдомирская и ее верная служанка Франциска.

Было заметно, что герцогиня Валдомирская довольно утомлена длительным путешествием и не чаяла конца пути.

День был праздничный и Пиза с ее знаменитой в Тоскане башней и не менее знаменитым собором встретила герцогиню перезвоном колоколов. Экипаж и конвой направились в палаццо Нерви, нанятый для приема и поселения знатной дамы. Адмирал Орлов весь был в нетерпеливом ожидании встречи с герцогиней.

Когда экипаж остановился, стремянка кареты была спущена и дверца открыта матросом по знаку щеголеватого майора флотской службы. Он предложил герцогине руку, представился Христенеком и заявил о готовности служить достопочтенной даме.

Герцогиня и ее верная служанка отправились в отведенные им покои.

Разоблачившись от верхней одежды, Валдомирская прошла в ванную комнату. С помощью служанки она сняла платье, испытующе оглядела свое обнаженное тело в напольное венецианское зеркало, затем опустила одну за другой ее грациозные ноги в жемчужную воду, которой была наполнена ванна белого мрамора, встроенная заподлицо в мраморный же пол. Из перламутрового флакона Франциска влила в ванну зеленое благовоние, которое наполнило пространство комнаты до крестового потолка, выложенного цветной мозаикой.

Служанка распустила пышные каштановые волосы госпожи и стала натирать ей голову пенным бальзамом. После омовения головы герцогиня долго нежилась в ванне, переворачиваясь с боку на бок. Она обожала купания, погружение в теплую ласковую воду, когда ее молодое здоровое тело охватывала нега, и она наслаждалась совершенством дарованной ей Господом натуры.

После омовения, расчесывания и осушения головы, натирания тела благовониями, герцогиня еще и еще раз оглядела себя в напольное венецианское зеркало и пришла к тому, что она положительно хороша.

Совершенно нагая, она направилась в комнату, примыкавшую к ванной. Здесь служанка приступила к ее одеванию, извлекая из сундука дорогие наряды, которые были в соответствии с модой и тонким вкусом герцогини.

Шелк, бархат, парча, тонкий цветной сафьян туфелек, золотые, бриллиантовые украшения на совершенном теле красавицы были в гармонии, опять же свидетельствующей о тонком понимании герцогиней Валдомирской красоты и изящества.

В гостинной герцогиню ждал майор Христенек в парадном мундире, обильно украшенном галунами и разными отличиями за службу. При появлении здесь Валдомирской он почтительно встал.

– Мадам, – сказал Христенек с завидной важностью, – честь имею передать волю его благородия адмирала Орлова видеть вас с ним пол венцом по православному обряду. Его благородие желает иметь вас мадам, своей супругой и весьма надеется, что встретит в вашей особе ответные чувства, кои должны сопутствовать вам в предстоящей жизни с его благородием. Адмирал Орлов переживает, любовь к вам, сеньорита со времени первой с вами встречи.

Герцогиня словно бы не веря словам только что ей сказанным испытующе поглядела в глаза Христенеку. Не найдя в них ничего, что свидетельствовало о лукавстве, она знаком пригласила Христенека сесть.

– Я бы хотела знать, – сказала герцогиня, – ведомо ли адмиралу Орлову, что его бракосочетание может навлечь на него немилость Екатерины, что он потеряет главнокомандование над Средиземноморской эскадрой и все свое имущество в России, что это может обойтись ем свободой и жизнью? Достаточно ли адмирал Орлов обдумал сей поступок свой?

– Мадам, это вопросы к его благородию.

– В таком случае прежде чем пойти под венец, я желала бы иметь встречу с адмиралом Орловым, поставить об этом адмирала в известность тотчас и получить его ответ.

В эту ночь Валдомирская улеглась в постель поздно и долго не могла уснуть, несмотря на усталость и трудный день. Сон ее был тревожным, сновидения кошмарные… Мрачный город, толпища обезумевших от ярости людей, мрачные всадники с саблями наголо, на деревянном возвышении палач в пурпурной одежде и черной маске, приклоненная к плахе голова жертвы. Взмах секиры – и голова несчастного, под рев черни, катится к ногам палача. Из обрубка обезглавленного туловища изливается кровавый поток. Толпа беснуется, толпа безумствует.

– Такова будет участь каждого, кто подымет руку на престол, законно принадлежащий государыне нашей императрице Екатерине II, – звучный голос глашатая перекрывал истеричные вопли толпы, опьяненной запахом крови.

Валдомирская металась в постели, от кошмара, однако, уйти не могла. Палач поднял отрубленную голову.

Остекляневшие широко открытые глаза на лице, искаженном смертной гримасой, словно бы сошлись с глазами Валдомирской. Холодная жуть разлилась по сведенному конвульсиями телу. Она застонала, но опять же не проснулась. Ее продолжал мучить кошмар. Она металась, словно бы в горячечном бреду и звала… маму, которая являлась к ней только во сне, которую она никогда не видела наяву. Образ матери был всегда с ней, образ, созданный ее воображением и пониманием того, что мама у нее непременно есть уже потому, что она, Валдомирская, окружена заботой невидимой мамы, и понимала, что такая забота может быть едино только от матери.

Палач продолжал держать отрубленную голову Пугачева – самозванца, твердившего, что он законный царь всероссийский Петр III. Пугачев стремился к царской короне и угодил под топор палача.

– О, Господи, – застонала Валдомирская.

Еще вчера она завидовала его громкой славе в России, и вот она – слава эта в кровавом образе злодея, казненного под рев беснующейся черни.

• Предыдущая
• 3/84
• Следующая