Бакунин - Демин Валерий Никитич - Страница 66
- Предыдущая
- 66/94
- Следующая
Что из того, если на месте прежних дворян или представителей третьего сословия у рычагов управления окажутся вдруг рабочие и крестьяне? Первое время они, так сказать, — по инерции, еще как-то будут вспоминать и заботиться о народе, не забывая, конечно, и про себя. Но вскоре все, начиная с самых верхов, перессорятся, и на первый план выдвинутся личные шкурнические интересы. Одним словом, начнут вести себя, как пауки в банке. Закончится же все это смертоубийством — кто кого. Типичный пример — якобинцы в 1793 году. Те же, кто уцелеет, быстро позабудут об исходных принципах или превратят их в пустые лозунги для обманутого народа и создадут себе же на погибель сверхбюрократического монстра с жесточайшей системой регламентации и запретов.
Вот почему после победы революции, в которой будут участвовать все без исключения прогрессивно настроенные силы, «государственно-бюрократическую машину» нужно тут же сломать, традиционные управленческие ячейки с их ненасытным, как саранча, классом чиновничества ликвидировать, а вместо них ввести немногочисленные, избираемые народом, публично подотчетные ему, сменяемые в любое время вольные союзы и ассоциации. Если говорить совсем кратко, марксисты хотели завоевать власть, а бакунисты — ее уничтожить. Кроме того (с точки зрения Бакунина), Маркс, Энгельс и их адепты чересчур увлеклись весьма абстрактными понятиями вроде общественно-экономической формации, общественного бытия и общественного сознания, общественных отношений, базиса, надстройки и т. п. Русского же революционера в первую голову занимали совершенно иные проблемы: как уничтожить деспотизм, насилие, принуждение как таковые, как сделать так, чтобы свобода раз и навсегда стала ведущим принципом человеческого общежития. А есть ли на свете больший враг всякой свободы, чем государство?
В любом случае Бакунин отстаивал приоритет личности, а не государства (какое бы содержание в это понятие ни вкладывалось). Ибо государство — всегда насилие над личностью, над свободой, над здравым смыслом. «В этом весь вопрос, господа, — обращался он к читателям. — Так как государство — это насилие, угнетение, эксплуатация, несправедливость, возведенные в систему и ставшие основными условиями самого существования общества. У государства, господа, никогда не может быть морали. Его мораль и его единственная справедливость — это высший интерес своего собственного сохранения и своего всемогущества, интерес, перед которым все, что есть человеческого, должно склоняться. Государство — это само отрицание человечества. Оно является таковым вдвойне: и как противоположность человеческой свободе и человеческой справедливости (внутри), и как насильственное нарушение всемирной солидарности человеческой расы (за своими пределами)».
В конечном счете, так называемый интерес государства при ближайшем рассмотрении оказывается интересом элиты и бюрократии, коим в высшей степени наплевать на интересы широких народных масс. Каждый отдельно взятый госслужащий-бюрократ и бесчисленная орда мздоимцев — естественный тормоз социального прогресса; от них следует избавиться как можно скорее. Чиновники — бездушные придатки «государственно-бюрократической машины» — не нужны в принципе, поэтому их необходимо гнать поганой метлой, а состоящее из них бюрократическое чудовище уничтожить. А кто главный нарушитель личной свободы? Опять же государство в лице своих неисчислимых «церберов» — госслужащих разных рангов! Для того чтобы прийти к такому выводу, вовсе не обязательно провести десяток лет в тюрьме и ссылке.
Особо Бакунин предостерегал от узурпации власти и установления новой диктатуры со стороны ученого сословия: «<…> Под управлением народным они [марксисты] разумеют управление народа посредством небольшого числа представителей, избранных народом. Всеобщее и поголовное право избирательства [так!] целым народом так называемых народных представителей и правителей государства — вот последнее слово марксистов, так же как и демократической школы, — ложь, за которою кроется деспотизм управляющего меньшинства, тем более опасная, что она является как выражение мнимой народной воли. Но эти избранные будут горячо убежденные и к тому же ученые социалисты. Слова “ученый социалист”, “научный социализм”, которые беспрестанно встречаются в сочинениях и речах лассальянцев и марксистов, сами собою доказывают, что мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократией действительных или мнимых ученых. Народ неучен, значит, он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен в управляемое стадо. Хорошо освобождение!»
Не говоря уже о метафизике вообще, продолжает Бакунин (ею даже в эпохи самого блестящего процветания занимались буквально единицы), наука в более широком смысле слова в настоящее время доступна только меньшинству. Например, у нас в России на восемьдесят миллионов жителей сколько насчитается серьезных ученых? — спрашивает «апостол анархии». И отвечает: людей, толкующих о науке, можно, пожалуй, насчитать тысячи, но сколько-нибудь знакомых с ней не на шутку вряд ли найдется несколько сотен. Но если наука должна предписывать законы жизни, то огромное большинство, миллионы людей должны быть управляемы одною или двумя сотнями ученых, в сущности, даже гораздо меньшим числом, потому что не всякая наука делает человека способным к управлению обществом. А много ли таких ученых не только в России, но и во всей Европе? Может быть, двадцать или тридцать человек! И эти двадцать или тридцать ученых должны управлять целым миром! Можно ли представить себе деспотизм нелепее и отвратительнее этого?
Будем уважать ученых по их заслугам, заключает Бакунин, но для спасения их ума и их нравственности не должно давать им никаких общественных привилегий и признавать за ними другого права, кроме общего права свободы проповедовать свои убеждения, мысли и знания. Власти им, как никому, давать не следует, потому что кто облечен властью, тот по неизменному социалистическому закону непременно сделается притеснителем и эксплуататором общества.
Сосредоточение верховной власти в руках немногих, считал Бакунин, одинаково недопустимо и пагубно как в масштабах целого государства (где она уже закреплена многовековой традицией и должна быть разрушена), так и в масштабах отдельно взятой организации, наподобие хотя бы Интернационала. «<…> Мы убеждены, — писал он в одной из франкоязычных швейцарских газет, — что, если Международное товарищество рабочих будет разделено на две группы: одну, заключающую в себе громадное большинство и состоящую из членов, вся наука которых будет состоять только в слепой вере в теоретическую и практическую мудрость своих вождей; и другую, состоящую только из нескольких десятков правителей, — это учреждение, которое должно освободить человечество, превратится само в некоторого рода олигархическое государство — худшее из всех государств. Это прозорливое, ученое и искусное меньшинство, которое примет на себя всю ответственность и права правительства, тем более самодержавного, что его деспотизм заботливо прячется под внешней оболочкой учтивого уважения к воле и решениям, всегда им самим продиктованным, этой якобы народной воле; это меньшинство, говорим мы, повинуясь необходимости и условиям своего привилегированного положения и подвергаясь общей участи всех правительств, постепенно будет становиться все более и более деспотичным, зловредным и реакционным. Международное товарищество рабочих только тогда может стать орудием освобождения человечества, когда оно прежде само освободится. <…>».
Конечно же Бакунин понимал определяющее значения экономического фактора в общественном развитии в целом и в социальной революции в частности. Его высказывания не оставляют на сей счет никакого сомнения; «Мы убеждены в том, что если бы — по предписанию Марата и по значительно более скромному и грозному выполнению Робеспьера и Сен-Жюста — мы снесли сто тысяч и более голов, то этим мы ничего не достигли бы; в то время как, напротив, если смело и основательно взяться за экономическую реорганизацию общества и при этом устранять со всей необходимой для того энергией все, препятствующее превращению социальной несправедливости в справедливость, — мы создали бы новый мир».
- Предыдущая
- 66/94
- Следующая
