Сходняк - Бушков Александр Александрович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая

– А, привел!

Голос показался Карташу смутно знакомым.

– Ты их так в мешках и волок, что ли, через все долины и взгорья? Ну ты даешь! Иногда я с тебя удивляюсь. Любишь воротить секретность где ни попадя. Давай-ка, в общем, снимай с них бурдюки, а то они у тебя стоят, словно висельники.

Наконец-то опостылевший мешок сняли. В нос, привыкший за последние часы к духману мешковины и табака, ударил сильный запах мужского пота и кожи. Оно и неудивительно – «прозрев», Карташ обнаружил, что они находятся в спортзале. Посреди зала возвышался боксерский ринг, откуда доставленных пленников внимательно рассматривал, облокотясь на угловую стойку, человек в боксерских перчатках. За ним рисовался еще один спортсмен, у коего на руках были плоские кожаные краги для отработки ударов. Ну и в самом зале, где по всем углам висели боксерские «груши», хватало народу. В основном лица мужескаго полу, из которых большинство сидело на лавках, трепалось друг с другом и с лицами полу женскаго, кто-то работал с грушами, кто-то тягал штанги и «блины» в дальнем углу зала, кто-то прыгал со скакалкой. Кстати, хватало и дверей, одна из которых была открыта, показывая, что за ней находится тренажерный зал.

– Вот они, значит, какие, герои нации, – сказал, улыбаясь и не жалеючи для этого рта, человек в боксерских перчатках.

Н-да-а... Недаром голос показался Алексею смутно знакомым. Конечно, ожидать приходилось всего чего угодно, однако Карташ искренне и глубоко офонарел, увидев перед собой именно этого товарища. Ну вот этот-то хрен тут с какого боку?!

Короче, сего гражданина Карташ знал. А кто его в Шантарской губернии не знает, скажите на милость?! Да и по России мало найдется людей, никогда не слышавших об этом человеке и хотя бы раз не видевших это лицо. Правда, что называется, вживую и, уж тем более, вблизи лицезреть его доводилось немногим, но вот на общероссийских телеканалах одно время он изрядно помелькал, вечно улыбаясь в камеру так же широко, как сейчас улыбался Карташу с ринга. В этих самых телепортажах его неизменно сопровождал вэвэшный конвой и хвост из журналистов.

Короче, совсем не знают его разве что в глухоманских расейских уголках, где живут столь бедно, что и телевизоры-то есть далеко не у всех, а тем, у кого есть, просто некогда смотреть в голубые экраны: пахать надо, сеять, грибы-ягоды заготавливать, чинить нехитрые орудия труда и ходить за скотиной. «Обитателям тюрем и зон, выходит, он тоже не очень-то известен, – скажет кто-то уверенно, – там тоже не больно-то смотрят телевизоры». Ну вот уж нет! Уж где-где, а по тюрьмам и по зонам этого человека знали распрекрасно. Иш-шо бы не знать! Андрей Зубков был в тех кругах личностью известной. Да и не только в техкругах, как было уже сказано.

Олигарх, де-факто единоличный владелец алюминиевого комбината, совладелец чертовой кучи фирм и ширмочек... то есть, пардон за описку, фирмочек, в середины девяностых – кумир сибирской молодежи, затмевавший по популярности в подростковой среде даже борца-вольника Карелина, поскольку поднялся из самой настоящей грязи (из каких-то беспросветных бараков в поселке бывших ссыльнопоселенцев, из какой-то несусветной нищеты) в самые настоящие князи, полностью сделал себя сам, – разумеется, к своему княжению взбираясь по трупам, пройдя через несколько криминальных войн за передел, пережив уйму покушений, в которых ему просто мистически фартило, отделывался лишь синяками и царапинами... и прочая, прочая, прочая. Он мог бы вырасти в олигархов уровня Абрамовича и Дерипаски. Мог бы... но ему вовремя подрезали крылья. Или не вовремя? Без малого пять лет Зубков провел в тюряге, причем содержали его в одном из следственных изоляторов Москвы, подальше от Шантарской губернии, где законодательная и исполнительная власти к тому времени были основательно нафаршированы Зубковскими алюминиевыми денежками. Посадили же Андрея Валерьевича не за уклонение от уплаты налогов в особо крупных размерах (хотя, ясное дело, уклонялся, и как раз в особо крупных), не за карманную кражонку (что было бы в стиле воров в законе пятидесятых-семидесятых годов, где-то раз в пять лет, как велел воровской закон, обязательно садившихся по несерьезным статьям)... Нет. Сидел Зубков за подготовку покушения на губернатора Камчатки. Готовил он его на самом деле или нет, зачем ему понадобился этот губернатор, чем не угодил – сие так и осталось тайной. Но разбирающиеся в подводных течениях люди сходились на том, что, даже если б никакой подготовки к покушению в реальности не было, покушение обязательно придумали бы. Потому как – зарвался парень. Не по чину стал брать и роток начал разевать не по куску. Ну и когда Зубков всерьез засобирался в большую политику, его перехватили по пути, накрыв этой подготовкой к покушению, как бабочку сачком.

В конечном счете, то есть спустя пяток годков, дело о покушении развалилось за недоказанностью, но за те пяток годков зарвавшемуся сибирскому нуворишу московские хозяева указали на место за общим столом, рылом потыкали и вразумили: вот твое корыто, склепанное из алюминия, хлебай из него, удовлетворенно похрюкивая, а отходить от него ни на копыто не моги, иначе пятком годков уже не отделаисси. Какую уж науку вынес гражданин Зубков из сего вразумления, осталось для широких масс неизвестным, но после «выписки»олигарх ушел в тень. Наверное, прошерстив подшивки всех газет и прочесав Интернет, можно отыскать какую-нибудь не великой сенсационности информашку касательно дел Зубкова за последний год. Но Карташ не интересовался судьбой алюминиевого магната, потому и понятия не имел, как и где тот проводил время, покинув гостеприимную Москву.

И вот сейчас сей олигарх сибирского значения разглядывал с ринга Карташа и компанию, похлопывая перчаткой о перчатку. Ну да, помнится, он любитель бокса, плотно занимался им в детстве-юношестве, о чем вспоминал в каждом интервью. В тех же самых интервью собиравшийся в политику Зубков непременно разглагольствовал о том, что он стеной стоит за здоровье, он против, чтоб дети пили и курили, он горой за бокс и за прочие олимпийские виды спорта, – чем покупал сердца сибирских матерей и отцов: ведь не в наркоманы и не в алкоголики зовет, не на дурное ж дело кличет. А что до того, что Зубков пробивался наверх, к алюминиевым акциям и прочим достояниям, не через чистенькие офисы и биржи, а самым что ни на есть грязным, криминальным путем (сколотил бригаду в городе N-ск, быстро подмял под себя N-ск, возглавил приход окрепших молодых волков в Шантарск, там начал забираться выше и выше по бандитской лестнице, пополняя шантарские кладбища молодыми покойниками, выиграл войну за алюминий), так в Сибири, где каждый второй сам сидел, а у каждого первого обязательно сидел кто-то из родни, так вот там к неладам с законам всегда относились иначе, чем в остальной России. Снисходительнее относились. Разбойнику многое простится, если он будет выглядеть в народных глазах героем, а не мямлей, неврастеником или, того хуже, законченным психом. Понятное дело, Зубков, выросший в этих краях, прекрасно знал образ мыслей своих земляков и работал на него.

Итак, Андрей Валерьевич Зубков продолжал рассматривать приведенных под его олигархические очи пленников, пленники рассматривали Зубкова, окружение олигарха ждало, когда Папа соизволит насчет чего-нибудь распорядиться, но тот пока не распоряжался. А оставленные в покое боксерские «груши» все еще покачивались в разных углах спортзала.

Карташ и Маша переглянулись. Маша скроила гримасу, которую можно было перевести как «ничего себе пенки!». Значит, девочка тоже признала, к кому они попали.

– И кто у нас москвич? – Зубков прервал наконец игру в «гляделки». – Погоди, Дед, не подсказывай, сам догадаюсь.

Подсказать хотел доставивший пленников к олигарху старшой.

– Ты, чернявый, москвич! Падлой буду, ты!

Зубков вытянул руку в перчатке в сторону Карташа.

– Ну я, – вяло согласился Карташ. Просто не увидел большого смысла скрывать московскую прописку и канать под местного. Ради чего, ради какой, спрашивается, великой стратегии скрывать?..

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая