Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан - Страница 10
- Предыдущая
- 10/61
- Следующая
Несколько суетливых раздатчиц еды, одетых в белое, раскладывали щедрые порции каши по тарелкам.
Я уселась с краю одного из столов и начала жадно поглощать завтрак.
При этом я осторожно осматривала помещение, делая вид, что вовсе этим не занимаюсь. Я новенькая, так что открыто пялиться – неприлично. Не то чтобы меня это сильно беспокоило…
Однако важно было не привлекать к себе внимания. Есть вероятность, что убийца жертвы в моем дымоходе сейчас находится в этой самой комнате.
Мне придется начать расследование на пустом месте. Я огляделась в поисках Коллингсвуд, но ее нигде не было. Наверное, ей разрешили отдохнуть после испытаний минувшей ночи.
Поскольку большинство девочек уткнулись в свои тарелки, рассмотреть их лица было нелегко. Я заметила, что за едой они продолжают быстро переговариваться, едва шевеля уголками ртов, отчего мне сложно было прочитать по губам – умение, которым я обладаю. Кроме того, мне не хотелось рассматривать их открыто.
Не требовалось особенной сообразительности, чтобы догадаться, какую сенсационную новость они обсуждают. В воздухе повис возбужденный гул.
Девочка постарше, сидевшая через два стола от меня, локтем толкнула свою соседку и указала подбородком на меня. Когда они обе увидели, что я их заметила, они быстро отвернулись.
Преподавательский состав, куда входили только женщины, сидел на возвышении в дальнем конце зала, взирая на пасущихся девиц.
В центре главного стола восседала мисс Фолторн. Склонив голову и сдвинув брови, она разговаривала с моложавой женщиной с прилизанными короткими черными волосами.
Порой случаются редкие бесценные моменты, когда ты не знаешь ни одного из присутствующих и можешь изучать без предубеждения или почти без предубеждения. Не зная даже их имена, можно создать мнение, основываясь исключительно на наблюдениях и ощущениях.
С первого взгляда можно было сказать, что все преподавательницы женской академии мисс Бодикот адски серьезны. Ни капли фривольности: ни смеха, ни губной помады.
Даже за едой они тихо переговаривались между собой с серьезностью суровых судей, несущих на своих плечах бремя правосудия.
Может ли кто-то из них оказаться убийцей?
В качестве простого упражнения я попыталась угадать, какие предметы они преподают.
Женщина с короткими седыми волосами, сидящая в дальней правой части стола, почти наверняка преподавательница французского. Ее рот с приподнятыми уголками, напоминающий лук Купидона, и этот особенный легкий изгиб ноздрей выдают человека, который говорит по-французски с колыбели. Ни одна англичанка не в состоянии так складывать губы во время разговора. Мне это стало известно в ходе наблюдений за мисс Леннокс – Шанталь Леннокс, живущей по соседству с домиком викария в Бишоп-Лейси. Муж Норман привез ее в Англию в качестве своего рода военного трофея.
Она жила на Монмартре и произносила это название в нос.
Рядом с ней сидела женщина с высокими скулами и рублеными чертами лица, ее окружала аура одиночества, и казалось, будто она существует в своем отдельном мире, под невидимым стеклянным колпаком.
«Печальная, – подумала я. – Одинокая и непопулярная».
Если судить по ее лицу, я первым делом подумала, что это Милдред Баннерман, оправданная мужеубийца. (Полезное слово, означающее «убийца мужа», которому меня научила Даффи.)
Но нет. Только вчера я видела школьную фотографию мисс Баннерман в галерее выпускниц. Не могла она постареть и превратиться в такую гарпию.
Мои глаза двигались вдоль стола и справа от мисс Фолторн наткнулись на милое личико эльфа: самая молодая преподавательница в академии – это же она та девушка с фотографии? Она казалась не намного старше сестрицы Фели, которой всего восемнадцать.
«Должно быть, она выглядит моложе своих лет», – подумала я.
Не желая выдавать свой интерес, я наблюдала за ней уголком глаза, ликуя при мысли, что завтракаю вместе с убийцей. Милдред Баннерман, наконец-то!
Остальные не представляли собой ничего особенного: заурядный набор носов и подбородков, глаз и ушей.
– Добро пожаловать в Бодс, – раздался голос над моим ухом.
Это оказалась та самая девочка, с которой я обменялась рукопожатием на лестнице.
– Ван Арк, – представилась она. – Мы уже знакомы. Я буду за тобой немножко присматривать поначалу. Я староста.
Она неторопливо осмотрела зал, словно высматривая хищников. Удовлетворившись тем, что сейчас мы в безопасности, она снова обратила внимание на меня.
– Скажи-ка, у тебя случайно нет сигаретки?
– Нет, – ответила я. – Не курю. А вам разрешают? Здесь?
Ван Арк хмыкнула.
– Конечно, нет. Мы прячемся в гальюне на третьем этаже.
– Не поняла?
– Гальюн. Нужник. Сортир. Белый друг…
– Параша, – добавила я.
– Параша! Ха! Хорошее словечко! – воскликнула она, подавившись кашей.
Ван Арк сотряс спазматический кашель, и ее лицо покраснело. Руки взлетели к горлу. Дыхание превратилось в хрипящее бульканье.
Я тут же поняла, что липкий комок каши перекрыл дыхательное горло ван Арк и что она в опасности.
Ее лицо уже начало темнеть.
Я вскочила на ноги и изо всех сил заколотила ее по спине – сначала ладонью, потом кулаками.
Нельзя было не заметить, что все окружающие, даже преподаватели, примерзли к своим стульям. Кроме меня, никто не шевелился. В зале воцарилось молчание.
Неожиданно ван Арк выкашляла отвратительный комок каши, и он с шумом плюхнулся на пол.
– Ты в порядке? – спросила я.
Она всасывала воздух огромными жадными глотками. Цвет ее лица прояснялся с каждой секундой.
Ван Арк скорчила гримаску.
– Нет, – прокаркала она, – но я справлюсь… Таков обычай. Старостам не позволено болеть.
Я уставилась на нее неверящими глазами. Это шутка?
– Если мы хотя бы насморк подцепим, с нас шкуру сдерут.
Она увидела, что я ей не поверила.
– Это правда, – прошептала она. – У них есть скотобойня. За шкафом в лазарете есть потайная дверца.
– И там с потолка свисают окровавленные крюки, – включилась я в игру.
Рыбак рыбака видит издалека. У нас с ван Арк намного больше общего, чем я могла подумать.
– Именно! – ответила она. – Мясные крюки и подставки с мясницкими ножами. А цыплятам они скармливают солому.
– Или то, что у них остается от приготовления каши, – добавила я, засовывая в рот полную ложку варева и с наслаждением его пережевывая.
Ван Арк втянула воздух, и ее глаза стали большими, как блюдца.
– О-о-о! – сказала она. – Как омерзительно!
И я поняла, что произвела на нее впечатление.
Тут ван Арк схватила салфетку и начала утирать мне губы, как будто я измазалась кашей.
– Ш-ш-ш, – сказала она, прикрывая рот и делая вид, что покашливает. – Дрюс наблюдает за нами. Она умеет читать по губам.
Как ни хотелось мне похвастаться моими собственными достижениями на этой ниве, я быстро приняла решение придержать пару трюков при себе. Иногда молчание – золото.
Через два стола от нас крупная девица, та самая, которая толкала соседку локтем, – должно быть, это и есть Дрюс, – открыто пялилась на нас.
Во всем зале на нас смотрела только она. Все остальные старательно отводили глаза, как всегда делают протестанты, когда сталкиваются с коллективным замешательством. Я заметила эту черту еще в детстве, и как мне кажется, она связана с известной страусиной реакцией. Католики, наоборот, расталкивали бы других, чтобы оказаться в первых рядах.
– Пойдем-ка отсюда, – предложила ван Арк. – Мне нужен глоток свежего воздуха. Давай. У нас есть еще несколько минут до следующего звонка.
Когда мы отодвинули стулья, я намеренно повернулась в сторону Дрюс и, делая вид, что разговариваю с ван Арк, четко проартикулировала слово «прелюбодейка».
Это мое любимое слово из Шекспира. Не такое длинное, как «диффамацировать» из «Бесплодных усилий любви», которому я отдавала предпочтение прежде, однако же достаточно сложное, чтобы дать понять Дрюс: когда дело доходит до чтения по губам, она не с салагой имеет дело.
- Предыдущая
- 10/61
- Следующая