Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/46
• Следующая

Мы будто переместились из Михайловского замка в мутную и нищую канцелярию. В воздухе чувствовалась непередаваемая затхлость — даже не в воздухе, а в самом пространстве: оно было как бы прогнижено насквозь отпечатками множества недобрых душ, давно уже отлетевших в худший мир. Словно здесь столетие за столетием варили и ели кислые щи, думая о всякой мерзости, — а потом кто-то положил в кастрюлю яд, все едоки померли, но их темные мысли так и остались висеть в воздухе.

Главным, однако, была не эта вековая затхлость, а невыразимое ощущение распада, куда более фундаментального, чем материальный. Я слышал, что чем-то подобным бывают отмечены прикосновения к тайнам Ветхой Земли. Может быть, я на Ветхой Земле? И ужас заключается именно в этом?

Я испугался, что со мной случится дурное. Словно почувствовав эту мысль, мой проводник повернулся и сказал:

— Прошу простить, Ваше Величество, — я забыл напомнить, что эта прогулка для вас безвредна. Вы как бы спите и видите сон. Вы будете находиться в моем обществе ровно столько, сколько сочтете нужным — и сможете вернуться в ротунду в любой момент. Не волнуйтесь.

Похоже, страх был знаком и прошлым Смотрителям.

В коридор, где мы шли, выходило множество дверей, обитых черной дерюгой. Толкнув одну из них, мой провожатый нырнул внутрь, пригласив меня следовать за ним.

Войдя из полутьмы в свет, я понял, что теперь вижу его вполне отчетливо. Это был мужчина лет шестидесяти или семидесяти, седобородый, в темной кофте с широким горлом, действительно похожим на голенище. Еще на нем были свободные серые брюки и черные туфли с маленькими пряжками.

Он совершенно не походил на призрака — а напоминал, пожалуй, пожилого сельского учителя или ушедшего на покой мелкого чиновника… С другой стороны, я никогда прежде не видел призраков — может быть, именно так они и выглядят?

Комната его, маленькая и неудобная, вся была пронизана эманациями ветхого распада. Почти половину ее занимал письменный стол, где лежало множество папок — и стоял громоздкий вычислитель с клавиатурой на витом проводе: у нас благодать иссякла в таких моделях лет десять назад (я сразу уверился в техническом превосходстве Идиллиума над Ветхим миром).

Усевшись за стол, Алексей Николаевич указал на удобное, но очень старое и засаленное полукресло напротив, а сам открыл небольшую железную коробочку и вынул из нее шприц.

— Прошу извинить, Ваше Величество, — сказал он, пряча глаза, — я знаю, что вы здесь, но все еще не вижу вас. С вашего позволения, я введу себе расширяющий сознание препарат — и смогу воспринимать вас лучше… Не так отчетливо, как вы меня, но все же…

Быстро закатав рукав, он сделал себе укол. Несколько минут после этого он раскачивался на месте, закрыв глаза. Постепенно лицо его покраснело, морщины разгладились, и я физически ощутил, что ему стало легче — было такое чувство, что сквозняк постепенно выдувает из комнаты заполнявшую ее тоску.

Алексей Николаевич широко открыл глаза, а потом закрыл их — и несколько раз повторил это упражнение, глядя в мою сторону.

— Вот, — сказал он. — Хорошо. В этом году я не различаю вашего лица, но вижу силуэт. Впрочем, неважно. Я чувствую вас, Ваше Величество. Так же безошибочно и несомненно, как и прежде. Это вы — и я счастлив, что вы решились посетить меня после такого долгого перерыва. Поскольку вы имеете свойство забывать о наших встречах, я напомню, как обычно строится наше общение…

Он спихнул папки с бумагами прямо на пол, нагнулся — и осторожно поставил на стол странного вида приспособление, стоявшее прежде у стены.

Устройство напоминало таблицу для проверки зрения: это был большой прямоугольник с буквами алфавита — не то из твердого картона, не то из фанеры. Под каждой буквой помещался кружочек фольги, аккуратно разделенный надвое — между серебристыми половинками был тоненький зазор.

От кружков фольги отходили тонкие жилки, ныряли в пучок других жилок и спускались вниз. По краям таблицы, словно оттопыренные уши, торчали два круглых выступа. Там помещались такие же разрезанные надвое круги фольги со словами «Да» и «Нет», только большие. От них тоже отходили провода.

Такое произведение искусства вполне мог бы создать какой-нибудь прогрессивный художник — протестуя, например, против «растления невинных душ в гареме языка» (я видел нечто похожее на художественной выставке под патронажем Железной Бездны). Но Алексей Николаевич художником явно не был.

Нижняя часть его картонной инсталляции выглядела совсем странно: там были провода и катушки с медной ниткой, мелкие пестрые кубики, разноцветные цилиндры и почему-то особенно приглянувшиеся мне кусочки стеклянного бисера в цветных точках, похожие из-за пронзающей их проволоки на брюшки замученных стрекоз. И все покрывал слой праха, напоминающего жирный тополиный пух.

Я ждал объяснений, но Алексей Николаевич, на несколько минут забыв про меня, принялся настраивать это таинственное устройство. Сперва он присоединил его к своему вычислителю черным шлангом — а потом, поглядывая на экран, стал шлепать пальцами по клавиатуре и тихо материться (отчего во мне окончательно пропал всякий страх, и я даже ощутил некое подобие уюта).

Наконец он посмотрел в мою сторону (я знал теперь, что он не прячет глаза, а просто не видит моих) и сказал:

— Ваше Величество, все готово. Обычно мы общаемся следующим образом — я задаю вопрос или делаю утверждение, а вы касаетесь рукой слов «Да» или «Нет». Если вы пожелаете, можете ответить другим способом, касаясь по очереди букв алфавита. Давайте проверим, как работает связь.

Он уткнулся в экран своего вычислителя.

— Пожалуйста, коснитесь слова «Да».

Картонка с буквами была совсем близко — мне не пришлось даже вставать. Я поднял руку… И увидел, как мои пальцы прошли сквозь серебристый кружок со словом «Да».

Я похолодел от ужаса — но сразу вспомнил, что Алексей Николаевич назвал происходящее со мной сном. Я, судя по всему, находился на Ветхой Земле — наверно, туда можно было попасть лишь таким образом? Если это и не сон в обычном смысле, то нечто похожее… Но как тогда я могу ходить? И сидеть в кресле? Впрочем, у снов ведь своя логика.

— Теперь слова «Нет».

Я выполнил просьбу.

— Теперь, пожалуйста, букв «А» и «Я».

Я сделал и это.

— Все работает, — удовлетворенно сказал Алексей Николаевич и отвернулся от своего вычислителя. — Я уже объяснял вам, Ваше Величество, принцип действия этого устройства, но вы наверняка забыли. Прикажете напомнить?

«Да», — ответил я.

— Эктоплазма, из которой вы состоите, еле заметно меняет электропроводность воздуха рядом с буквой, и это фиксирует мой прибор. Он очень чувствителен, поэтому я могу общаться с вами только ночью, когда электромагнитные поля вокруг несколько угасают. Мой собственный компьютер не мешает, он экранирован. Поэтому он, собственно, такой старенький — дешевле было бы купить новый, чем поддерживать этот на плаву. Но новые все время стучат… в смысле — кому-то что-то докладывают, радируют в десять разных разведок и поэтому постоянно что-то излучают. Разобраться в этом я уже не могу — недостает знаний. Но все это неважно, простите.

Он секунду помолчал, собираясь с мыслями.

— Итак, вы управляете ходом нашей беседы, говоря мне «да» и «нет». Если вы желаете остановить поток моего красноречия, вы касаетесь клавиш «да» и «нет» одновременно. Это означает «стоп». Если вы желаете что-то сказать или спросить, к вашим услугам клавиатура — вам достаточно начать набирать нужное слово, и я его угадаю…

Говоря это, Алексей Николаевич тер руки, поглядывал в потолок и вообще вел себя так, словно собирался с силами перед тем, как сообщить мне нечто крайне неприятное. Наконец он, видимо, решился.

— По опыту наших прошлых контактов, Ваше Величество, я знаю — вы отвергаете или забываете то, что я каждый раз вам рассказываю. Мне приходится повторять все заново, и вы, как правило, очень… расстраиваетесь. Расстраиваетесь и опять забываете. Но все равно потом соглашаетесь выслушать меня заново. Хотите ли вы узнать, что я говорил вам при наших прошлых встречах?

• Предыдущая
• 35/46
• Следующая