Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/46
• Следующая

Я подумал, что рано праздную победу. И как только я позволил этому подозрению заползти в свою голову, у него немедленно появилось множество доказательств. Я уже знал, что сейчас сам найду в себе уязвимость — но не мог остановить эту самоубийственную работу ума.

«А что, если на его рапире был яд? — пришла мне в голову мысль. — И не просто яд, а… яд, парализующий волю? Тогда я точно не смогу еще раз сделать то же самое. Ведь если этот фехтовальщик такой опытный убийца, он должен был знать, что произойдет».

Великий Фехтовальщик открыл глаза.

— Алекс, ты убит, — сказал он отчетливо. — Все снадобья на свете бесполезны…

Он все рассчитал. Даже заготовил цитату.

Я почувствовал холодную немочь, растекающуюся по моими жилам — и понял: яд теперь не остановить. Кровь уже разогнала его по телу.

Сказать, что мне стало страшно, — значит ничего не сказать. Всего минуту назад я смирился со смертью, потом чудом вырвался из ее лап, испытал ни с чем не сравнимое торжество победы — и вот приходилось умирать заново.

Партия была окончена. Я ничем не мог ответить Великому Фехтовальщику. Хотя в прошлый раз я успел. Но тогда… Тогда… Похоже, яд уже добрался до моего мозга — думать стало тяжело и как-то наждачно.

Я чувствовал, что в происходящем есть нестыковка, какая-то подлая странность — и, если бы я мог нормально соображать, то обязательно увидел бы, в чем она состоит.

Яд сковывал меня все сильнее. Великий Фехтовальщик поднялся на четвереньки и пополз к своей рапире. Похоже, я действительно чуть его не убил. Или, может быть, он просто издевался. Но теперь это не имело значения — справиться со мной мог и калека. О том, чтобы схватиться с ним снова, не было и речи.

Я повернулся и, еле переставляя ноги, побрел куда-то в сгустившуюся перед моими глазами мглу, каждую секунду ожидая смерти. Я сдался и перестал бороться. Охвативший меня упадок духа был настолько глубоким, что на минуту я даже забыл про комнату с камином, куда меня перенес Великий Фехтовальщик.

Это меня и спасло.

Через шаг или два я вдруг понял, что опять иду по дороге Смотрителей — совсем недалеко от места, где встретил своего врага. Закат уже почти отгорел, и край неба из багрового сделался фиолетовым. Здание в виде головы оказалось теперь еще ближе. До него была всего пара минут ходьбы.

Надежда вернулась ко мне — но лишь настолько, насколько позволял яд. В этом опять была какая-то подлая несообразность, но разбираться в ней у меня не осталось сил.

Происходило что-то нелепое. Я использовал открывшееся мне всемогущество удивительно бездарным образом, а спасся только благодаря позорной слабости — позволив себе забыться. Главное, я даже не знал, что таким образом можно спастись. Это было как сперва выменять право первородства на чечевичную похлебку, а затем…

— Метко вылить ее себе на известное место, — договорил у меня в голове голос Никколо Третьего. — И проснуться поваренком на кухне.

Я вздрогнул, и над моим плечом раздался его смех.

— Не переживай, — сказал он. — Ты такой не один. Через это проходят все великие повара. Много жизней подряд, ха-ха-ха…

Отлично. Никколо Третий делится со мной афоризмами житейской мудрости — а остальные Смотрители с интересом наблюдают за моей гибелью.

Ярость придала мне сил, чтобы проковылять еще несколько метров, но мои колени почти не гнулись. Яд превратил меня в хромой циркуль — я перемещался нелепыми полукруглыми шагами.

Я понял, что не дойду до цели. У меня даже не осталось сил вспомнить еще какой-нибудь из старых ужасов, чтобы тот окончательно меня добил.

Я заметил, что уже не иду по дороге, а лежу на спине.

Я не испытывал страха. Было только жаль, что я больше не увижу Юку. Я изо всех сил напряг память, и на несколько мгновений она возникла передо мной как живая.

Рядом послышалось цоканье копыт. Видимо, Великий Фехтовальщик, как и положено кавалеру, догонял меня на лошади…

И тут я услышал голос Юки:

— Алекс! Тебя подвезти?

Наверное, я галлюцинировал перед смертью. Но галлюцинация все никак не кончалась. Я увидел в темноте над собой лицо Юки. Меня коснулась ее рука — и жизнь вернулась ко мне.

Я поднялся на ноги. Кружилась голова, я плохо видел — но снова был собой. Юка помогла мне забраться на лошадь вслед за ней. Я даже не пытался сесть нормально, а просто перевалился через вздрагивающий круп.

— Тебе к этой большой голове?

Я промычал что-то неразборчивое, и Юка повезла меня к последним проблескам заката.

Чем ближе становилось огромное здание, тем лучше я себя чувствовал — будто терзавшие меня злые духи оказались, как цепные собаки, прикованы к тому месту, где я встретил Великого Фехтовальщика. Всего через сотню шагов их власть надо мной кончилась. Моя предсмертная немочь куда-то улетучилась. Мало того, когда я вспомнил про нанесенную мне Великим Фехтовальщиком рану, оказалось, что от нее не осталось и следа. Исчезла и ночная сорочка — на мне опять был мой черный мундир.

Теперь мне понятно было, почему Великий Фехтовальщик почти победил. Я сам развернул Флюид против себя, направив его по внушенному мне маршруту… Нет, какое там — даже этот маршрут был выдуман мной. Я сам проделал всю работу от начала до конца. Вот в чем заключалась мучившая меня несообразность.

От обиды я застонал.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила Юка.

— Все в порядке, — ответил я.

— Ты уверен?

— Нет, — сказал я. — Разве можно быть в чем-то уверенным?

— Это верно, — вздохнула она.

Мы были уже возле головы.

Она оказалась поистине огромна — и теперь на ней не было заметно никаких следов распада (я не сомневался, что это та же самая голова, меняющая размер и форму — и возникающая в разных местах дороги). Сейчас я мог смотреть на нее без всяких проблем. Но верхнюю ее часть скрывала темнота.

Вход по-прежнему был в шее, но выглядел он иначе: высоченная дверь, два факела по бокам… Их совершенно точно не было еще несколько минут назад — я бы заметил огни. Бронзовые привязные кольца располагались слишком высоко — пришлось бы встать в седле, чтобы до них дотянуться. Они были такого размера, что через них смогла бы пролезть и лошадь.

Видимо, живущие здесь гиганты ждали в гости только других гигантов — в число которых я не входил. Интересно, если б я пришел пешком, появились бы здесь кольца или нет?

Лошадь заржала, словно ее тоже занимал этот вопрос. Я слез на землю.

— Ты сегодня вернешься? — спросила Юка.

— Вряд ли.

— Хорошо. Я тогда буду спать.

— Спасибо, — сказал я. — Ты очень вовремя. Даже если ты просто мне снишься.

— Я думала, ты будешь ругаться, — улыбнулась она. — Скажешь, что кататься здесь нельзя.

Она сидела в седле амазонкой. На ней было легкое платье с пестрым поясом и шляпка с поднятой вуалью. Тени от факелов играли на ее лице. Она была безумно хороша.

Повернув лошадь, она поехала прочь. Когда ее силуэт скрылся в темноте, я подошел к двери и постучал. Никто не ответил. Тогда я нажал на дверь ладонью. Она приоткрылась, и я проскользнул внутрь.

Дверь выглядела тяжелой и надежной, подчиняющейся всем материальным законам — поэтому и за ней я ожидал встретить нечто понятное. Быть может, храмовый интерьер со скульптурами и фресками. Или хотя бы большую ротунду, как в Михайловском замке — можно было бы отлично разместить такую в каменной черепной коробке. Но то, что я увидел, поразило меня своей полной невозможностью.

Стена, через которую я прошел, уходила вверх, вниз и в обе стороны насколько хватало глаз — и терялась во мгле, словно я был мелкой ночной букашкой, пролезшей через дырочку в вертикальном листе бумаги.

От двери — ввысь и в пустоту — уходила широкая каменная лестница с огромными ступенями. У нее не было ни перил, ни ограждений. Далеко вверху — там, куда она вела, — фреской на невидимом потолке горел павловский крест. Улыбающееся солнце в его центре было главным источником фосфорического оранжевого света.

• Предыдущая
• 30/46
• Следующая