Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/46
• Следующая

Смотритель сделал мне знак, и я покатил его кресло вперед.

Мы не останавливаясь проехали мимо нескольких фресок: дамы на лужайке ловили большими сачками крылатый мяч, возбужденные господа в треуголках расстреливали из пушки бредущего в их сторону дракона, два примитивных монгольфьера соревновались друг с другом в скорости, роскошный корабль несся по водной воронке к разверстой пасти какого-то чудовища (румяный господин и две дамы в развевающихся платьях, стоявшие на палубе, не проявляли страха и глядели на чудище с веселым интересом).

— Месмер назвал созданное им пространство наслаждений латинским словом Idyllium. Но это не был мир, известный нам сегодня. Его иногда называли «Очарованный Остров» — в те дни он был неизмеримо меньше. Месмеру стоило больших усилий объяснить самым любознательным из своих клиентов, особенно из числа англичан, что не существует секретной карты, позволяющей приплыть к этому острову на корабле из Лондона. Доказательства у него были — на Идиллиуме происходили вещи, невозможные на Земле. Так что в конце концов Месмеру поверили даже самые опытные мореплаватели. Месмер обладал изрядным воображением, но, чтобы поддерживать интерес избалованной и пресыщенной публики, усилий одного ума оказалось уже недостаточно. Ему пришлось создать так называемую «Академию Идиллиума». В нее вошли лучшие художники и писатели того времени, объединившие усилия своего воображения, чтобы помочь в создании нового мира…

Смотритель сделал мне знак остановиться.

Фреска напротив нас изображала большую комнату с камином, где развалившиеся в креслах господа в париках и камзолах держали нечто вроде совета. В руках у них были странные массивные трубки с короткими мундштуками, а на столиках стояли бутылки и еще какие-то химического вида мензурки.

— Что это? — спросил я, указав на одну из трубок.

— Опиумная курильница. Примерно в то время, кстати, и возникло выражение pipe dream, означающее недостижимую мечту или безумный план. Разница была в том, что коллективные видения Академии Идиллиума не рассеивались вместе с дымом, а превращались сперва в эскиз, а потом, с помощью медиумов Месмера, в реальность. Правда, пока еще в условную и временную реальность. Но по сути Месмер открыл своей пастве новый мир.

И хоть мир этот был известен избранным в Европе и даже Америке, он оставался тайной для всех остальных.

— Но как можно было сохранить целый мир в тайне?

Смотритель усмехнулся.

— Тайну удавалось сохранить именно потому, что этот мир не был реальным до конца. Туда не попадали по собственной воле. Поэтому слава Месмера росла, но истинное содержание его опытов не было известно за пределами круга посвященных. Люди знали лишь то, что участники опытов Месмера переживают удивительные видения. У него появилось огромное количество имитаторов, строивших похожие чаны с железными электродами, подключенными к лейденской банке. Шарлатаны били током своих подопечных — обычно буржуа среднего достатка, — гипнотизировали их, вызывали у них грубые галлюцинации и объясняли, что это и был magnetisme. Для большинства клиентов из мелкого дворянства и буржуазии «месмеризм» был просто экзотическим способом приобщиться к высшей социальной касте…

Следующая фреска изображала здание в разрезе — во всех его этажах, в одинаковых тесных комнатенках возле чанов с электродами сидели люди, явно не относящиеся к сливкам общества. Это была, судя по всему, перерисованная и раскрашенная старая карикатура.

— Для шарлатанов и имитаторов «месмеризм» стал набором легко воспроизводимых эффектов — смесью примитивного гипноза с тем, что сегодня назвали бы шоковой терапией. Многие врачи и авантюристы пытались самостоятельно лечить магнетизмом больных. И небезуспешно — некоторые действительно исцелялись от неврозов. Что касается безумных галлюцинаций и видений, то в них у месмеристов полусвета, — Смотритель выделил последние слова насмешливой интонацией, — тоже недостатка не было, поэтому слухи о невероятных событиях никого не удивляли. В известном смысле название «животный магнетизм», как окрестили профанную часть месмеризма, очень подходило — толпу, как стадо баранов, подвели к фальшивым воротам, хотя настоящий вход в тайну был совсем рядом…

Я услышал звон колокольчика. Он раздавался где-то близко — но точного места я определить не мог.

Смотритель повернул голову, и я увидел появившийся в стене проход. Мне показалось, что Никколо Третий открыл его движением головы, зацепив взглядом часть стены и заставив ее отъехать в сторону.

В открывшемся коридоре стояли двое монахов в полевых рясах. У одного на голове была черная треуголка с золотым позументом — парадный атрибут Смотрителя. Бритую голову второго покрывали вытатуированные букли парика, как принято у монахов Желтого Флага. Он держал две связки прутьев с торчащими из них топориками.

Это были знаки достоинства Смотрителя — фасции. Раньше я видел их только на парадных портретах. Они заключали в себе эссенцию власти, и молва приписывала им неизъяснимые мистические силы (в народе верили, что прикосновение к ним лечит экзему). В образованных кругах, понятно, над всем этим смеялись.

— Друзья, — сказал Смотритель, — прошу меня извинить. У меня срочное дело, и я вынужден вас покинуть. Но в самое ближайшее время я закончу свой рассказ.

Его кресло отделилось от моих пальцев, само проехало в проход и развернулось на месте. Смотритель кивнул нам, и я подумал, что стена за ним закроется так же, как открылась. Но произошло совсем другое.

Зал вокруг нас стал стремительно сжиматься — с такой скоростью, что я почувствовал на своей коже движение воздуха. Через несколько секунд мы с Юкой оказались в крохотном круглом помещении, где еле хватало места нам двоим. Фрески съежились в еле заметные узоры на его стенах, а четыре короля в углах зала сделались просто металлическими рейками на стенах.

Мы были в лифте.

Сквозь матовую стеклянную дверь просвечивал контур кресла и два силуэта — один с идеально круглой головой, другой в треуголке… Над креслом взлетела в прощальном взмахе рука Смотрителя, и мы поехали вниз.

Потом лифт остановился, и дверь отошла в сторону.

Я увидел кусты, остриженные шарами и пирамидами. Мягкая сила как бы выдавила нас с Юкой наружу. Сзади дунуло теплым ветром, и, когда я оглянулся, никакого лифта там уже не было.

Мы стояли в саду Красного Дома — на одной из прогулочных дорожек. Садовый голем щелкал большими ножницами недалеко от нас, придавая очередному кусту идеальную геометрическую форму.

— Господь Франц-Антон в помощь, — непроизвольно пробормотал я.

Мне вдруг показалось, что все окружающее может точно так же свернуться и за секунду стать чем угодно — дворцом или клеткой. Я никогда прежде не испытывал такой острой неуверенности в происходящем. Мне стало интересно, что скажет Юка, и я поднял на нее глаза.

— Идем пить чай, — улыбнулась она. — И знаешь что? Сегодня я позволю себе целых три шоколадных конфеты.

По молчаливому уговору мы с Юкой не обсуждали услышанное от Смотрителя — и не строили предположений о том, чем может завершиться его рассказ. Вместо этого мы играли в шашки и карты.

Несколько раз она предлагала прогуляться в лес к башне. Я не соглашался: мне не хотелось, чтобы она снова мозолила глаза Никколо Третьему. Я опасался, что в этот раз Юка точно чем-то его оскорбит.

Через день или два я сходил в лес один — и не обнаружил на поляне никаких следов башни.

— Только трава и кусты, — сказал я Юке за ужином. — Ничего не понимаю. Может быть, башня была иллюзией?

— Может быть, — ответила она. — А может быть, иллюзия — что ее там нет. Откуда нам знать? Давай сходим еще раз вместе. Вдруг она снова появится?

— Тебя тянет к Смотрителю? — спросил я. — Ты хочешь его увидеть? Перебраться в его гарем? Это ведь серьезное повышение по сравнению со мной.

— Не говори глупостей, — наморщилась она. — Я не верю, что ты можешь считать так всерьез.

• Предыдущая
• 18/46
• Следующая