У обелиска (сборник) - Перумов Ник - Страница 29
- Предыдущая
- 29/126
- Следующая
Однако пришла война и спутала все прекрасные планы. Игоря призвали в первые же дни, и все, что он успел, это зачаровать косынку-оберег. Так зачаровывали галстуки членам партии. Это волшебство требовало больших ресурсов. И если б кто-то узнал, как он воспользовался служебным положением, его ждал бы трибунал, а следом и расстрел. Но Игорю повезло, все осталось в тайне, и он счел это хорошим знаком. «Она дождется, и мы будем вместе», – повторял он себе.
Ему нужна была эта уверенность – чтобы жить, чтобы бороться, чтобы оставаться человеком. Он иной раз завидовал простым рядовым солдатам: бежать в атаку с автоматом наперевес, или мчаться в танке по минному полю, или идти в лобовую атаку на истребителе – все проще, чем разрабатывать в штабе очередную тайную операцию и потом воплощать, скрываясь под чужими личинами, не имея возможности даже своим товарищам намекнуть, предупредить, становясь виновником их гибели. На счастье Игоря, многие офицеры-маги предпочитали именно тихую штабную и лабораторную работу, добровольцы идти на передовую – всегда были нужны. И он неизменно был среди первых. Некоторые его товарищи удивлялись: «Ты хороший магический инженер, ты мог бы заниматься расчетами в тылу…» «На эту работу и без меня желающих хватает» – отвечал Игорь и про себя добавлял: – Просто я должен выжить и вернуться к ней». И если бы кто-то услышал эти мысли, то решил бы, что он сошел с ума. А он честно признавался себе, что просто старается избегать сложных ситуаций, ведь на фронте все окрашено в два цвета: свой или чужой, друг или враг, герой или предатель… А чем дальше в тыл, тем неоднозначнее все становится и тем сложнее самому не ошибиться. А у него нет права на ошибку: он должен вернуться, потому что его ждут. Потому он и шел раз за разом в бой – уверенность в том, что лучшая девушка где-то там, далеко, его ждет, хранила надежнее любого щита.
Так прошли долгие четыре года. Над Берлином теперь реяло алое знамя победы. И Игорь все чаще думал о том, как он вернется, как составит заклинание, которое приведет его точно к Тане. Как подаст рапорт на перевод в Ленинград, а лет через пять и вовсе выйдет в отставку… И все будет позади. Все уже почти позади, нужно лишь вернуться из Германии на родину.
И все чуть было не сорвалось. Из-за нескольких немецких мальчишек. Игорь стал случайным свидетелем, как их арестовали, когда они смеялись над русским танком на берлинском перекрестке. Мальцы и сами испугались, когда осознали, чем может обернуться их веселье. А вечером Игорь услышал от товарища из штаба, что их приговорили к расстрелу.
– К расстрелу? – переспросил он начальника особого отдела. Ноги сами привели Игоря к нему в кабинет.
– Это вражеские диверсанты, – невозмутимо заметил тот.
– Да им же едва ли двенадцать лет исполнилось! Они оружия-то в руках не держали!
– Оружие бывает разное. И такое, что и ребенок может удержать. Вы, товарищ майор, кажется, прошли всю войну и должны были видеть подобные случаи своими глазами?
– Видел. Только сейчас уже война кончилась. И этих мальчишек я тоже видел своими глазами. И слышал – я знаю немецкий язык – они обсуждали венок из одуванчиков, который наши солдаты надели на башню танка. Им казалось это смешным. И это было смешно. Нельзя же расстреливать детей за то, что им смешно!
– Товарищ майор. – Особист поднялся. – Завтра приезжает главнокомандующий. Не хотите ли ему рассказать эту забавную историю, чтобы он тоже посмеялся? Несомненно, сейчас, когда мы в центре вражеской страны и враги еще не добиты, ему очень захочется повеселиться.
Игорь шагнул назад. Намек был более чем ясен: скажешь еще хоть слово, помешаешь продемонстрировать высшему начальству, как мы активно добиваем врага, тоже станешь одним из объектов для демонстрации – диверсант в собственном лагере будет даже выигрышнее смотреться, чем стайка немецких подростков. И какой диверсант – три медали, два ордена, за каждый щедро заплачено собственной кровью. И эта тыловая крыса прекрасно это понимает, вон уже глазки блестят в предвкушении, и он уже готов обменять немецких мальчишек на советского героя…
«Одно слово, и… Впрочем, нет», – одернул себя Игорь. Даже если он продолжит защищать мальчишек, даже если он позволит ради этого арестовать себя, их это не спасет. И стоит ли жертвовать собой ради какой-то эфемерной правды, от которой никому не будет толка? Кроме мимолетного удовлетворения, что не прошел мимо несправедливости, хоть и не смог в итоге ей помешать. Особист только порадуется его ошибке и наверняка использует ее, чтобы продвинуться по службе. Жаль, что его с собой на тот свет не прихватишь, – наверняка все дела обустроены так, что не уцепиться…
Игорь опустил руку и задел ремень кобуры… И в течение следующих десяти секунд перед его внутренним взором пронеслось, как он всаживает в особиста пулю, а затем его арестовывают. И расстреливают. А где-то там, далеко, Таня, вернувшаяся в разрушенный Ленинград и так и не снявшая заветную косынку, будет пытаться найти хоть какие-то сведения о нем. И ждать, ждать, ждать… Ведь она же обещала.
Игорь отдал честь, щелкнув каблуками, развернулся и вышел в коридор.
В октябре лужи уже подернулись корочкой льда, и он весело хрустел под колесами автомобиля. Луж на дорогах Ивановской области было много, а вот радио не ловило совсем. Игорь ехал, вместо музыки прислушиваясь к этому странному аккомпанементу. Он ехал за Таней.
Едва вернувшись в Россию, в Москву, он составил заклятье поиска. Оно быстрее подсказало бы ему, где находится обладательница платка, чем обычные справки, наведенные через официальные инстанции. И вернее. Заклятье показало, что искать надо в Ивановской области. Магический маячок был точно где-то там, хоть и очень слабый. «Наверно, косынка совсем прохудилась за четыре года», – решил Игорь и, выбив разрешение взять на пару дней служебную машину, поехал по следу.
Маячок привел его под вечер в небольшой городок, к трехэтажному дому, стоящему в глубине большого сада за высокой оградой.
«Детский дом», – прочитал Игорь надпись на табличке. Наверное, Таня, эвакуировавшись из Ленинграда с группой детей, осталась с ними тут. Она была библиотекарем, но могла бы заменить и учителя, и воспитателя. Он вспомнил, что она всегда любила детей и мечтала о своих собственных… которые бы уже были у них, если б не война. Возможно, она успела привязаться к кому-то из бедных созданий, потерявших в войну родителей, и потому сейчас работает здесь? «Мы обязательно усыновим его… или ее, – подумал Игорь, толкая тяжелую входную дверь. – Или даже нескольких. Когда я женюсь, мне выделят хорошую квартиру, места будет вдоволь».
Игорь окликнул первого встречного мальчонку.
– У вас же работает здесь Таня?.. Татьяна… Тетя Таня? – Он даже не представлял, как дети могут ее называть. – Передай ей, что Игорь ждет внизу.
Мальчишка кивнул и убежал. А через минуту спустилась женщина. Не Таня. Другая. Пожилая. И представилась заведующей.
– Вы ищете некую Таню? – спросила она.
– Да, но она не ребенок. Ей сейчас должно быть лет… двадцать семь… – сказал и сам ужаснулся – сколько ж лет, прекрасных лет, отняла у них война! – Она из Ленинграда, должно быть, эвакуировалась вместе с детьми… Возможно, она там работала с ними. Я не знаю точно ничего, кроме того что она должна быть здесь.
– Ее здесь нет.
– Не может быть. – Игорь уверенно покачал головой и сжал в руке жетон-амулет. – Не может быть, чтобы я ошибся…
– Но я, кажется, знаю, о ком вы говорите, – добавила женщина, и Игорь похолодел от прозвучавших в ее голосе печальных ноток.
– Где мне ее найти? – спросил он.
– Часть наших детей действительно из Ленинграда, – начала женщина. – Их привезли весной сорок второго. Голодных и изможденных…
– Где мне найти Таню?
– Их вывозили по Дороге Жизни, – продолжила заведующая, словно не слышала вопроса, – они попали под бомбежку. Все чудом выжили. А взрослые, которые с ними ехали, – не все…
- Предыдущая
- 29/126
- Следующая
