Гудвин, Великий и Ужасный - Сухинов Сергей Стефанович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/19
- Следующая
И все весело смеялись и потирали руки в предвкушении замечательного зрелища.
В этот вечер в театре показывали пьесу Шекспира – когда ты немного еще подрастешь, дружок, то обязательно узнаешь, какой это был великий сочинитель пьес. Дело происходило в средневековом замке на берегу моря, где жил молодой датский принц по имени Гамлет. Его в канзасском театре играл бывший пожарник, толстый усатый дядя, обожавший перед каждым представлением пропустить по две-три кружки пива. После этого он немного пошатывался, путался в своем длинном плаще и постоянно забывал слова. Публика давно уже знала эту его маленькую слабость, и потому дружно подсказывала ему – ну, как в школе иногда ребята подсказывают нерадивым ученикам.
Пьеса шла своим чередом. Гамлет, спотыкаясь, бродил по сцене и безуспешно искал свою невесту по имени Офелия. Той почему-то нигде не было видно. Позднее выяснилось, что у актрисы, игравшей эту роль, тем вечером как назло разболелся зуб, и девушке пришлось срочно поехать не в театр, а к зубному врачу.
Гамлет даже побагровел от злости. Подняв над головой волосатые ручищи, он зарычал:
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Обманщица, умри!
В зале послышался хохот и одобрительный свист. Какой-то мальчишка из заднего ряда завопил:
– Это же из другой пьесы, дядя!
Пожарник свирепо завращал глазами.
– Ну, Офелия, какая разница? Все равно придушу!
Одна пожилая дама, сидевшая в первом ряду с букетом цветов в руках, закричала тоненьким голоском:
– Обойдемся сегодня без Офелии! Будто мы не знаем, что она сошла с ума и утопилась в озере? Хотим Короля-призрака!
А надо вам сказать, ребята, что у Гамлета был когда-то отец – самый настоящий король. Его отравили, и после этого король-отец и стал призраком. Вот эту-то роль в спектакле и играл Джеймс Гудвин, и надо сказать, с очень большим успехом.
Пожарник-Гамлет озадаченно почесал всклокоченную голову.
– Ну ладно, – пробормотал он. – Так, что я должен сказать, никто случаем не помнит? Кажется, «Святители небесные, спасите!» Ну, и так далее. Эй, призрак, выходи!
Гудвин в это время стоял за фанерной башней и хмуро смотрел в зал. Как же ему хотелось выйти на сцену и сыграть Короля-призрака так, чтобы все поняли, какой он замечательный актер! Но увы, публика ждала от него совсем другого…
Набрав в грудь побольше воздуха, он опустил на голову капюшон своего темного плаща и на негнущихся ногах вышел из-за башни (так смотрелось страшнее). А затем, медленно подняв правую руку, загробным голосом произнес:
Затем, вздохнув, он сделал еще шаг к Гамлету (тот вовсю корчил рожи, показывая публике, до чего же ему страшно), и…
И Гудвин с треском провалился под сцену!
Публика разразилась восторженными криками: «Браво, браво!» На сцену полетели цветы, мальчишки заулюлюкали, и даже пожилые джентльмены не удержались от звонкого одобрительного свиста. А потом все вскочили со стульев и начали бешено рукоплескать.
Спустя некоторое время из оркестровой ямы выбрался Гудвин. Его плащ был покрыт пылью, с капюшона клочьями свисала паутина. Прихрамывая, он вышел в центр сцены и стал раскланиваться под бурные аплодисменты. А пожарный-Гамлет тем временем посылал в зал воздушные поцелуи, а потом принялся собирать букеты цветов.
Затем занавес закрылся. На этом первое действие спектакля завершилось. Публика стала шумно обсуждать забавное зрелище. «А сегодня Джеймс на самом деле в ударе! Как он провалился под пол – одним махом! Не то, что на прошлой неделе, когда плотники плохо подпилили доски. Помните, как ему пришлось долго бить каблуками по полу?»
А Гудвин тем временем сорвал с плеч грязный плащ и, сурово сдвинув брови, направился за сцену. Там стоял директор театра, мистер Тёрнер, толстый розовощекий человек с мохнатыми бровями, лысый и очень противный.
– Все, больше я никогда не буду играть в этой дурацкой пьесе! – звенящим от негодования голосом воскликнул Гудвин. – Это балаган, а не театр! И потом, от ежедневных падений у меня здорово разболелась правая нога. Скоро мне придется выходить на сцену на костылях! Я актер, понимаете, актер, а не шут гороховый!
Мистер Тёрнер скорчил злую мину.
– Ну что ж, если надо, будешь играть даже в инвалидной коляске. Подумаешь, какая неженка, фу ты, ну ты! Актер он, видите ли, ха-ха-ха! Да если бы доски на полу сцены не подгнили от старости и месяц назад не рассыпались под тобою, то я бы уже давно тебя уволил! Таких актеров в Канзасе – пруд пруди. Стоит мне только поманить пальцем, и любой разорившийся фермер сыграет Короля-призрака в сто раз лучше тебя. Но тебе повезло, Джеймс – ты очень здорово умеешь проваливаться под сцену, и публике это нравится. Только поэтому я еще держу тебя в своей труппе.
– Ах, так? – возмутился Гудвин. – Все, ухожу навсегда! Сами проваливайтесь, сколько угодно, и под сцену, а на сцене! А я когда-нибудь еще сыграю короля, и не какого-то призрака, а самого настоящего. И так, что все назовут меня Великим!
– Скорее, Ужасным, – скривился директор театра. – Потому что актер ты совсем никудышный, Джеймс. Не выйдет из тебя толка, уж попомни мое слово.
– Посмотрим! – негодующе нахмурился Гудвин и, выбежав из театра, громко хлопнул дверью.
Тем же вечером он продал свой единственный сюртук, купил билет в дилижанс (это был такой автобус на лошадиной тяге) и покинул свой родной город. Джеймс решил отправиться на северо-запад, в штат с таинственным названием Дакота. По слухам, там жилось лучше, чем в Канзасе, тем более что рядом якобы находилось побережье теплого Тихого океана.
Оказалось – врали. Никакого океана в Дакоте и в помине не было. Куда не кинь взором, везде расстилалась плоская, выжженная солнцем прерия – ну, почти такая же, как возле Канзаса.
Гудвин поначалу приуныл. Ему так хотелось увидеть синие просторы Тихого океана! Но увы, новый билет на дилижанс было купить не на что. И он остался жить в маленьком городке Абердине. Таком маленьком, что там даже и театра-то не было!
Целых два года Гудвин работал, не покладая рук – и плотником, и грузчиком, и продавцом. А потом поднакопил денег и открыл самый настоящий универсальный магазин.
Какой только всячины там не было! На полках лежали китайские фонарики, кастрюли, швейные машинки, сапоги, конские седла, кнуты, шляпы, дамские платья и многое-многое другое. А еще Гудвин надумал продавать чудесное мороженное: земляничное, лимонное, ванильное и, конечно же, шоколадное.
Взрослые жители Абердина с сомнением покачивали головами. «Ну, какой из Гудвина торговец! – судачили они. – Он же совсем не деловой и не солидный человек – не то, что мы. Чего надумал: продавать в универсальном магазине мороженое, воздушные шарики, сладости и прочую чепуху! Только нашим детям головы напрасно морочит. Вот они и торчат у него в магазине днями напролет, вместо того чтобы зубрить арифметику!»
И на самом деле, городская ребятня слеталась в удивительный магазин Гудвина, словно стая воробьев на крошки хлеба. В школе было скучно, аж скулы сводит. А дома родители постоянно читают нотации. Почему-то многие взрослые напрочь забывают, что когда-то тоже были детьми, и потому твердят с утра до вечера: этого нельзя, того нельзя. Не ходи гулять под дождем – промочишь ноги. Не ешь много пирожных – заболят зубы. Не ешь много мороженного – горло простудишь… Ну, и так далее, сами, небось знаете.
А Джеймс Гудвин оказался совсем другим взрослым! Он улыбался каждому мальчишке, каждой девочке, словно лучшим друзьям. Разрешал ребятам снимать с полок всякие вещи, и играть ими, как игрушками. Мальчишки обожали водружать седла на табуретки, и потом «скакали» на них, словно на лошадях. При этом они размахивали руками и возбужденно улюлюкали, как самые настоящие ковбои. А девочки любили надевать дамские шляпки и вертеться перед зеркалами с веерами в руках.
- Предыдущая
- 2/19
- Следующая
