Каньон Холодных Сердец - Баркер Клайв - Страница 47

• Предыдущая
• 47/161
• Следующая

День стоял в самом разгаре, и солнце было не просто теплым, а жарким; если не считать суетившихся в листве голодных колибри, то в каньоне царили тишина и гармония. Миновав разросшийся кустарник, теннисные корты и древние солнечные часы, Тодд взял курс в гору, к домику для гостей. Постепенно дорожка начала забирать все круче вверх, а на узкой, от времени обветшалой лестнице все чаще стали попадаться просевшие, а подчас и вовсе разрушенные ступеньки. Как вскоре выяснилось, там, где тропа разветвлялась, он выбрал неправильное направление. Тем не менее, Тодду не пришлось об этом пожалеть: экскурсия по живописным закоулкам сада стоила того, чтобы ее совершить. Сначала она привела путника в ореховую рощу, посреди которой высился полуразрушенный бельведер, потом – в небольшой сад, огражденный одичалой живой изгородью из бирючины. Здесь росли розы – вернее то, что осталось от их прошлогодней красы; борясь друг с другом за сферу обитания, кусты настолько густо переплелись меж собой ветвями, что не осталось никакой возможности протиснуться сквозь их тернии. Чтобы попасть на другую сторону дорожки, Тодд был вынужден обойти заросли вдоль наружной стороны изгороди. Но и это оказалось непросто: хотя растения, через которые он пробирался, не имели шипов, они одичали и разрослись до такого безобразия, что их старыми ветками он сразу исцарапал себе лицо, испачкал рубашку, а кроссовками изрядно начерпал сухой земли. Прежде чем Пикетту удалось обогнуть этот маленький сад и продолжить свой путь по тропинке, сил и терпения у него существенно поубавилось, а к уже имевшимся ранам на лице добавилась дюжина свежих.

Наконец он вышел на пятачок, с которого открывался потрясающий вид. Внизу, среди пальм и «райских птиц», возвышался большой особняк. Тодд сумел даже разглядеть флюгер в стиле барокко, установленный наверху бельведера, а также садовый домик, что он уже встречал во время одной из своих предыдущих прогулок по саду. Все утопало в теплых лучах калифорнийского солнца – именно этот кристально чистый свет привлек сюда создателей кино почти столетие назад. От приобщения к историческому прошлому Тодда в очередной раз посетило приятное чувство; ему стало в некотором смысле любопытно узнать, какие люди бывали здесь и разговаривали. Какие ими двигали амбиции, когда они прогуливались по этому саду? Были они людьми искушенными или простаками? То немногое что знал Пикетт о Старом Голливуде, он услышал из уст Джерри Брамса. Хотя Тодд прежде не слишком прислушивался к подобным рассказам, он твердо усвоил то, что начало двадцатого века было золотым временем, по крайней мере для таких людей, как он. Дуглас Фэрбенкс, Рудольф Валентино, Чарли Чаплин, клан Бэрриморов и прочие им подобные знаменитости жили как короли, господствуя в своем новом владении на Западе. Для таких скользких типов, как Эппштадт – с его происхождением, а также бесконечным маневрированием в различных корпорациях, – вряд ли нашлось бы место в том мире, который до сих пор олицетворял этот каньон.

Затаив дыхание, Пикетт продолжил восхождение. Чем ближе он подходил к домику для гостей, тем гуще становились заросли кустарника. Сейчас пригодился бы хороший тесак, но поскольку Тодд его не прихватил, то приходилось орудовать палкой, подобранной по дороге. Тодд раздвигал с ее помощью цветущие кусты, с наслаждением вдыхая их чудесный, уже знакомый ему аромат. Так пахла она. Точно такой запах исходил от тела Кати. Уж не бродит ли она по этим зарослям нагишом, впитывая кожей их цветочное благоухание? Если так, то на это зрелище стоило посмотреть.

На эту мысль Тодда тотчас откликнулся его приятель – не так, как обычно, а гораздо сильнее. Он уже не помнил, когда последний раз так неодолимо, буквально до боли, его тянуло к женщине, и это ощущение существенно укрепило в нем внутреннее состояние комфорта. Теперь, когда до гостевого домика было рукой подать, преисполненный любопытства, радости и юношеского энтузиазма, Пикетт прибавил шагу. Плевать он хотел на то, что Максин собралась его бросить. Плевать даже на то, что ему больше никогда не быть Золотым Парнем. Главное, что он жив и здоров, что в руках у него – палка, между ног – твердый член, а в мыслях – купающаяся в цветочной ванне Катя.

Наконец заросли расчистились, и Тодд вышел на небольшую неухоженную лужайку. Напротив него стоял двухэтажный дом, построенный в таком же стиле, что и основной особняк, только гораздо более скромных размеров. Над дверью в штукатурке красовалась единственная плитка с изображением всадника верхом на коне. Взглянув на нее мельком и поправив ладонью вышедшую из повиновения мужскую плоть, дабы она не слишком обращала на себя внимание со стороны, Пикетт постучался в дом, где обитала сумасшедшая дамочка.

На его стук никто не ответил, и вообще дом не подавал никаких признаков жизни. Тодд постучал во второй раз и спустя несколько секунд в третий. И вновь безуспешно. Тогда он толкнул дверь – она легко подалась, и Пикетт вошел в дом, который сразу же овеял его прохладой.

В первый миг он решил, что неверно истолковал слова Кати и что на самом деле дом не жилой, а используется как складское помещение. Комната, в которой он очутился, была загружена мебелью и всякой всячиной; достаточно больших размеров, с высокими потолками, она мало чем отличалась от обыкновенной кладовки. Однако, когда глаза привыкли к освещению в доме – довольно мрачному по сравнению с солнечным, – стала вырисовываться несколько иная картина. Хотя комната на самом деле была переполнена вещами, они представляли собой отнюдь не старый хлам. На одной стене висел огромный гобелен с изображением сцены средневекового застолья; на другой, напротив двери, красовались барельефы из белого мрамора, как будто вывезенные из какого-то римского храма. В дальнем углу, по соседству с большой дубовой дверью, разместились другие каменные плиты с вырезанными на них иероглифами. Перед массивным камином стоял элегантный фаэтон, а посреди комнаты – стол с ножками чересчур замысловатой формы в стиле барокко. По какой-то причине все это, судя по всему, перенесли сюда из большого дома. Еще сложнее было найти объяснение такому разнообразию стилей.

Пройдя в комнату, Тодд вновь громко заявил о своем присутствии, надеясь, что на его зов кто-нибудь да откликнется. И опять не последовало никакого ответа. Не долго мешкая, он прошествовал мимо мебели и прочего антиквариата к большой дубовой двери и вновь постучался. Опять безрезультатно. Тогда Пикетт повернул резную ручку, и дверь легко открылась. Несмотря на то, что с виду она выглядела тяжелой, это впечатление оказалось обманчивым.

За дверью находился широкий коридор, на стенах которого висели белые маски. Вернее сказать, не просто маски, а белые гипсовые слепки человеческих лиц, причем каждый запечатлел редкостно жуткое, натужное выражение спокойствия. Подобные штучки со своим лицом проделывал и сам Тодд с помощью специалистов по спецэффектам. Один раз, чтобы изобразить рану на лице при съемках «Стрелка», а второй раз – пулевое ранение. Когда он увидел себя со стороны, ему стало не по себе. «Именно так я буду выглядеть, когда умру», – подумалось Пикетту.

На стенах висело тридцать или сорок преимущественно мужских масок. Некоторые лица были смутно знакомы Тодду, однако ни одно из них он не мог связать с именем. Определенно оригиналы были очень хороши собой, а некоторые из них – почти безукоризненно красивы. Пикетт невольно вспомнил рассказ Кати о вечеринках, которые она будто бы устраивала в своем доме, в том числе о странном способе плотского удовлетворения, которому она якобы подвергла Валентино. Не эта ли коллекция пробудила в ней столь бурную фантазию? И не потому ли она воображала себя совокупляющейся с разными знаменитостями, что слепки их лиц были развешаны у нее по стенам?

Дверь в конце украшенного масками коридора тоже оказалась обманчиво легкой. На этот раз Тодд был озадачен: почему? Но, изучив ее более подробно, сразу все понял: это была подделка. Большие ржавые гвозди оказались не железными, а вырезанными из дерева и выкрашенными под цвет металла; налет старины был искусным образом наведен художником. Не иначе как эту дверь изготовили для какого-то фильма и она некогда являлась частью декораций. Теперь, узнав, что двери фальшивые, Тодд задался вполне резонным вопросом: а как же гобелен, барельефы и резной стол причудливой формы? Скорее всего, они также ненастоящие, а украдены или куплены на киностудии во время горящей распродажи. Не иначе как вся обстановка комнаты и коридора – обыкновенная бутафория.

• Предыдущая
• 47/161
• Следующая