Копи царя Соломона - Хаггард Генри Райдер - Страница 49
- Предыдущая
- 49/49
Впрочем, добывать пищу им было легко, так как зарядов у них оставалось довольно, а в оазис частенько наведывалось, особенно ночью, множество всяких зверей, приходивших сюда на водопой. Они их преблагополучно стреляли, ели их мясо и одевались в их шкуры.
– Так прожил я около двух лет, точно Робинзон Крузо со своим Пятницей, – заключил Джордж Куртис. – Мы надеялись, вопреки всякой вероятности, что какие-нибудь туземцы заглянут в наш оазис и помогут нам отсюда выбраться. Но так никто и не пришел. Не дальше как прошедшей ночью мы с Джимом решили, что он оставит меня здесь и попробует добраться до Ситанды за помощью. Он должен был отправиться завтра, и я не особенно надеялся снова его увидеть. И ведь надо же так случиться, чтобы ты, именно ты, про которого я всегда думал, что ты живешь себе преспокойно в старой Англии и совсем забыл про меня думать, вдруг очутился каким-то чудодейственным манером в этой пустыне и нашел меня там, где никак не думал! Это самый чудесный случай, о котором только я слышал, и самый благодетельный!
Тут и сэр Генри пустился рассказывать ему в общих чертах наши приключения, и таким образом мы засиделись до поздней ночи.
– Клянусь честью! – воскликнул он, когда я показал ему некоторые из моих бриллиантов. – По крайней мере, вы недаром ходили и получили нечто подороже моей особы в награду за свои труды!
Сэр Генри засмеялся:
– Все это принадлежит Кватермэну и Гуду. Такой уж у нас был уговор, что они разделят между собой все, что мы добудем.
Эти слова заставили меня призадуматься. Я переговорил с Гудом и сообщил сэру Генри, что по нашему обоюдному желанию он непременно должен взять третью часть бриллиантов, а если он не захочет, то мы отдадим следуемую ему часть его брату, который пострадал из-за них еще больше нашего. В конце концов мы уговорили его согласиться на это предложение, но Джордж Куртис некоторое время ничего об этом не знал.
А теперь я, кажется, могу закончить свою правдивую повесть. Наше обратное путешествие через пустыню назад в Ситанду, было очень трудное, тем более что нам приходилось нести Джорджа Куртиса; его правая нога была действительно в самом ненадежном состоянии, и из нее постоянно выделялись осколки раздробленной кости. Но так или иначе, мы совершили свое путешествие до конца, и описывать его подробно совершенно не сто?ит, так как при этом пришлось бы повторять многое, что уже случалось с нами прежде.
Ровно через шесть месяцев после нашего возвращения в Ситанду (где мы нашли свои ружья и все прочее в совершенной целости, хотя старый негодяй, у которого они были на сохранении, обнаружил великую досаду, когда увидел, что мы остались живы и вернулись за ними) все мы, целые и невредимые, снова собрались на моей маленькой Верейской дачке около Дурбана. Здесь я теперь сижу и пишу и здесь же намереваюсь проститься со всеми, кто сопровождал меня в самой невероятной экспедиции, которую мне когда-либо приходилось совершать в течение моей долгой жизни, вообще довольно богатой приключениями.
Только что я успел написать последнее слово, как увидел кафра, подходившего к дому по апельсиновой аллее, с обычной длинной тростью, в которой торчало защемленное письмо, принесенное с почты. Оно оказалось от сэра Генри, и я привожу его здесь целиком, так как оно говорит само за себя.
«Брэли-Голл, Йоркшир.
Дорогой Кватермэн!
Несколько дней тому назад я уже писал вам, что все мы трое, то есть Джордж, Гуд и я, благополучно приехали в Англию. Мы вышли на берег в Соутгэмптоне и сейчас же отправились в Лондон. Вот бы вы поглядели, в какого франта превратился наш Гуд на другой же день! Выбрит – на славу, фрак – с иголочки, монокль – на удивление и т. д. Мы ходили с ним гулять в парк, где я встретил нескольких знакомых и тут же рассказал им анекдот про его прекрасные белые ноги.
Он страшно взбешен, тем более что какой-то шутник напечатал эту историю в журнале.
Теперь о деле. Мы с Гудом носили оценивать наши бриллианты к Стритеру, знаменитому ювелиру, как у нас было заранее условлено, и я просто боюсь вам сказать, во что он их оценил, – такая это страшно громадная сумма! Он говорил, что оценил их только приблизительно, так как решительно не помнит, чтобы в продаже когда-нибудь было такое необычайное количество подобных камней. Оказывается, что все эти камни (за исключением двух-трех самых больших) самой чистейшей воды и во всех отношениях нисколько не хуже бразильских алмазов. Я справлялся, не купит ли он их у нас, но он заявил, что для этого у него не хватит денег и советовал нам продавать их по частям, чтобы не слишком наводнять рынок. Впрочем, нам предлагают сто восемьдесят тысяч фунтов только за некоторую небольшую часть.
Вы непременно должны сюда приехать, Кватермэн, и распорядиться всем этим, тем более что вы настаиваете на вашем желании сделать брату этот великолепный подарок, то есть отдать ему третью часть не принадлежащих мне бриллиантов, на которые я не имею никакого права.
Что касается Гуда, он ни на что не похож. Он слишком много занимается бритьем и всякими другими суетными заботами о своей наружности. Но мне кажется, что он до сих пор не утешился после смерти Фулаты. Еще на днях он говорил мне, что с тех пор, как вернулся в Англию, ни разу не встретил ни одной женщины, которая могла бы с ней сравниться по красоте фигуры или прелести выражения.
Я непременно хочу, чтобы вы сюда приехали, дорогой старый товарищ, и купили бы имение около меня. Вы уже достаточно потрудились на своем веку, и теперь у вас куча денег, а у меня по соседству как раз продается совершенно подходящее для вас имение. Приезжайте же, и чем скорее, тем лучше. Вы можете дописать историю наших приключений на пароходе. Мы никому не соглашаемся рассказывать о нашем путешествии, прежде чем вы его напишете: боимся, что нам никто не поверит. Если вы решитесь выехать тотчас по получении этого письма, вы приедете как раз к Рождеству, и я заранее прошу вас провести его у меня. На Рождество у меня будут гостить и Гуд, и Джордж, и ваш сын Гарри (надеюсь, это послужит вам достаточной приманкой). Я уже приглашал его на неделю поохотиться, и он мне очень понравился. Прехладнокровный малый: всадил мне целый заряд в ногу, сам вырезал из нее дробь и тут же заметил, как удобно иметь студента-медика в числе охотников…
До свидания, дружище. Больше ничего не могу вам сказать, но уверен, что вы приедете хотя бы только для того, чтобы сделать величайшее одолжение
вашему искреннему другу
Генри Куртису.
P. S. Бивни того огромного слона, что убил бедного Хиву, прибиты у меня в сенях над парой буйволовых рогов, которые вы мне подарили, и производят удивительный эффект. А топор, которым я снес с плеч голову Твалы, висит над моим письменным столом. Как жаль, что нам не удалось захватить с собой кольчугу!
Г. К.»
Сегодня вторник. В пятницу отходит почтовый пароход, и, право, мне хочется поймать Куртиса на слове и с этим же пароходом отправиться в Англию хотя бы для того, чтобы повидаться с Гарри и позаботиться о напечатании этого рассказа.
- Предыдущая
- 49/49
