Дар экстрасенса (сборник) - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 7

• Предыдущая
• 7/47
• Следующая

— Так, а ну пошли вон отсюда! Оба! — рявкает Марина.

Девица слушается. Она встает с колен, протягивает Косте холеную белую руку… Он, млея, подхватывает ее под локоток… Стукнула дверь. Ушли… За окном по-прежнему бесится ветер. Марина щиплет себя за ладонь: проснись, проснись скорее! Но не выходит. Все остается по-прежнему: и свет в комнате, и пустая Костина кровать, и даже его забытые пляжные шлепки… И тогда Марина оборачивается к стене и начинает горько плакать.

Проснулась Марина поздно. Ни следа вчерашнего шторма. В окна ломится солнце, нахально чирикают воробьи.

— Костька… Кость… — говорит она, не раскрывая глаз. — А какой мне дурацкий сон снился…

Ответа нет. Марина подскакивает на кровати. Постель Кости пуста, и его одинокий шлепок из вчерашнего сна застыл на том же самом месте. А в комнате до сих пор горит электрический свет.

— Что за чушь… — бормочет Марина.

Торопливо накидывает халат, бросается во двор… Костик босиком колдует над электрической плиткой, бьет в сковородку яйца. Она бежит к нему, не разбирая дороги, топча хозяйкины цветы. Обнимает, утыкается носом в крепкое плечо:

— Костик, милый! Ты тут!

Он удивленно откликается:

— А где же мне быть?

Отстраняется, солит свою яичницу, предлагает:

— Ты завтракать будешь?

Марина радостно, чуть не плача, шепчет:

— Буду, конечно, буду! Ты только подожди, я сейчас тебе кофе сварю. А хочешь, гренок пожарю? С молоком, сахаром, знаешь, какие вкусные?!

— Чего это с тобой? — не понимает он.

Яичница на сковородке подгорает и разъяренно шипит.

— Уйди, уйди, Костян. Я дожарю, — торопливо говорит Марина.

— Да ты не умеешь! — улыбается Костя.

— Умею! — решительно отвечает она. И твердым шепотом добавляет: — А не умею — так научусь.

Освоить яичницу, гренки и кашу оказалось совсем не сложно. И даже забавно. Кухонная наука — это вам не скучное шитво, здесь и пофантазировать можно, и эксперименты поставить. В конце концов, и царевны должны уметь готовить! Добавляешь в яичницу болгарский перчик, помидорчики, кинзу — вот тебе и испанский колорит, Костик аж урчит от восторга. А как кардинально улучшаются гренки, если посыпать их домашним овечьим сыром! Марина даже сметанник собственноручно испекла, хотя Костя пугал, что выпечка — это высшая стадия кулинарного искусства. Но у Марины пирог с первого раза вышел что надо: и взошел, и пропекся, и не подгорел.

Костик долго не верил в сказочное превращение Марины-лентяйки в Марину-хозяйку. Смотрел на нее подозрительно, ждал подвоха. Но, как и все мужики, к хорошему вскоре привык. И когда Марина, подвязанная кокетливым фартучком, плюхала перед ним блюдо с аппетитными гренками и подносила кофе, его плечи расправлялись от важности…

Отпуск продолжался. Днями пропадали на пляже, вечерами — по дискотекам и ресторанчикам. Марина изменилась и в светской жизни. Костя только глазами хлопал, когда вместо безапелляционного «купи два бочкарева» она ласково спрашивала:

— Костюш, я б «бочкарева» выпила… А ты какое пиво хочешь?

Или:

— Ой, из «Титаника» песня… Может быть, потанцуем?

— Что с тобой стало, Маришка? — недоумевал Костя. — Ты такая мягкая стала, ласковая…

— Тебе не нравится? — кокетливо улыбалась она.

— Что ты! Тебе это очень идет…

Он подозрительно взглядывал на ее довольное, разглаженное лицо и добавлял:

— Может… ты того, залетела?

Она хохотала:

— Не дождешься!

И добавляла тихо:

— А может быть, и дождешься. Через годик-другой…

Костя кивал:

— Согласен. Через два года нам по двадцать пять будет. Самое время для первенца.

«Вечно ты со своими планами-графиками», — раздраженно думала Марина. Но молчала. Она больше не станет его подкалывать, не станет с ним спорить. Потому что дурацкий, явственный, остро-правдивый сон про царевну-лягушку никак не идет из головы…

В последний день отпуска они проторчали на пляже с двенадцати до пяти, в самое жаркое время. Марина пряталась от солнца то в море, то под зонтиком, а Костя, решивший увезти с юга эксклюзивный загар, отчаянно обгорел. О прощальном походе в ресторан пришлось забыть. Костя еле добрел до дома и рухнул в постель. Марина мазала его кефиром и прикладывала ко лбу прохладное полотенце. Но все равно у Кости поднялась температура, кожа заполыхала красными пятнами, он лежал грустный и тихонько постанывал. Марина напоила его чаем со льдом, сунула таблеточку аспирина… И решила: домашние средства здесь не помогут. Косте нужен крем от солнечных ожогов. И она его достанет. Чего бы это ей ни стоило.

В ближнем к дому сельпо о подобных кремах даже не слыхивали. Но одна из покупательниц вошла в положение, напрягла извилины и отправила Марину в центр поселка, к рынку: там, кажется, целый лоток со всякими кремами есть.

Марина бодро прошествовала через Абрикосовку и без труда отыскала на рыночной площади палатку, украшенную крупной вывеской: «ОЖОГАМ ОТ СОЛНЦА — БОЙ!» Отлично, цивилизация, оказывается, докатилась и до Абрикосовки. И французские кремы есть, и польские, и даже эмульсия нового поколения, где-то она про нее читала, что ожоги заживают в момент.

— Мне «Эвелину», и «Амбр Солер», и…

Она подняла глаза на продавщицу и ойкнула.

За лотком стояла царевна-лягушка! Только уже без кокошника и без роскошной косы. Обычные, выжженные югом патлы и довольно-таки толстоватые ноги, обтянутые мини-юбчонкой. И громадные сиськи, так и лезут наружу из-под грошовой маечки. Вот уродина!

Девушки смотрели друг на друга. Марина — ошарашенно, «лягушка» — смущенно.

— Ты… ты…

— Здравствуйте, Марина, — пролепетала продавщица.

Марина, все еще охваченная суеверным ужасом, прошептала:

— Ты кто?

— Я — Костина подруга, — опустила глаза «лягушка».

— В каком это смысле?!

— С детства. Мы играли вместе…

— И что? — наступала Марина.

— Давно не виделись. И вот он приехал. И мы встретились. Случайно. На улице.

— И?!.

— Кофе попили. В кафе. Он меня пригласил. Вспоминали, как мы в детстве в театр играли. Он и попросил меня… — «Лягушка»-продавщица осеклась, опустила глаза. Прошептала: — Попросил… Разыграть вас… — А потом вдруг закричала: — У нас с ним ничего не было! Мы вас просто разыграли, и все!..

— Спасибо за представление, — ледяным тоном произнесла Марина. И резко отвернулась.

Эх, дура я, дура! Стараюсь! Готовлю! Ластюсь! Думала, высшие силы мне предупреждение послали — чтоб любила Костика, берегла, ценила! А вместо сна-вещуна — провинциальная комедия! Но как все срежиссировали хорошо, черти! И я, идиотка, поверила! Ну нет, я вам этого так не оставлю!

Марина властно сказала:

— «Эвелину» мне дай, «Амбр Солер» и эмульсию. Да не суетись ты — не эту! Вон, синяя упаковка…

«Лягушка» послушно и суетливо побросала тюбики в пакет.

— Вот ваши крема… — прошептала она. — Извините, Марина, пожалуйста… Мы же хотели как лучше…

— Кому — лучше?! — выкрикнула Марина.

Отвернулась от горе-царевны и двинулась прочь с рынка.

Устроить Косте скандал — немедленно? Или чуть подождать? До выздоровления?

То ли чудо-эмульсия, то ли ласковые Маринины руки быстро подняли Костика на ноги. В полночь, когда южная луна засияла в полную силу, они уже сидели в гамаке в зарослях винограда. Вдыхали теплые запахи, слушали сверчков, следили за светлячками. Вдалеке по-прежнему шумело море, но шумело уже не для них, завтра с утра они улетают.

— Сказка… Настоящая сказка… — бормотал Костя. Обнимал ее, целовал, гладил.

Марина отдавалась его сильным объятиям. Мысли метались: «Предатель. Но как целуется! Зануда. Иван-дурак хренов. Местечковый шутник…»

— О чем ты думаешь, милая?

— Да так… просто считаю звезды.

«Сказка. Костик придумал для себя сказку. Что ж, завязка у сказки вышла. Только чем она закончится?»

• Предыдущая
• 7/47
• Следующая