Выбери любимый жанр

Многорукий бог далайна (Илл. А. Морозова) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 30

Изменить размер шрифта:

— …а затем, — заключил Тройгал, незаметно взявший в руки ход совещания, — нам предстоит большой поход к царскому тэсэгу за короной ванов, которую наконец получит подлинный владелец!

И нет ничего удивительного, что командовать тремя дюжинами, составившими заградительный отряд, пришлось Мунагу, а остальных повел к новым землям Тройгал.

Первые двое суток Мунаг прожил спокойно. Он понимал, что с тремя дюжинами цэрэгов не сможет блокировать оройхоны, и потому лишь следил, чтобы противник не подошел незамеченным. У вана были свои соглядатаи на каждом оройхоне, но те из шпионов, кто жил среди бедноты, не слишком понимали, что вокруг происходит, а достойный Тройгал не торопился оповестить вана, что сменил хозяина. Поэтому в ставке забеспокоились не сразу, и лишь на третий день на дороге показался паланкин благородного Ууртака, прибывшего узнать, что творится в соседних землях. Мунаг не стал вступать в бой с телохранителями. Он лишь вышел на поребрик, требовательно поднял руку, а когда носилки остановились, и в окошечке показалось морщинистое лицо наместника, сказал:

— Доблестный одонт, поспешите домой. Сегодня вам здесь не пройти.

Изготовленный к стрельбе татац за спиной дюженника подтверждал его слова, так что Ууртаку оставалось лишь благосклонно кивнуть и приказать носильщикам поворачивать вспять.

Мунаг блефовал. Грозный татац не был заряжен, и вообще, харваха, захваченного в караване Пуиртала, могло хватить от силы на дюжину выстрелов. А тот харвах, что готовили пойманные сушильщики, Хооргон оставлял себе. Сушильщики, получив женщин и сладкую пищу, работали исправно, но харваха все равно было мало, ведь впереди маячила война.

И она пришла.

Ван послал против мятежных оройхонов немалое войско — шесть отрядов, в каждом из которых была двойная дюжина солдат. Пугать такую силу не имело смысла, и Мунаг встретил наступающих пальбой из татацев. Он правильно рассчитал: основная масса карателей двигалась вдоль мокрого оройхона, словно во время операции против изгоев. Там Мунаг поставил два из трех своих татацев. Первая пушечка неожиданно бабахнула, и хотя каменный рой побил немногих, противник пришел в замешательство. Привыкнув к походам против небольших и плохо вооруженных банд, цэрэги не знали, что предпринять. Однако и у них нашелся командир, сообразивший, что татац перезаряжать долго и, значит, второго выстрела не будет. Ободренные цэрэги с гиканьем ринулись на штурм. И тут выпалил второй татац.

Войско остановилось, не зная, чего ожидать впереди. Спустя несколько часов цэрэги приволокли установленный на полозьях толстобокий ухэр и открыли стрельбу. Ухэр громыхал, сжигая на каждый выстрел треть ямха лучшего харваха, но не принося никакого вреда. Предусмотрительный Мунаг успел отвести своих солдат и оттащить татацы. Теперь, слушая раскаты пальбы, он лишь злорадно и вместе с тем досадливо морщился. Имей он хотя бы вдвое больше воинов, можно было бы сделать вылазку и отнять орудие, а главное — запас харваха.

Вторую атаку Мунаг отбил прежним способом, не потеряв ни одного человека. Тогда войско разделилось и двинулось небольшими группами через поля и приграничную полосу. Часть цэрэгов пошла в обход по мокрому оройхону. Три дюжины защитников не могли держать такой фронт, Мунаг начал отступление. Двое суток он маневрировал, перебрасывая три своих орудия с приграничной полосы на мокрое. Последний выстрел был сделан с верхушки суурь-тэсэга по движущемуся через поле отряду. Двое суток прошли в непрерывных стычках и рукопашных схватках. Все это время воины Тройгала занимались самым мирным делом: вывозили из бывшей резиденции одонта сокровища, припасы, всевозможный скарб.

На новые оройхоны были уведены мастера, и самые опытные земледельцы. Унесли даже резную дверь алдан-шавара, хотя доставить ее на место не сумели — вынырнувший из пучины черный уулгуй схватил двух носильщиков а, стараясь достать остальных, уцепился за дверь и скинул ее в далайн. Зато дверь смертников, закрывавшая вход в шавар, где казнили преступников, прибыла на место благополучно. С оставленных оройхонов было унесено все, независимо от того, принадлежало это вану, одонту или ограбленным и кинутым жителям.

Два ухэра и несколько татацев, переправленных через мертвую полосу, Тройгал установил возле перешейка, превратив свои оройхоны в неприступную крепость. В далайне возникло еще одно крошечное государство.

Последним с земли ванов пришел Мунаг с полудюжиной уцелевших цэрэгов. Остальные погибли или вовремя поняв, что их послали на верную смерть, бежали через мокрые земли искать счастья в восточных провинциях в надежде, что там не будут слишком тщательно выяснять, откуда они явились.

Хооргон, выслушав доклад дюженника, некоторое время сидел молча, потом начал говорить, тихо и медленно, но под конец все более распаляясь и переходя на крик:

— Значит, ты считаешь, что провел удачную кампанию… В то время как я добывал для страны новые области, ты, погубив четверть войска, растранжирив харвах и потеряв татацы, не сумел сберечь доверенные тебе оройхоны. Ты понимаешь, что теперь мне придется штурмовать самозванца через мертвые земли, а у меня нет для этого людей?.. И ты ждешь похвал?! Ты не герой, ты трус и предатель!

— Вы отлично знаете, что удержать те земли нашими силами невозможно, — сказал Мунаг. — Иначе бы вы не вывозили сюда все подряд еще прежде, чем ван узнал о восстании. Я считал, что моя задача продержаться как можно дольше, чтобы дать Тройгалу возможность закрепиться здесь и наладить оборону. А те земли все равно были потеряны для нас.

— Он считал!.. — задохнулся Хооргон. — Если это так, то почему ты не перебил оставшееся мужичье, почему не поджег поля?

— Всходам нет и недели, — возразил Мунаг, — они не горят. А со старухами я не воюю — я солдат, а не палач.

— Ты трус и предатель! — заорал Хооргон.

— Ложь! — багровея взревел Мунаг. — Вы, ради своих удобств, послали меня на смерть, и теперь вам досадно, что я сумел выжить!

Мунаг шагнул вперед, хватаясь за кинжал, но четверо охранников повисли на нем и бросили на колени, заломив руки.

— Говоришь, ты не палач? — звенящим от бешенства голосом спросил Хооргон. — Это верно. Но ты сейчас познакомишься с нашим новым палачом. Предателям место в шаваре, а ты давно у меня на примете. Думаешь я забыл, как ты лгал моему отцу, подсовывая травяной ножик? Тебе не удалось убить меня тогда, не выйдет и сейчас. Ну что, вспомнил, пособник бандитов?

Мунаг поднял голову, безуспешно попытался встать, потом в его лице что-то изменилось, и Мунаг сказал тихо:

— Вспомнил. Наверное это был единственный правильный поступок в моей жизни.

— В шавар! — распорядился Хооргон.

Мунага приволокли на мокрый оройхон, к подножию суурь-тэсэга. Дверь, недавно закрывшаяся за благородным Пуирталом, а потом с великими трудами перетащенная сюда, уже висела на месте. Кажется, это было первое, что обустроил Хооргон в своей стране. Палач распахнул тяжелые створки.

— Великий государь добр, — возгласил он, — и дает тебе возможность спастись и очиститься в его глазах. Если ты действительно так храбр, как говоришь, то пройди через шавар, и, если останешься жив, государь простит тебе все.

Мунаг взглянул на палача и узнал его. Перед ним лыбился щербатым ртом громила Боройгал, лизоблюд и осведомитель, заправлявший делами на Свободном оройхоне и наконец получивший теплое местечко на сухом. Боройгал сорвал с Мунага порубленный панцирь и боевые башмаки, приготовился втолкнуть бывшего дюженника в темнеющий проем, но Мунаг вырвал руку из пальцев палача, презрительно плюнул и ушел в шавар сам.

Наместник Моэртал пристально рассматривал стоящего перед ним молодого охотника. Слишком уж он молод, полутора дюжин лет, которые он назвал, ему явно не исполнилось. Но с другой стороны, это и хорошо, значит парень еще не служит двум господам, и можно не опасаться, что он станет наушничать в пользу вана или кого-нибудь из соседей. А воины после возмущения западной провинции нужны. Особенно здесь, на северной оконечности страны, где непрерывно приходится усмирять шайки изгоев, основавшихся на раскиданных безумным илбэчем оройхонах.