Гончие Гавриила - Стюарт Мэри - Страница 29
- Предыдущая
- 29/58
- Следующая
– Я заперла.
– Радость моя, сладкая Кристи. А это что за явление?
– Павлин. Осторожно, Чарльз, они все спят.
– И с топотом крадемся мы тайком. Ты видишь в темноте, любовь моя?
– Уже почти привыкла. Между прочим, Джон Летман тоже мог привыкнуть. Как ты думаешь, если он все обходит, он мог бы и фонарь с собой взять? А у тебя хватило ума принести фонарь?
– Ты постоянно меня недооцениваешь. Но будем обходиться без него, пока сможем.
– Ты сегодня очень веселый, да?
– Опьянен твоим обществом. Кроме того, наслаждаюсь собой.
– Между прочим, я тоже, но только после твоего прихода.
– Внимание, сейчас тебе в бампер вонзится колючая груша. – Он отвел от меня ветку и небрежно обнял за плечи. – Вот, надо полагать, твоя дверь.
– Где?
Он показал.
– Под этим пышным растением, чем бы оно ни являлось.
– Невежественный ты крестьянин, это жасмин. Ужасно темно, мы не можем зажечь фонарь? Вот она… Ага!
– Что значит «ага»?
– Посмотри.
Посмотрел. Вряд ли он мог не понять, что я имею в виду. Дверь несомненно существовала, причем определенно поврежденная, но никто, ни собаки, ни человек, не проходили через нее уже очень давно. Растения выросли перед ней примерно на фут, а петли походили на мотки шерсти, так плотно их оплели пауки.
– Действительно «ага», – сказал мой кузен. – И очень красивая паутина прямо поперек, просто на случай, если мы подумаем, что дверь все же открывается. Но это просто пошло, сплошные клише… Впрочем, явления становятся пошлыми только в том случае, если это – простейший способ выразить что-то. Нет, эту дверь последний раз открывал эмир, когда в 1875 году решил сходить в гарем. Videlicet – если я правильно употребляю это слово, что сомнительно, – пауки. Значит, он отсюда не пришел, наш Джон Летман. Впрочем, я так и думал. Пойдем обратно, Гораций.
– Но ведь не может быть прохода с острова!
– А нам остается только посмотреть. Алло! – Луч фонаря, узкий, яркий и концентрированный, пробил насквозь растения у подножия стены и осветил камень с глубоко выбитым именем «Ясид». – Несомненно, кладбище.
Чарльз посветил фонарем на несколько футов вбок, появился новый камень с надписью «Омар».
– Ради Бога, выключи! Это, что ли, настоящее кладбище? Здесь? И почему?.. И вообще, здесь мужские имена. Не может быть… – Фонарь осветил новый камень: «Эрни». – Чарльз…
– Вот именно. Прекрасно помню Эрни.
– Но пожалуйста, будь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что дедушка Эрнест…
– Нет, нет, собаку. Это – один из спаниелей, с которыми она сюда приехала первый раз. Не помнишь его? Она всегда говорила, что он назван в честь дедушки Эрнеста, потому что появлялся только для того, чтобы поесть. – Чарльз говорил рассеянно, будто напряженно думал о чем-то другом. Фонарь двигался. – Поняла, какое это кладбище? Нелли, Нинетта, Джеми, все спаниели, Хэйди, Лалук, это уже звучит по-восточному… Вот и Делия. Бедная Делия. Это все.
– Значит, до него еще дело не дошло.
– До кого?
– До Самсона. Джон Летман сказал, что он умер в прошлом месяце. Слушай, мы что, проведем всю ночь на собачьем кладбище? Что ты ищешь?
Луч фонаря скользнул по стене, осветил ползучие растения и цветы.
– Ничего.
– Тогда пойдем отсюда.
– Иду, моя сладкая. – Он выключил фонарь, и вернулся немного назад, чтобы вести меня дальше. – Полагаю, соловей поет именно в этом кусте? Проклятые розы. Мой свитер, наверное, уже похож на шкуру яка.
– А что тебя делает таким романтичным?
– Когда-нибудь скажу. Ты с этим справишься?
Под «этим» он подразумевал мост. Лунный свет, отражаясь от воды, хорошо высвечивал провал в середине. Он оказался уже, чем я думала, примерно футов пяти. Чарльз легко его перепрыгнул и более-менее поймал меня, когда я последовала за ним. И скоро, держась за его руку, я осторожно сошла с моста на скалистый берег острова.
Он оказался очень маленьким, художественно составленным скоплением камней, аккуратно засаженных кустами. Хоть все уже и заросло, но старый замысел проглядывал – взгляд сам устремлялся к роще, в центре которой возвышался павильон. Это было, как я уже говорила, маленькое круглое здание со стройными колоннами и позолоченной крышей. Открытая арка двери, а по бокам, между колоннами – каменные фантастические фигуры. От берега вели ступени, вьющиеся растения обвили вход. Не отпуская моей руки, кузен отодвинул несколько веток и посветил внутрь. Хлопая крыльями, оттуда вылетели два голубя, и мы вошли.
Внутри ничего не было, кроме маленького шестиугольного бассейна в центре, где когда-то, должно быть, бил фонтан. Над мертвой водой, которая даже почти не отражала свет фонаря, склонилась каменная зеленая рыба с открытым ртом. Широкие каменные полукруглые скамьи у стен были засыпаны обломками веток и «разукрашены» птицами. Напротив входа – сплошная разрисованная стена. Чарльз посветил на нее. Картинка скорее в персидском, чем в арабском стиле. Деревья с цветами и плодами, сидящие фигуры в синих и зеленых одеждах, и кто-то вроде леопарда охотится на газель на золотом фоне. При дневном свете, как и все остальное во дворце, картина наверняка оказалась бы облезлой и грязной, но тогда она выглядела очень красиво.
Картина располагалась на трех панелях, триптих, разделенный формально нарисованными на колоннах стволами деревьев. С краю одной из панелей виднелась темная полоса.
– Туда мы и пойдем, – сказал Чарльз.
– Думаешь, это дверь?
Он не ответил, медленно освещал поверхность картины и водил по ней рукой. Наконец он удовлетворенно хмыкнул. В середине нарисованного апельсинового дерева обнаружилось кольцо. Он его повернул и потянул. Панель неожиданно тихо отъехала и открыла провал в темноту.
Мое сердце забилось быстрее. Секретные ходы вообще вдохновляют, а в такой обстановке…
– Куда она может вести? – Чарльз сначала приложил палец к губам, чтобы я притихла, а потом показал большим пальцем вниз. Я прошептала:
– Думаешь, в подземный ход?
– А куда еще? Панель плоская, но, уверен, если обойти вокруг, обнаружится такая же круглая стена, как со всех сторон. Этот сегмент – верхняя часть шахты. – Его насмешило выражение моего лица. – Не стоит так удивляться, в старинных дворцах всегда потайных ходов не меньше, чем в муравейнике. Не зря же тогда спали с вооруженными охранниками вокруг кровати и заставляли компанию рабов проверять, нет ли в пище яда. Это гарем. Ясно, что эмир никак не мог обойтись без потайного входа.
– Замечательно! Теперь найдем волшебный коврик и джинна в бутылке.
– Надейся, может, и найдем. А Летман, наверное, сюда и вошел, и собаки тоже. В этом случае изнутри она открывается просто, если толкнуть, но верить в это не будем. Совершенно не хочу оказаться там внизу запертым навсегда. Давай что-нибудь засунем в дверь, чтобы она не захлопнулась.
– Там внизу? Ты что ли вниз собираешься?
– А почему нет? Можешь противостоять такому соблазну?
– Запросто… Нет, правда, дорогой Чарльз, это все очень интересно, но мы не должны. Это неправильно.
– Обстановка на тебя действует. Если бы это был черный ход в обычном доме, ты бы и не задумалась.
– Возможно и так. – Он сделал шаг вперед и посветил фонарем. – А ты там видишь что-нибудь?
– Прекрасно. Пролет ступеней в хорошем состоянии и даже чистых.
– Я в это не верю, – сказала я, взяла его за руку и перешагнула через порог.
Но это оказалось правдой. За раскрашенной дверью вниз круто шли ступени, обвиваясь спиралью вокруг резной колонны. На стенах тоже были картины – деревья, домики, земля с цветами, бегущие верблюды, усатые воины с саблями, леди, играющая на цитре. К стене прилепились перила из почерневшего металла, возможно, медные. Их поддерживали ящерицы и маленькие драконы, вцепившиеся в камни. Явно лестница для очень важных персон, просто царская лестница, дорога принца к его женщинам. Ясно, что он здесь разгуливал часто и по секрету, его личная лестница и должна быть разукрашена не хуже его апартаментов. Павильон оказался верхней частью каменной башни, уходящей под озеро и скалу, на которой покоится сад.
- Предыдущая
- 29/58
- Следующая