Пленники Раздора (СИ) - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" - Страница 69
- Предыдущая
- 69/104
- Следующая
Клёна растерянно смотрела по сторонам — некуда и ткнуться ей со своей ношей. Да и какая им еда! Зря Матрела собирала и хлеб, и сыр, и мясо. Никто здесь не голоден. А если и голоден, то в работе этого не чует.
За спинами парней девушка разглядела, наконец, отца. Кое-как протолкнувшись вперед, Клёна тронула Клесха за локоть.
— Меня Матрела прислала, — робко сказала девушка и покосилась на лавку, на которой должен был лежать Фебр.
Лавка оказалась пуста.
От ужаса и страшной догадки свело судорогой горло.
— Не до трапезничанья нам, — ответил Глава. — Нынче другие хлопоты. Ихтор Фебру ногу отнимать собрался.
Жив!
Клёне показалось, будто что-то тяжелое упало с её плеч, перестало придавливать к земле. Даже дышать стало легче.
Отчим внимательно смотрел на девушку. От него не укрылись ни, испуг ни тревога в её взгляде. Поэтому обережник уточнил:
— Пойти хочешь?
Падчерица вскинула на него широко распахнувшиеся глаза. Как он догадался?
Клесх смотрел спокойно. Он ждал её ответа. И Клёна поняла: вот сейчас, здесь, в этот самый миг он признает её желание быть той, кем она хочет — не ребенком, нуждающимся в опеке, но взрослой женщиной, способной принимать решения, готовой помогать, готовой разделить его труд. Нынче Глава давал ей это право и не собирался более его лишать. А потому от неё, в ответ на это доверие, требовалось теперь помнить о том, что за глупые порывы будет совсем иной спрос. Поэтому на его вопрос Клёна ответила не сразу, а лишь после нескольких мгновений раздумий. Конечно, душа рвалась! Хотелось быть там, где Фебр, хотелось знать, что с ним делают, хотелось не томиться в безвестности, но…
— Нет. Боюсь помешать, — ответила девушка.
Она и вправду могла с непривычки поплыть рассудком и упасть без памяти. До того ли будет целителями? Поэтому, как ни надрывалось сердце, Клёна сделала над собой усилие, подчиняя любовь здравому смыслу.
Отчим коротко кивнул, повернулся к одному из старших ребят, сказал:
— Спускайтесь. Ихтору скажи, я следом приду.
Юноша кивнул, подхватил рукой в толстой войлочной рукавице котелок с кипятком и вышел. Остальные потянулись следом. В лекарской стало пусто и тихо. Клесх повернулся к падчерице и произнес:
— Ты должна понимать — он может умереть. Будь к этому готова.
Клёна опустила голову и глухо ответила:
— Буду.
Отчим не сказал больше ни слова. Когда дверь лекарской хлопнула, Клёна огляделась. Просторная зала показалась ей домом, внезапно лишившимся хозяев, брошенным и осиротевшим — лежал на скамье сенник со смятой волглой простыней, громоздились на столах горшки из-под зелий и отваров, бурыми комьями валялись в ведре грязные повязки…
Девушка засучила рукава рубахи, взяла стоящую в углу корзину и принялась складывать в неё все то, что нуждалось в стирке.
Ожидание тянется быстрее, если не сидеть без дела.
В каменной зале, куда её привел Глава Цитадели, было холодно. Ярко горели светцы. На длинном столе, застеленном чистой рогожей, лежало изуродованное нагое тело — истощённое, чёрное от побоев и ран.
Послушники стояли вдоль стен и жадно смотрели на холодно мерцающие железные пилы, ножи, сцепы, разложенные поверх небелёной холстины.
Ихтор и Руста в кожаных фартуках и с закатанными выше локтей рукавами рубах были похожи на мясников.
Фебру дали выпить какой-то настойки, чтобы унять жар, от которого ратоборца сотрясал озноб. Теперь вой лежал, безучастный ко всему и медленно водил по сторонам мутными глазами, словно пытался кого-то разглядеть, отыскать хоть одно знакомое лицо. Но все люди вокруг сливались в разноцветные пятна…
Мара с любопытством посмотрела на троих стариков, устроившихся чуть в стороне и жадно наблюдающих за ней и Главой, который её привел.
— Ишь ты, сколько вас тут! — весело сказала Ходящая. — Я до стольких и считать не умею.
Клесх ничего не ответил на это её замечание, только взял за локоть и подвел к столу, на котором лежал израненный ратоборец.
— Делай, что обещала.
Мара посмотрела на Ихтора. Ей казалось сомнительным то, что человек с одним глазом может быть хоть как-то полезен в подобном деле. Руста у Ходящей вызывал куда больше доверия. Глаза у него два, да и выглядит помоложе обезображенного целителя. Однако, по всему судя, главный среди этих двоих был все же Ихтор. Поэтому волчица обратилась к нему:
— Я, когда Дар отпущу, он как одеревенеет. Будто умрет. Даже сердце станет через раз трепыхаться. Вот тогда и отсекай. Ну и что ты там ещё будешь делать — делай. Потом, как скажешь, я руку отниму, и он очнется. Но учти. Больно ему станет. Очень.
— Не станет, — сказал Руста.
А Ихтор спросил:
— Сколько времени у нас? Сколько Дар держать сможешь?
Ходящая задумалась на миг, а потом ответила:
— Оборота три. Мы шли долго. Истощилась я. Другой раз смогу хоть до вечера. Нынче — нет.
Лекарь кивнул.
Мара склонилась над Фебром и заглянула в мутные от боли и сонных трав глаза.
— Эх ты, уродище патлатое… — прошептала она. — Держись уж, не помирай. Рано.
С этими словами волчица мягко провела рукой над лицом Охотника.
В светлых глазах промелькнуло короткое узнавание…
— Как тебя зовут, помнишь? — тихо-тихо прошептала Мара, склонившись к самому уху ратоборца.
Сухие потрескавшиеся губы шевельнулись:
— Фебр.
Прохладная легкая рука легла на потный лоб, скользнула от бровей к волосам, стирая испарину.
— Страшная ты образина…
Он знал, что последует за этим. Вспышка зеленого света. Холод. И темнота.
Так и случилось.
Ходящая положила ладонь на бедро ратоборца. Тонкие пальцы бледно сияли.
— Режь, — сказала оборотница Ихтору. — Он ничего не чувствует. И крови не будет. Режь смело.
…Мара сбилась со счету, сколько раз меняли лучины, поддерживая яркий свет. Много. Очень много. Её ладони, лежащие — одна на лбу ратоборца, другая на его бедре — отяжелели, сделались будто каменные. Дар Ходящей перетекал в тело человека, и она казалась себе руслом реки, по которому устремляется ледяной поток. Мара утратила счёт времени, только наблюдала отрешённо за работой целителей.
Изуродованное лицо Ихтора было сосредоточенным и ожесточенным, а движения скупыми и точными. На лбу и висках высыпала испарина. Кто-то из молодших это заметил. Подбежал — вытер полотенцем и тут же, чтобы не мешаться, отступил обратно к стене. Двое ребят постарше следили, чтобы света было в достатке. Ещё один забирал со стола ненужные более ножи и пилы, вдевал в прокалённые иглы тонкие жилки, подавал их, по первому приказу креффа…
Волчица была уверена, что за стенами Крепости стемнело. Не могло не стемнеть. Наверняка, уже глубокая ночь. Впрочем, обо всем этом думалось отрешенно. Разум и тело будто оцепенели. Сила текла от сердца к ладоням. Мир застыл…
— Вест, — позвал Ихтор старшего послушника, который напряженно наблюдал за работой наставника. — Твой черёд.
Невысокий юноша быстро шагнул вперёд и положил ладони на культю ратоборца. С рук полилось ослепительное сияние, от которого у Мары на глаза тут же навернулись слёзы. Она зажмурилась. Но слёзы лились и лились ручьями.
Выучи сменяли один другого, подходя поочередно. Казалось, это никогда не закончится. От запахов камня, гниющей плоти, человеческого пота, дыма и сырости кружилась голова. Хотелось спать.
— Всё, — сказал кто-то. — Убирай руки.
Она узнала голос Главы и с облегчением отняла ледяные ладони от лежащего на столе человека. Тот дышал едва слышно, как в глубоком сне. Разлепив глаза, волчица увидела обессиливших послушников и Ихтора с Рустой. Лекари, оба бледные от усталости, осматривали дело своих рук. Рядом стояли старики.
— Тут вот скривил, — тыкал пальцем и близоруко щурился дед с жидкой бородёнкой и блестящей лысиной.
— Скривил, — покаянно признал Ихтор. — Но иначе не получалось.
— Ничего, заживет, — проскрипел другой старик — седой и сухонький. — Работа ладная. Никто бы лучше не смог. Разве что Майрико. Да и то я не уверен. Теперь главное — не упустить парня. Нынешнюю ночь я с ним посижу. Седмицу будем зельями опаивать, чтобы в силу вошел. А там поглядим.
- Предыдущая
- 69/104
- Следующая