Коралловый корабль - Стэкпул Генри де Вер - Страница 3

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая

Солнце близилось к закату. Чайки, молчавшие до сих пор, снова разразились криками, обнаружив, видимо, в море какую-то добычу. Гаспару казалось, что они кричат, дразня его:

— И-ивес! И-ивес! И-ивес!

Он бросился к тому месту, где под пальмами сидел Ивес.

Море, вздымаясь навстречу заходящему солнцу, блестело в его лучах. Гребни волн были окрашены в фиолетовый цвет, а пески казались золотыми россыпями, окаймляющими море из чистого золота.

— Ты вор, воровское отродье! — накинулся провансалец на приятеля. — А я-то, дурак, водил с тобой дружбу!

Ивес встал, отпихнул монеты в сторону и смерил Гаспара презрительным взглядом.

— Что ты там болтаешь?

— Я говорю то, что есть! — Гаспар выхватил нож.

— Словно обезьяна, — засмеялся Ивес. — Брось-ка эту штуку.

Гаспар сделал шаг вперед. Ивес стоял, засунув руки в карманы.

— Правильно говорят, — насмешливо произнес он, — что провансальцы и бабы умеют сражаться, только пуская в ход когти и язык.

Не скажи этого Ивес, может быть, все бы обошлось. Но злая насмешка в голосе бретонца хлестнула Гаспара, как пощечина. Он дернулся, будто его укусила змея, нож сверкнул, и через мгновение Ивес извивался на песке, хрипя в агонии.

Гаспар, крепко сжав кулаки, приготовился к поединку. Он был уверен, что его противник сейчас вскочит и бросится на него.

Но Ивес умирал, и вместе с ним угасал день. Огромный диск раскаленного солнца наполовину погрузился в море, пальмы на берегу отбрасывали длинные тени.

Опомнившись, провансалец опустился на колени перед телом умирающего товарища и зарыдал.

После взрыва искреннего отчаяния Гаспар встал на ноги, оторвавшись от трупа Ивеса. Солнце уже скрылось за горизонтом, усеянное звездами море билось о песок, вспениваясь у рифов. На песке неподвижно лежал Ивес, словно прислушиваясь к тому, о чем вещало море.

Гаспар стоял перед телом человека, которого он убил.

Теперь он во всем винил Ивеса, вспоминая бесконечные «издевательства», которые терпел от него. Он вспомнил Анизетту, ее маленькую загрубевшую от работы ручку, покоившуюся в огромной волосатой лапище Ивеса. Это последнее воспоминание ядом окрасило все прежние огорчения. Нет, он ни в чем не мог себя упрекнуть.

Гаспар стоял и смотрел на дело своих рук. Да, это несчастная случайность, он вовсе не думал убивать. Он даже не помнит, как ударил Ивеса ножом. Слепой гнев был всему виной.

Полный отвращения к тому, что предстояло сделать, Гаспар потащил труп своего приятеля к кустам…

Когда все было закончено, он вышел из кустов и окинул взглядом пляж. Если бы не нож, все еще лежавший там, где его бросил провансалец, совершив свое страшное дело, ничто не говорило о случившейся трагедии.

Гаспар поднял нож, отер его о песок и положил в карман. Машинально он сложил монеты в сумку и, держа в руках причину раздора, направился к палатке. Он чувствовал себя смертельно усталым и еле передвигал ноги.

В палатке, подложив под голову сумку, Гаспар погрузился в глубокий сон, лишенный каких-либо сновидений.

Когда Гаспар проснулся, солнце стояло высоко. От раскаленного песка исходил жар, как от топки котла.

Гаспар вылез из палатки и осмотрелся. Утро было теплое, мягкое, море блестело, над ним носились белоснежные чайки. Кроны пальм шелестели под дуновением легкого ветерка.

Гаспар натаскал хворост для костра. Когда огонь разгорелся, он вспомнил о том, что произошло накануне, и грустно усмехнулся. Зачем ему нужен этот костер? Стряпней занимался Ивес: варил крабов, готовил еду из мясных консервов и всякой всячины, в качестве котелка пользуясь жестянкой. Он был прирожденным поваром, и в его руках все спорилось.

А что делал он, Гаспар? Глазел на море? Провансальца поразило сознание этого обстоятельства. Словно мертвый Ивес продолжал настаивать на своем превосходстве. Это Ивес спас большую часть провианта, Ивес собирал хворост, Ивес добывал крабов, Ивес нашел родник и парус, Ивес соорудил палатку и обнаружил корабль в лагуне, Ивес нашел золото. Ивес с тех пор, как они попали на этот остров, работал не покладая рук, а Гаспар лишь курил да мечтал.

Гаспар разворотил ногой костер и засыпал песком пылающие угли. Закусив попавшимися под руку сухарями и мясными консервами, он раскурил трубку и поплелся к берегу.

Прикрыв глаза от солнца рукой, Гаспар обшарил взглядом горизонт: нигде ни следа паруса, никакого дымка. Небо, кристально прозрачное и безоблачное, укрывало дремлющее море, горячий ветер поглаживал воду в лагуне и песок. Его прикосновения были подобны дыханию огромных голубых уст. Провансальцу казалось, что это пальцы женщины ласкают его волосы, а ее теплая рука обнимает за шею.

Сердце его тоскливо сжалось от чувства одиночества. Он узник, а этот остров — его камера. И никто не поможет, никто не придет на помощь.

«Один, один, один, кью-кью-кью, — кричали чайки. — Здесь, среди песков, ты один, один, один, нам до тебя и дела нет — дела нет — один ты среди песков. И день и ночь, и ночь и день не найдешь ты, с кем поговорить, не будешь знать, за что приняться. Один ты здесь, среди песков, один, один».

Гаспар снова окинул взглядом пустынное море, повернулся и пошел обратно к палатке. Добравшись до своего жилья, он вытряхнул из трубки табак, хотя она не была и наполовину выкурена, вновь набил ее и зажег. Нужно же было чем-нибудь занять себя. Стараясь отогнать мысли об Ивесе, Гаспар начал думать о том, каким должен быть корабль, который увезет его с этого острова. Потом он протянул руку и вытащил из палатки сумку с монетами. На позеленевшей медной пряжке перевязи что-то было нацарапано. Гаспар отчистил медь песком и обнаружил, что это были инициалы: С. С. Некоторое время он разглядывал их, а затем, раскрыв сумку, высыпал ее содержимое на песок.

Хотя провансалец знал, сколько было монет, он все же стал их пересчитывать снова и снова: нельзя же сидеть сложа руки. Гаспар начал было размышлять о том, как их следует истратить, но воспоминание о случившейся трагедии не давало ему сосредоточиться.

Время, казалось, совсем не двигалось. Гаспар снова почувствовал себя во власти одиночества, и неясная тревога сжала сердце. Тоскливо кричали чайки. Они оглашали берег своими призывами, метались над морем, то поднимаясь ввысь, то падая вниз.

Гаспар ссыпал монеты в сумку, отбросил от себя перевязь и встал. В глаза ему бросился след на песке, словно в заросли протащили тяжелый мешок.

Гаспар, стараясь не смотреть в направлении этой роковой дорожки, направился к лагуне. Его единственной целью было не оставаться на одном месте, находиться в движении, что-нибудь делать.

Раскаленный полуденным зноем воздух колыхался, подобно ковру, распростертому над землей, горячий песок обжигал ноги. Гаспар чуть ли не за одну минуту, как ему показалось, очутился на северной оконечности острова. Он пересек его будто бы только для того, чтобы убедиться в его миниатюрности, и когда вышел опять на берег, ощутил, что заперт, попал в замкнутый круг пространства, откуда не вырвешься.

Гаспар повернул в том направлении, где над островом сверкали в воздухе белоснежные крылья чаек. Их голоса, ослабленные расстоянием, казались еще тоскливее. Они кричали так жалобно, словно предрекали беду. Гаспар сжал кулаки и по скалам направился к берегу.

Вы можете убежать из дома, посещаемого привидениями, но куда уйдешь с острова?! Гаспар понимал, что истинной причиной охватившего его страха была мысль о невозможности спасения. Он уселся у самой кромки воды на большой камень, раскурил трубку и постарался успокоиться. Скоро это ему удалось. Провансалец и не заметил, как задремал. Короткий сон как будто бы помог стряхнуть с себя чувство одиночества и суеверного ужаса.

Почувствовав голод, Гаспар поспешил к палатке. Там, под пальмами, из мясных консервов и сухарей, сложенных в ящиках, он устроил себе роскошный обед.

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая