Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Хаггард Генри Райдер - Страница 37

• Предыдущая
• 37/198
• Следующая

Мы были в Туркестане, на берегах Балхаша, провели год в горах Аркарти-Тан и чуть не умерли от голода в горах Черга. Здесь нас застала зима. Мы слышали, что в этих горах есть монастырь, ламы которого отличаются своей святостью. У нас не было больше масла для светильника, и мы шли ночью при свете луны. У нас остался только один як, другой пал. Поклажа не была тяжелой: винтовки, сто пятьдесят патронов, немного денег золотом и серебром, несколько овчинных одежд; но животное умирало от голода, как и его хозяева. Выбившись из сил, як остановился. Мы завернулись в грубые шерстяные одеяла и сели на снегу.

— Нам придется убить яка и съесть его, — сказал я.

— Может быть, завтра мы убьем какую-нибудь дичь, — отвечал Лео.

— Если же нет, мы должны будем умереть.

— Умрем — и хорошо.

— Конечно, Лео, это будет наилучшее, что мы можем сделать после стольких лет бесплодных странствий.

Светало. Мы со страхом взглянули друг другу в лицо, стараясь угадать, каковы силы товарища. В глазах цивилизованного человека мы казались бы дикарями. Лео было за сорок лет. Жизнь в пустыне закалила его. Это был высокий красивый мужчина с железной мускулатурой, длинными золотистыми кудрями и широкой белой бородой, со смуглым от ветра и непогоды лицом, одухотворенным мыслью. На этом грустном лице светились звездами чистые, как хрусталь, серые глаза.

Я тоже оброс волосами, поседел, но, несмотря на шестидесятилетний возраст, был здоров и силен. Тяжелый, трудный путь укрепил наши силы, закалил нас, словно мы вдохнули в себя Эссенцию жизни.

Перед нами расстилалась песчаная, безводная и бесплодная степь, покрытая блестящими кристаллами соли и выпавшим в ночь первым снегом. За нею открывалось множество гор, целое море гор со снеговыми вершинами. В глазах Лео сверкнули слезы волнения.

— Смотри! — сказал он мне.

Лучи восходящего солнца, как волны, заливали вершины холмов, у подножья которых мы сидели, свет скользил все ниже и ниже и осветил наконец плоскогорье. В трехстах ярдах над нами, на горной площадке, сидел и торжественно смотрел вдаль огромный Будда. За ним полумесяцем обрисовывалось желтое здание монастыря.

— Наконец-то! — воскликнул Лео и пал ниц, пряча лицо в снегу.

Я понял, что творится в его сердце, и оставил его с его мыслями. А потом вернулся и тронул его за плечо.

— Идем, — сказал я, как только мог, властно. — Опять начинается метель. Если в монастыре есть люди, мы найдем у них пищу и кров.

Он беспрекословно подчинился. Я заметил на лице его выражение счастья и умиротворенности.

Мы поднялись вверх на пустынную террасу. Что, если это необитаемые развалины монастыря, какие часто встречаются в этой стране? Сердце заныло у меня при этой мысли. Но вот из одной трубы показался легкий дымок. В центре высился храм. Ближе, там, где змеился дымок, была низкая дверь.

— Отворите! Отворите, святые ламы! — громко закричал я и постучал в дверь. — Помогите чужеземцам!

Послышалось шлепанье туфель, дверь заскрипела в петлях. На пороге показался древний старец в каком-то желтом рубище.

— Кто это? Кто это? — спросил он, глядя на меня через роговые очки. — Кто нарушает тишину обители святых лам?

— Странники, святой отец, которые умирают от голода, и которым, по закону Будды, вы не можете отказать в приюте!

Он взглянул через свои роговые очки на нашу изношенную одежду того же образца, что и его платье. Мы носили платье тибетских монахов, отчасти чтобы не привлекать ничьего внимания, отчасти же потому, что у нас не было другого.

— Вы тоже ламы? — спросил старец. — Из какого монастыря?

— Наш монастырь называется Светом, и в нем люди часто бывают голодны.

— У нас не принято принимать иноверцев, а вы, кажется, не нашей веры.

— Еще менее принято у вас, святой Хубильган (так называют в Тибете настоятелей монастырей), оставлять чужеземцев умирать от голода! — и я привел ему соответствующий текст из учения Будды.

— Я вижу, вы начитаны, — сказал монах. — Войдите же, братья обители, называемой Светом. Я позабочусь и о вашем яке.

Он ударил в гонг. Явился другой, еще более дряхлый монах. Старец поручил ему накормить нашего яка.

Ку-ен, так звали настоятеля, отвел нас в монастырскую кухню, служившую также жильем братии. Тут вокруг огня сидели и грелись 12 монахов. Один из них готовил утреннюю трапезу. Ку-ен представил нас, как иноков монастыря, называемого Светом. Четыре года никто не заходил в монастырь, и братья радостно приветствовали нас. Все они были старые. Младшему из них было 65 лет.

Нам дали теплой воды, чтобы умыться, ветхое, но чистое платье, туфли вместо наших тяжелых сапог, и отвели нам комнату. Переодевшись, мы вернулись в кухню, где нас ожидала горячая похлебка, молоко, вяленая рыба и местный деликатес — чай с маслом. Никогда еще не ели мы с таким аппетитом. Тут я заметил, что Ку-ен смотрит на Лео с видимым удивлением, а монах-эконом начинает опасаться, что с такими едоками запасы монастырской кладовой скоро истощатся. Я остановил Лео, и мы пропели буддистскую благодарственную молитву, что приятно поразило монахов.

— Ваши стопы на Пути! Ваши стопы на Пути! — сказали они.

— Да, мы вышли в путь 13 лет тому назад, — ответил Лео, — но мы еще новички. Вы знаете, святые отцы, что путь далек, как звезды, широк, как океан, долог, как пустыня. Вещий сон указал нам вашу обитель. Вы самые святые и самые ученые ламы, вы можете научить нас, как идти этим путем.

— Конечно, мы самые ученые, — сказал Ку-ен. — Далеко вокруг нет другого монастыря. Но увы! Нас все убывает.

Мы попросили позволения уйти в отведенную нам комнату и проспали 24 часа. Сон освежил нас.

Прожили мы в горном монастыре пол года, и добродушные монахи с первых же дней посвятили нас в историю своей обители, древней и большой. В старину здесь жило несколько сот монахов. Лет 200 или больше тому назад дикое племя еретиков-огнепоклонников напало на обитель и перебило монахов. Уцелели немногие, и монастырь с тех пор опустел.

В молодости Ку-ену открылось, что он — перевоплощение одного из прежних монахов монастыря и что он должен идти в обитель. Собрав вокруг себя несколько ревнителей, он с благословения своего настоятеля пошел в горы и поселился в монастыре. Вот уже полстолетия живут они здесь, имея лишь случайные сношения с миром. Сначала время от времени приходили другие монахи, но теперь никто не приходит, а братия вымирает.

— А что же будет потом? — спросил я.

— Ничего, — ответил Ку-ен. — Мы заслужили уважение. У нас было много откровений, и когда умрем, нас ожидает легкая доля. Мы так далеки от соблазнов мира, чего же нам желать большего?

Бесконечная молитва чередовалась с бесконечно долгими часами созерцания. В остальное время монахи обрабатывали плодородную полосу земли у подножия холма и пасли свое стадо. Так жили они, умирая в преклонных летах, чтобы, как они думали, снова возродиться где-нибудь и снова продолжать вечный круг жизни.

Зима была суровая. Пустыня покрылась глубоким снегом. Идти дальше — значило погибнуть в снегу. Мы волей-неволей должны были остаться до весны и предложили Ку-ену перебраться в нежилую часть монастыря, обещая питаться рыбой, наловленной в озере, и дичью, которую настреляем в низкорослом сосновом лесу на его берегах. Монах не захотел нас слушать, сказав, что братия хочет быть гостеприимной с иноками монастыря, называемого Светом, где так часто царит голод не только телесный, но и духовный. Доброму старцу хотелось направить наши стопы на Путь Истинный и сделать нас настоящими ламами.

И мы участвовали в молитвах, читали библию буддистов Кенджур. Мы рассказывали им о своей вере, и они радовались, находя в ней родство с учением Будды. Если бы мы остались в монастыре лет на семь, вероятно, многие из братьев примкнули бы к нашему учению. Мы рассказывали также о разных странах и людях, и это интересовало монахов, которые знали кое-что о России, Китае, о некоторых полудиких племенах.

— Может быть, в одно из последующих перевоплощений нам суждено жить в этих странах, — говорили они.

• Предыдущая
• 37/198
• Следующая