Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" - Страница 5

• Предыдущая
• 5/129
• Следующая

Я борюсь с диким сексуальным желанием. Почему мы не властны выбирать, кого нам хотеть, кого любить? А кого не замечать совсем, чтобы избежать ненужных переживаний и проблем?

Я не знаю. Но я стою и смотрю на него так же пристально, как и он. Мы словно два животных, гипнотизирующих друг друга.

Он немного опускает глаза и мне становится жарко. Я знаю, что он смотрит на мою грудь. И сейчас я как никогда остро чувствую эту часть своего тела. Соски твердеют и проступают под тонком трикотажным свитером. Пора прекращать это безмолвное безумие.

Я поворачиваюсь к Жене и предлагаю пойти в детскую комнату. Она это любит. Мостики, канаты, лесенки, горки.

И пока она там бесится, у меня есть 20 или 30 минут. Я предупредила, что буду наблюдать за ней из кафе, расположенного тут же, за стеклянной стеной, чтобы родители могли видеть своих чад.

Взяла стакан сока и мысленно попыталась расслабиться.

Здравствуйте.

Все мои попытки остыть — коту под хвост. Дыхание начало сбиваться от легкой хрипотцы в его голосе. Он присаживается напротив, не спросив моего разрешения.

Зачем вы здесь?

Решил составить вам компанию.

А разве у вас уже нет компании?

Им весело и без меня.

Нехорошо бросать друзей.

Нехорошо оставлять жену в одиночестве.

Во-первых, я с дочерью. А во-вторых, мой муж сейчас вкалывает на вас, так что вам грех жаловаться. А мне и подавно.

Я не заставлял Влада выходить сегодня на работу.

Должны радоваться, что у вас такие инициативные работники.

Которые бросают своих красивых жен сохнуть от тоски в выходной день.

Это не так.

А мне показалось, что вы одиноки.

Ключевое слово — показалось.

Он замолкает, губы растягиваются в улыбке. Она — чистый секс. Я не видела мужчин, которые бы могли так улыбаться. Краешком губ, немного иронично. Он рассматривает меня, подперев голову рукой. И его мизинец касается рта.

У меня внезапно пересохло в горле. Тянусь за соком и делаю глоток. Он улыбается еще шире, отлично сознавая, какое впечатление производит на женщин.

Вы очень красивая, Ирина.

Спасибо.

И вы мне нравитесь.

Вы забываетесь. Я замужем.

То, что ваш семейный статус определен штампом в паспорте, еще не делает вас изгоем. Не запрещено восхищаться женщиной только потому, что она замужем.

Тогда зачем говорить мне об этом? Чтобы поставить в неловкое положение?

Единственное положение, в которое я бы вас хотел поставить прямо сейчас, вызовет массу негодования у окружающих. Потому что в общественных местах это делать запрещено.

Это пошло и грязно.

Нет ничего пошлого и грязного в страсти. И вы это прекрасно знаете, потому что сами раздевали меня глазами несколько минут назад, хотели меня посреди толпы народа, благочестивых семей с потомством, — он наклоняется вперед и смотрит мне в глаза. — И я тоже хочу. В этом тихом омуте сидит бесенок. Голодный, сладострастный, жаждущий. И я готов познакомится с ним поближе.

Прекратите, — у меня нет слов, я не знаю, что ему ответить. Ведь он прав. Я мысленно облизывала кожу на его шее, прикасалась с широким плечам. Господи, когда же я научусь владеть лицом?

Он встает. Я надеюсь, чтобы уйти. Но его рука касается основания моей шеи. Теплое дыхание ласкает ухо.

И когда вам станет невмоготу, я буду рядом. Чтобы сделать то, чего не делает ваш муж, чего не делали другие с этим прекрасным телом. Оно способно гореть и плавится. Горишь ли ты сейчас?

Он развернулся и ушел. Горю ли я сейчас? Да подо мной стул дымится! Температура подскочила, наверное, до сорока. И я сижу пунцовая среди заинтересованно поглядывающих на меня мамаш.

Между ног ноет и пульсирует. Я не чувствовала такого возбуждения даже во время секса. Хотя то, что происходит в нашей семейной постели, скорее односторонний акт, а не полноценный секс.

И тут этот самовлюбленный самец шепчет мне на ухо пару ласковых, и я теку, как ручьи весной.

Господи, как же стыдно! Женя возвращается, и я тяну ее домой. Бросаю тоскливый взгляд на платье и наказываю себя — не заслужила.

Дома готовлю Владу шикарный ужин. Но он возвращается так поздно, что ест его в одиночестве.

Матрац под ним прогибается, он привычно обнимает меня и целует на ночь. Я делаю вид, что сплю. А сама плачу от безысходности.

Я хочу любить мужа. Я хочу его хотеть. Хочу быть счастливой в нашем семейном гнезде. Но мне здесь тесно. Стены словно давят. И еще мне бесконечно одиноко.

Влад знает, что я — его надежный тыл. Он привык к этому. И никогда не беспокоился, что однажды я смогу его обидеть или предать.

Жизнь, словно тяжелый локомотив, встала на рельсы и, пыхтя от натуги, медленно, но неуклонно катила все дальше и дальше.

А я мечтала пересесть на самолет. Увидеть все с другого, свежего ракурса, поломать обыденность. Но в небо меня не приглашали.

Влада устраивало все как есть. Он думал, что и меня тоже. Поездок на море на неделю раз в пару лет в его понимании было достаточно, чтобы говорить о полноценности и разнообразии нашего совместного существования. Почему же мне было этого мало?

Заставляю себя повернуться и обнять мужа. Он — мой родной человек. Что бы там ни было, он со мной, я угадываю его мысли, а он — мои. Жаль только, что не всегда. Или, наоборот, хорошо, что не всегда?

Однажды я очень сильно обожглась. Когда мне было двадцать, я встретила парня немного старше меня, мы начали встречаться, стали жить вместе. Я видела мир сквозь розовые очки. Все казалось прекрасным. Я не замечала ни его холодности в определенных ситуациях, ни сдержанности со мной. Тогда мне казалось, что это его возраст. В двадцать пять лет люди, наверное, совершенно не такие, как в двадцать. По первому его зову я всегда прилетала, как птичка. Смотрела на него, не скрывая своих чувств, делала все, чтобы угодить.

Так наша жизнь текла довольно долго. Через три года я вдруг стала замечать то, что было на поверхности с самого начала. Он всегда прислушивался к советам своей матери, но не к моим. Он не считал себя обязанным делать что-то в нашем доме, тогда как я из кожи вон лезла, чтобы на те скромные деньги, составлявшие наш бюджет, в квартире было уютно.

В конце концов, я перестала спешить после работы туда, к нему. Где не было теплого слова, нежного объятия. Я начала заскакивать к знакомой, играясь с ее маленькой девочкой, попивая чай на кухне.

Мы стали ссорится по пустякам. И когда однажды ночью я поняла, что сплю рядом с абсолютно равнодушным ко мне человеком, решила набраться смелости и разорвать отношения, которые застыли, словно лед в морозильной камере.

Я была инициатором того разговора. Где-то в глубине души все же надеялась, что он раскается, скажет, что был не прав, что следовало бы больше меня ценить и любить. Но он просто молча собрал вещи, сверля меня злобным взглядом, и ушел. Я сутки проплакала, написала ему сообщение, чтобы возвращался, потому что привыкла к нему, каков бы он ни был. Но он остался таким же холодным, как и морозное зимнее утро, в которое вышел из нашей маленькой квартирки.

Мне было очень тяжело. Если меня так легко бросить, значит, я собой ничего не представляю? Тогда моей самооценке был нанесен первый существенный удар.

Но ожоги на сердце оставил не он.

Мы работали вместе. И еще тогда, когда я пребывала в счастливом неведении относительно своего положения и думала, что скоро стану замужней особой, мой коллега постоянно флиртовал со мной. Его внимание льстило. Тем более, он казался мне таким ласковым, заботливым, ненавязчивым. А его пронзительные взгляды приятно щекотали женское самолюбие. Время от времени он интересовался, ничего ли не изменилось на моем личном фронте.

И даже когда сменил место работы, заскакивал иногда к нам поболтать. Как раз после моего разрыва состоялся его очередной визит. Не знаю, что он прочел по моему лицу, но в тот вечер после работы он встретил меня с букетом роз.

• Предыдущая
• 5/129
• Следующая