Нераспустившийся цветок (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 84

• Предыдущая
• 84/87
• Следующая

— А теперь кто в списке непослушных? — хихикаю я.

Его трясущиеся ягодицы резко останавливаются. Затем он поворачивается и смотрит на меня с широко раскрытыми глазами от шока. Я поправляю маску, думая, что это она мешает мне ясно видеть, но это не так. Я ошиблась. Парень… мистер Трясущиеся Булочки — не Оливер.

— Мисс? — парень в черном костюме хлопает меня по плечу.

Я поднимаю глаза.

— Я должен вас попросить воздержаться от подобного взаимодействия с исполнителями. Если вы хотите заплатить за что-то, где можно касаться руками, я могу организовать приватную комнату.

Я смотрю на мистера Трясущиеся Булочки. Он усмехается и подмигивает мне.

— Я… эм… хорошо. Простите.

— О боже! — Алекс садится мне на колени, обнимая меня за шею. — Ты шлепнула его! — она закрывает глаза и смеется.

Ночь продолжается в том же духе. Мой мозг заполнен алкоголем и Оливером… небезопасная комбинация, к сожалению граждан Бостона, которые сталкиваются с нашей буйной группой. Мы оставляем наши отпечатки — отпечатки губ — везде на пути: двери, зеркала, столы, кабинки, ди-джеи, стриптизеры, и ничего не подозревающие зрители.

К тому времени, как автобус высаживает последнюю подружку невесты, перед тем как отвезти нас домой, уже пробило три часа утра.

— Самый. Лучший. Девичник! — Алекс наклоняется ко мне, когда автобус подъезжает к нашему дому. Она пытается держать глаза открытыми, когда ее язык заплетается, произнося слова нечленораздельно.

Я целую ее в лоб, оставляя фиолетовый отпечаток рядом с восьмью другими разноцветными губами на ее лице, затем фотографирую ее.

— Я рада, что тебе было весело. Теперь… пора спать.

Мы обе вываливаемся из автобуса, хихикая, и называем это ночью или утром.

Оливер

Долбанное похмелье! Мне следовало уже привыкнуть к пульсирующей головной боли и вкусу обезьяньего дерьма во рту.

До своего переезда в Портленд три года назад, последний раз, когда я был так пьян — был мой первый год в колледже. После возвращения в Кембридж, я даже не могу сосчитать, сколько раз чувствовал себя как сейчас.

— Добро пожаловать.

Я пытаюсь продрать глаза. Веки ощущаются как наждачная бумага на зрачках.

— Шторы.

— Неа, они останутся открытыми, дорогой.

— Мам? — я сажусь и тру виски.

Она протягивает мне стакан воды.

— Я должна быть расстроена, что ты пил последние два дня, но если бы ты был при памяти, ты бы, возможно, не рассказал мне, где остановился.

— Ты звонила? — я делаю глоток воды. Блин, мой рот ощущается, как дерьмо.

— Тридцать два раза. В тридцать первый раз ты сказал мне номер своей комнаты. В тридцать второй название отеля с условием, что я, цитирую: «От***усь».

Я кривлюсь.

— Конечно же, в Портленде не один отель «Хилтон», поэтому, после нескольких ошибочных визитов и странных взглядов, когда я стучала в нужный номер не того отеля, я наконец нашла тебя. К счастью, я постучала в твою дверь за пять минут до того, как ты отключился. В противном случае, я бы позвонила в соответствующие органы, подумав, что мой сын может причинить себе вред.

— Почему ты здесь? — я, наконец, смотрю ей в глаза.

— Потому что боюсь, что ты причинишь себе вред, — она складывает руки на коленях.

— Боже, я не склонен к самоубийству, — я качаю головой.

— Это не то, о чем я говорю, — она встает и подходит к кровати, проводя рукой по моим волосам. — Ты потеряешь еще одного человека в своей жизни, которого очень любишь. И это разрушит тебя, после чего ты уже не сможешь оправиться, если ты не поймешь этого вскоре. Я давала тебе три года, чтобы разобраться с этим, а ты так и не сделал этого. Я хотела, чтобы ты вернулся домой к нам, но не чтобы убежал, Оливер. А чтобы двигаться дальше.

— Я не могу… Я не знаю, что делать, — несмотря на то, что она моя мама, я ненавижу эти тупые слезы, застилающие мои глаза, и то, что она видит меня таким.

— Нет, ты знаешь.

— Она убила моего ребенка, — я делаю дрожащий вдох, но больше не могу сдержать его. Всхлип вырывается из меня, и она притягивает меня к себе так, как делала в детстве. Вот как я себя чувствую, как потерянный ребенок.

— Она убила и своего ребенка тоже, так как она больна, Оливер, так больна. Кэролайн не видела Мелани. Ее сознание не позволяло ей видеть что-либо, кроме боли. Она положила конец боли.

— О… боже! От этого так больно, — я всхлипываю от мучительной агонии, разрывающей каждую часть моего тела.

— Я знаю, что это так, дорогой, я знаю… — она качает меня в своих руках, и так много мыслей и эмоций, которые я не позволял себе обдумывать и ощущать, врываются в мое сердце как шаровой таран.

***

Я встретил Кэролайн Сью Уэлч в книжном магазине кампуса. Она работала за прилавком и меня сразу же привлекли ее кудрявые светлые волосы и карие глаза. Я стоял за тремя людьми в очереди, а она продолжала украдкой смотреть на меня, помогая другим покупателям. Она была невинна и кокетлива. А я был молод и возбужден. Когда подошла моя очередь, она дала мне свой адрес и номер телефона, на случай, если у меня будут какие-нибудь вопросы об «Истории моей жизни» Клэренса Дэрроу, книге, которую я приобрел. Неделей позже я позвонил ей и пригласил на ужин. Под «Маргариту» и гуакамоле я выяснил, что она никогда не читала «Историю моей жизни» Клэренса Дэрроу.

У меня миллион прекрасных воспоминаний о Кэролайн. Все любили ее, включая меня. Но она ушла, и я не знаю, куда или что забрало ее у меня. Женщина, находящаяся передо мной — незнакомка в теле моей Кэролайн. Я задаюсь вопросом, когда я ее потерял, или пыталась ли она мне рассказать. Я не видел сигналов? Не слышал ее увядающего голоса?

— Что ты хочешь, Оливер? — ее карие глаза — единственная часть ее тела, которая напоминает мне о том дне в книжном магазине. Ей двадцать семь лет, но ее истощенное тело выглядит на тридцать лет старше.

— Прости.

Она наклоняет голову.

— Что ты имеешь в виду?

Я борюсь с эмоциями, живущими во мне последние три года, которые застряли у меня в груди и поднимаются по горлу, угрожая прервать мое дыхание.

— Я не знал… я не видел этого. Доктора говорили, что это нормально, но я должен был заметить. Мужчина должен знать, когда его жена ускользает. Я слишком много работал. Меня не было дома достаточное количество времени, — я смахиваю случайную слезу.

Она смотрит вдаль, на миллион миль за окном, с ничего не выражающим лицом. Я даже не уверен, что она слышит меня. Может, она никогда не услышит. Я начинаю вставать. Это кажется бесполезной тратой времени. Моя Кэролайн ушла.

Я иду к двери, и тут до меня доходит. Это последний раз, когда я вижу Кэролайн. Я поворачиваюсь. Она все еще смотрит в окно.

— Кэролайн?

Она поворачивается. Я чувствую, как моя нижняя губа начинает дрожать, когда я моргаю, чтобы сдержать слезы.

— Я прощаю тебя.

Такие знакомые карие глаза наполняются слезами, но я ухожу до того, как они смогут пролиться.

***

Я не знаю, смогу ли когда-либо передать благодарность, которую испытываю к маме. Только сейчас, когда мы ожидаем посадки на самолет в Бостон, влияние ее любви на протяжении последних трех лет доходит до меня. Она тот, кто исправляет, и как мама и как психотерапевт, хотя она и отступила и позволила мне распадаться на части последние три года. Может, она знала, что это то, что мне нужно, а, может, и нет. В любом случае для этого нужна невероятная сила и любовь, чтобы оставаться в стороне.

— Как ты можешь быть такой тихой? — я спрашиваю, сидя рядом с ней в терминале.

Она тянется и берет меня за руку.

— Мне больше нечего сказать. Я благоговею перед твоим мужеством. Ты оставил Кэролайн с миром и должным образом попрощался с Мелани. Оливер, дорогой мой, ты приехал в Портленд жертвой, а покидаешь его оставшимся в живых, — она сжимает мою руку и улыбается.

• Предыдущая
• 84/87
• Следующая