Смерть белой мыши - Костин Сергей - Страница 49

Мой связник печатал медленно — по-русски, но латиницей.

«Что именно?»

«Полицейская машина».

Ручечка на экране медленно выводит что-то. Пишет, старается.

«Знакомые ребята. Мне следовало сказать вам сразу. Я — капитан криминальной полиции», — всплыло на экране.

Вот что меня останавливало от того, чтобы играть с Августом в открытую! Интуиция. Мне говорили, что хороший полицейский на раз распознает в толпе бывшего зека. И наоборот, человек, отсидевший в тюрьме, чутьем почует на улице полицейского в штатском. Существуют, стало быть, какие-то флюиды, какие-то неуловимые и не поддающиеся анализу признаки, которые воспринимаются нашим бессознательным. То же произошло и с Августом. За внешностью и обходительностью университетского профессора, или журналиста, или режиссера, или писателя скрывался полицейский. Чем этот полицейский выдавал себя? Скорее всего, взглядом — где-то чуть более внимательным, чем нужно, иногда чуть жестким. Однако человеку, работающему на спецслужбы, тем более на иностранные, все эти качества тоже нужны. Что же меня тогда насторожило? Наверное, несоответствие между интеллигентной внешностью и едва уловимыми признаками человека действия.

Я без ответа на последнее сообщение — что, конечно, было невежливо — вышел из сети и расплатился. За одну минуту засечь меня было невозможно, но и задерживаться здесь не стоило. А как у нас с такси? С этим около порта было неважно — машины в обе стороны ехали с клиентами — отъезжающими или только что приехавшими. Зато подоспел автобус.

И что теперь? Хорошо, я ведь понимал, что мой связной где-то работает. Тогда почему бы и не в полиции? В такой организации он был для Конторы намного полезнее. Да это и объясняло то, как быстро он получал нужные мне сведения.

Второй сеанс связи я провел из казино «Олимпик» неподалеку от Нарвского шоссе. Вряд ли человек, на которого охотится полиция, отправится по злачным местам. К столам я не пошел, приземлился в баре.

Август ждал моего вызова.

«Надо встретиться», — написал он.

«Напишите, что хотели сказать», — неумолимо отвечал я.

«ОК. Джип нашли. Улик нет. Парня ищут».

«Видите, как все просто», — пишу я. Ну, мол, ради этого не стоило и встречаться.

«Все сложно. Лучше встретиться».

Не надо уступать.

«Напишите».

«Будьте осторожны. Вас ищут и мы, и другие».

Это Август так написал, для меня-то русский язык по-прежнему родной. Тогда я понял смысл этой фразы так: меня ищет и полиция, чтобы задержать, и национал-бейсболист Хейно Раат с приятелями, чтобы заставить замолчать. Как скоро выяснится, дело было намного сложнее. Но все равно, приятно, когда о тебе заботятся.

«Спасибо», — написал я.

Нажав стилусом на маленький крестик, я вышел из программы.

Куда теперь? И сколько я мог так болтаться по городу, в котором столько людей стремятся меня разыскать? Я достал телефон и набрал Ольгу.

Я обещал прийти с бутылкой вина — я купил две. В приличном магазине деликатесов нашлось «монтефьясконе» 2003 года. Хороший это в Италии был год или нет, я не знал, но плохим это вино не будет никогда. Я вспомнил лепящиеся друг к другу дома с огромным собором на центральной площади, купол которого и сегодня виден с самого дальнего из виноградников, окружающих городок. Хочется в Италию! Сколько бы раз там ни был, все равно хочется.

Я мог бы выжить везде. Даже в сегодняшнем Афганистане, где чувствуешь себя путешественником в машине времени. Большая часть моей жизни прошла в России и в Штатах, но и во Франции, в Бельгии, в Германии или Австрии мне не пришлось бы долго приспосабливаться к местным условиям. Я уже не говорю про Испанию и всю Латинскую Америку, в которой я свой. При всем при этом, если бы мне предложили выбирать, где жить, я бы назвал только три страны. Первая — Италия, потом — Куба и, наконец, не удивляйтесь, Грузия. Только там моя душа, почувствовав себя дома, мгновенно расправляется под ярким солнцем среди зеленых холмов, на узких улочках, перетянутых веревками с бельем, на террасах ресторанчиков в тени деревьев, где подают холодные глиняные кувшины домашнего вина, в толпе людей, которые ведут себя так, как будто они ваши давние и хорошие соседи. Я люблю и ценю тепло — и снаружи, и еще больше внутри.

В этих приятных размышлениях я забыл подсказывать водителю и нужный дом проскочил. И хорошо — я все равно не собирался высаживаться прямо у подъезда. Если вдруг на этого таксиста выйдут, он всегда покажет, где я попросил остановиться. Я был с корзинкой цветов (мне нравятся букеты в корзинках) и с большим коричневым бумажным пакетом в обнимку — явно шел в гости. Поэтому неудивительно, что, пока машина отъезжала, я достал бумажку, на каких записывают номер дома, подъезд, код входной двери, этаж, номер квартиры — целую кучу цифр. Потом — такси уже уехало — человек обнаружил, что ошибся домом. А кто не ошибется — их здесь пара десятков и все одинаковые? Так что совершенно естественно, что ему пришлось пройти пару сотен метров, пока он не нашел, наконец, дом, в который шел. И что тогда запомнится тем молодым мамашам с колясками или той пожилой паре, которая, подложив под локти подушечки, наслаждается у открытого окна последними погожими деньками?

По классическим канонам соблазнения появляться у Ольги в обед, хотя мы договорились поужинать, было неправильным. За нами не было долгих лет супружеской жизни, когда мы могли пообедать, потом я бы залез в интернет, обнаружил, что мне опять надо встретиться с кем-то, потом опять бы пришел, уже на ужин, после чего, естественно, улегся бы в постель. Наши отношения, напротив, подразумевали — со стороны Ольги, естественно, — внутреннюю борьбу, сложную игру чувств, в которой мимолетная прихоть могла свести на нет самую твердую решимость. Поэтому грамотно — я еще во время учебы в военном институте иностранных языков усвоил, что действия офицера бывают либо грамотными, либо неправильными, — так вот, грамотно было действовать, как я и предполагал. Во-первых, дать Ольге возможность приготовить ужин. Это ведь тоже процесс интимный: когда вы готовите еду для кого-то конкретно, для кого-то, кто вас интересует, вы исподволь настраиваетесь на положительный лад. Во-вторых, важно было явиться к ней, как на любовное свидание, с цветами и выпивкой. Тогда мы оба весь вечер укреплялись бы в неизбежности того, что обычно следует за ужином на двоих в домашней обстановке. Именно так бы и поступил опытный и любящий это занятие манипулятор, которому негде было укрыться на ночь.

Так бы, скажу честно, поступил и я. Но чем целый день может заняться человек, на которого охотятся и у которого соответственно связаны руки? Будь у меня чистая машина, я бы покрутился по городу, пообедал бы где-то в неторопливом субботнем ритме, потом еще покатался и подъехал бы к Ольге, как и договаривались, вечером.

Однако до вечера мне нужно было еще продержаться. Мои метания по городу, в котором меня искали десятки, а может, и сотни профессионалов, по закону больших чисел должны были быть рано или поздно прерваны. Раз почувствовал какое-то перенасыщение — уходи с площадки. Потом что-нибудь вырисуется, а если не отвести непосредственную опасность, то и этого потом не будет.

Собственно, мне нужно было дождаться своего испанского паспорта. Документы я запросил еще вчера, по идее, сегодня должны были доставить. Только что-то не спешили.

Интересно, кто их подвезет? Хорошо бы Лешка Кудинов — мой единственный друг из старой жизни, который знает и про новую. Или не так — самый близкий друг, который знает и про мою старую жизнь, и про новую. Лешка обожает подстраховывать меня на операциях. Нелегальную разведку ему пришлось оставить, он теперь работает в Лесу, но к кабинетной работе душа у него не лежит. Хотя, конечно, задание это — привести документы и возвращаться — не для профессионала его класса. И, может, он сейчас занят в какой-то другой стране.

В этих размышлениях я дошел до Ольгиного подъезда. Код такой же, как номер квартиры. А вот и ее веселый голос: «Открываю, пятый этаж». Она и по телефону откликнулась с радостью: «Приезжай! Я только что из магазина, но и готового найдется, что перекусить».