Смерть белой мыши - Костин Сергей - Страница 44

В «Скандик Палас» остались мои вещи, их-то сейчас и изучают самым тщательным образом. Никаких новых данных, типа визитной карточки в багажной бирке чемодана, там не найдут. Конечно, полицейские или, скорее, контрразведчики по моей одежде достаточно точно определят мой рост и вес, а также наверняка получат в свое распоряжение один-два волоска. Среди десятка других, ускользнувших за последнее время от пылесоса уборщиц.

Моих отпечатков там не найдут. Я уже давно на всех операциях каждое утро протираю и пальцы, и ладони целиком специальным составом. Он и сейчас при мне. Чтобы не искушать персонал гостиницы, флакончик я ношу при себе — он размером, как капли от насморка. Состав образует на коже тонкую полимерную пленку, абсолютно прозрачную и идеально гибкую, не оставляющую никаких следов. Теоретически ее хватает на два-три дня, но я из предосторожности проделываю эту процедуру каждый раз после душа. В общем с дактилоскопией будет прокол. И в красном «гольфе» подарки их не ждут.

Так что у полиции будет фоторобот и описание комплекции, под которые подойдет каждый десятый мужчина в Таллине. Такие вещи сработали бы там, откуда я могу уехать из города и из страны: на вокзале, в порту, аэропорту… Но в эти места я и не сунусь.

Что еще они будут делать? Оставят ориентировку во всех гостиницах и в агентствах, сдающих туристам частные квартиры. Однако основные поиски будут проводиться не в городе, а в кабинетах, где будут ломать себе голову лучшие сыщики Таллина. А им я подбросил пищу, причем это не гнилой товар, а настоящие наводки. Август-то, похоже, знает, как довести их до полиции.

В первую очередь начнут искать любителя бейсбола и почитателя Гитлера Хейно Раата. Особых причин прятаться у него нет, так что он еще сегодня может очутиться в комнате допросов. Как быстро удастся его расколоть?

Джипов, обвешанных под «Париж — Дакар», в городе немного, но он, разумеется, тоже угнанный. Тем не менее, когда машину найдут, одна бригада займется отпечатками, волосками, откушенными заусеницами и крошками от съеденного в ожидании Анны бутерброда. Это шанс выйти уже не на мелкую шпану, а на профессионалов.

Что еще совсем неплохо — ищут ведь наверняка группу, по крайней мере двоих. Несмотря на противоречащие восточной внешности славянские имя и фамилию, ищут среди южан. Тех же занесенных в Эстонию непонятно каким ветром арабов, среди наверняка обосновавшихся в торговле еще с перестроечных времен азербайджанцев, среди северных кавказцев, которые теперь есть всюду. Вот по этим-то общинам сейчас и начнутся рейды.

По-прежнему самым слабым звеном для меня был Август — я теперь зависел от него почти целиком. Правда, здесь тоже был хороший знак. Даже два. Во-первых, мой связной меня не сдал, хотя стопроцентной уверенности в том, что я с убийством никак не связан, у него быть не могло. И, во-вторых, он сам предложил мне больше не встречаться, а общаться по скайпу. Отныне выйти на меня через Августа для полиции и контрразведки будет так же сложно, как и для него самого. Разве что он решит, что я все же связан с терактом, и вызовет меня на встречу. Я понял, что еще я должен сделать. Мне нужно самому найти подходящее место, где я с большого расстояния смогу убедиться, что на меня не подготовлена облава. У меня было время сделать это прямо сейчас.

Я расплатился и зашел в туалет. Сейчас избавиться от парика? Расчленю его на несколько полосок и спущу в унитаз в пару приемов. Потом надену бейсболку задом наперед и выйду — кто теперь разглядит, что минуту назад седой мужчина стал черноволосым? Я посмотрел на себя в зеркало — а там над раковиной висело зеркало с вытравленным матовым узором по периметру. Нет, взгляд нормальный, сосредоточенный, совсем не тревожный. Думай тогда.

Но подумалось мне, как это часто бывает в минуты опасности, совсем не о способах выживания. Почему это, спросил я себя, в мужском туалете такой причудливый до приторности узор на зеркале? И тут же понял, что в маленьком кафе перед зовом природы всех уравняли. Унисекс. Тем более пора было здесь закругляться, хотя в дверь пока никто не ломился.

Ах да, парик. Нет, он мне был по-прежнему нужен. Во-первых, по моему единственному теперь паспорту я оставался седым угольным бароном Александром Диденко. А потом, вдруг мне снова понадобится Арне? И так далее… Нет, этот риск ничтожно мал по сравнению со всем остальным.

Я надвинул бейсболку поглубже на затылок и вышел на улицу. Слепящее совсем по-летнему солнце позволило мне нацепить на нос темные очки. Без паники — пока все было под контролем. Но я и не дергался, мне даже в голову не пришло опрокинуть на посошок еще одну текилу.

Уже не в первый раз, как только я покончил с насущным, мысли мои снова скакнули к Анне. По-моему, тот же Джойс назвал это укусом изнутри. И боль была почти физической, такой же сильной, как физическая. Человек попросил о помощи, Эсквайр подумал обо мне, я был совсем рядом, тут же примчался, и все напрасно. Я вспомнил, как в какой-то момент, когда мы только что попрощались, Анна вдруг сделала балетное па и пошла от меня спиной. Она шла с высоко поднятой головой, не оборачиваясь, но с уверенностью, что я смотрю, как она уходит. Я смотрел.

Я сделал глубокий вдох и выдох, чтобы расправить укушенные ткани. Как я буду искать место для следующей встречи с Августом, я уже знал.

К западу от Старого города возвышается белый пятиглавый православный собор Александра Невского. Из краткой экскурсии, которую провел для меня Арне, я помнил, что его построили на народные деньги в конце XIX века, что посвятили его Александру Невскому в честь чудесного спасения царской семьи при крушении поезда Александра III под Харьковом и что освящали его в присутствии Иоанна Кронштадтского. Почему я все это запомнил? А я ведь езжу по миру и исследую разные города не только для того, чтобы выполнить очередное задание Конторы. И на такие экскурсии хожу не только ради прикрытия. Мне это интересно. Как люди живут, как жили, что успели сделать за свой короткий век. Я вообще не различаю, приехал ли я в новое место как тайный агент или как владелец турагентства. Это мой способ жить: мотаться по всей планете, узнавать что-то новое о мире и благодаря этому открывать что-то новое в себе. Но все это, не забывая, зачем я здесь или там. Что я тогда отметил, но с Арне этим не поделился, так это расположение собора. Он стоял высоко над крышами Старого города, и шпили двух крупнейших лютеранских церквей Таллина, Олевисте и Нигулисте, тонули где-то у его подножия. Специально так было задумано, чтобы подчеркнуть доминирующее положение православия, только тогда эстонские подданные Российской империи оккупантами русских не считали.

Несмотря на яркое солнце, воздух был уже по-осеннему свеж. К собору можно было подъехать на машине из центра или подняться по кривой улочке со ступеньками из Старого города. Я, поскольку находился именно там, выбрал короткий путь. Тем не менее пока я, взобравшись на холм, добрался до собора, от меня шел пар. Или это были пары, пары текилы? Я взял правее и вскоре вышел на площадку, с которой открывался панорамный вид Старого Таллина.

Черепичные крыши зданий оставались внизу, но поскольку я, проходя, фиксировал названия улиц и даже записал пару номеров телефонов-автоматов, мне было нетрудно проследить сверху свой путь. Вот справа барочный шпиль церкви Св. Николая, или Нигулисте. Вот улочка, носящая то же имя. Ее пересекала другая улица… Я посмотрел на карту: ага, Рюйтли, ассоциируется с фамилией нынешнего президента. А на углу как раз виднеется один из отмеченных мною телефонных автоматов. До него по прямой от силы метров двести, ну триста, а идти до меня, учитывая кривой переулочек с лестницей под названием — я снова наклонился над картой, чтобы прочесть по слогам: Люхике-ялг… Да, так вот этот переулочек плюс еще подъем на холм, все это займет, как минимум, минут десять. То, что нужно!

Возвращаясь в Старый город, я купил небольшой, но достаточно сильный бинокль. В соседней лавочке присмотрел неброский, черный нейлоновый рюкзачок, куда и загрузил свою покупку, а также свою сумочку с документами, которую носил на поясе и которую кто-то мог запомнить. Теперь проведаем машину?