Джинн и воины-дьяволы - Керр Филипп - Страница 16

— Я что-то не понимаю, — крикнул Лео. — В одном доме так много призраков не бывает. Это какой-то абсурд. Похоже, все они тут от чего-то прятались.

Джон попытался увернуться от запаниковавших призраков, но не успел. Один из них, стремясь как можно быстрее выбраться из домика, пробежал прямо сквозь него. На миг мальчику показалось, что он уносится в пространство вместе с призраком, он даже вскрикнул от ужаса, прощаясь с жизнью и господином Ракшасом навсегда. Одновременно его охватил другой, чужой ужас — он ослепил Джона, как мгновенная вспышка, и на мальчика разом нахлынуло все, что когда-то, триста пятьдесят с лишним лет назад, ощущал перед смертью пронесшийся сквозь него призрак, а заодно и все страдания, которые он претерпел с тех пор.

Первый призрак налетел и исчез. Ужас длился всего мгновение. Но за первым призраком несся второй… И ужас воцарился на целую вечность…

Он бежал по мокрому лесу. Спасался бегством. В утреннем весеннем воздухе в долине реки Гудзон висел тяжелый запах пороха. Влажная от дождя крапива стегала по ногам, а за спиной то и дело раздавался боевой клич могикан, которые откуда ни возьмись напали на небольшую группу голландцев, охотников на пушного зверя. Оружие у индейцев было примитивным, но разило наповал: палицы, луки со стрелами и томагавки. Некоторые его товарищи схватили кремневые ружья и пытались отстреливаться, но большинству попросту не хватило времени, да и прицелиться на бегу они уже не могли. И вот теперь он тоже улепетывал, хотя совсем не представлял, в какую сторону бежать. Но главное было — уйти. Унести отсюда ноги. Чтобы могикане перестали его преследовать, чтобы он мог спрятаться, отсидеться где-нибудь до темноты, а потом, под покровом ночи, пробраться назад к форту. Если индейцы его все-таки схватят, добра не жди. Им наплевать, что он всего лишь ребенок. Увернувшись от готовой стегануть по лицу ветки, он одним махом перепрыгнул через ручей. Потом потерял равновесие, упал и, несколько раз перекувырнувшись на крутом склоне, скатился вниз, где тут же с лисьим проворством вскочил на ноги и перебрался через попавшийся под ноги ствол поваленного дерева. Позади него кто-то с налету врезался в то же дерево, и он услышал гортанный вопль индейца, который следовал за ним по пятам. Надеясь поймать бледнолицего, тот явно звал на помощь своих соплеменников. Сейчас они возьмут его в кольцо. Он уже не мог думать ни о чем, но в голове стучало: двенадцатое мая тысяча шестьсот сорокового года, двенадцатое мая… Сегодня его пятнадцатый день рождения. Суждено ли ему дожить до следующего? Увидит ли он снова оставшуюся в Амстердаме мать? Продравшись через какие-то кусты, он очутился на берегу Гудзона. По воде стлалась предрассветная дымка. Бросаться в зеркальную гладь нет никакого смысла — река тут слишком широка, не переплыть. Да и плавать он толком не умеет. Куда же бежать? Вверх или вниз по реке? Поскользнувшись на склизком откосе, он сполз к кустам у самой воды, пробрался под ветками, прошлепал по мелководью и, обогнув толстенный ствол упавшего в реку дерева, попал прямо в раскинутые мускулистые руки огромного дикаря с размалеванным лицом. От него сильно воняло. Индеец схватил его за запястье и, по-волчьи осклабясь, обнажил зубы, которые казались еще белее из-за черной глины, которой был обмазан весь его бритый череп. Могиканин ударил его по голове ярко раскрашенной, похожей на ружье дубинкой, и мальчик упал навзничь. Полуголый дикарь вскинул голову и издал пронзительный победоносный клич, потом еще и еще и затащил свою добычу, точно мешок с картошкой, повыше на берег. Там он прислонил его к стволу высокой ели и привязал тонкими кожаными ремнями. Тут же, подвывая, как потревоженные волки, сбежались другие могикане, головы у них тоже были черные, как и у того индейца, который его поймал. Бронзовые тела плохо сочетались с черными головами, и все эти люди походили на игрушечные фигурки, которым ребенок по ошибке прикрутил не те головы. Один из индейцев разжег костер. Другой нашел полое бревно и начал ритмично по нему стучать, точно по барабану, затем затянул какую-то странную немелодичную песню. Мальчик понял, что дело его безнадежно, и перевел взгляд на небо, голубое, безоблачное небо. Он начал молиться…

Они прилетели на смерче в окрестности Мальпенсы, городка на самом каблуке знаменитого итальянского сапога — ведь карта Италии напоминает именно сапог, и об этом знают все на свете. Приземлившись на каком-то поле, Нимрод тут же снова применил свою джинн-силу и сотворил машину «скорой помощи», чтобы вывезти из монастыря тело Фаустины. И вся компания направилась по холмам вверх — в город.

Мальпенса показалась Филиппе забавным местечком. Городок, возведенный на вершине высокой скалы, рос из нее вверх, точно дерево или куст. Все здания были в плачевном состоянии из-за подземных толчков, которые периодически ощущаются в этой части мира. Боясь, что в один прекрасный день их и без того шаткие дома и вовсе рухнут от нового землетрясения, жители города предпочитали теперь, как медведи и летучие мыши, жить в катакомбах — обширной сети пещер, расположенной неподалеку.

Большинство важных, но нежилых зданий, вроде ратуши или полицейского участка, были подперты огромными бревнами или стояли окруженные ярусами строительных лесов. Все эти приспособления напоминали клетки, а сама Мальпенса походила на зоопарк, где за решеткой томятся большие и жестокие звери.

— Теперь понятно, почему этот городок получил такое имя, — заметила Филиппа.

— Да? — удивился Джалобин. — А что же означает слово Мальпенса?

— «Дурная мысль» или что-то в этом роде, — ответила Филиппа.

— Да, название точное, — согласился Джалобин. — В здешнем воздухе пахнет бедой.

Вход в катакомбы картезианцев находился в маленькой церкви на Пьяцца Картузи, площади на краю города, напротив освещенного прожекторами футбольного поля. Там шел матч — под гиканье всего местного населения, составлявшего восемьсот двадцать пять человек.

— Ну почему так все складывается? — простонал Джалобин. — Почему мы всегда вынуждены посещать эти ужасные места поздно вечером или даже ночью?

— Эти катакомбы — единственная настоящая, достопримечательность Мальпенсы, — сказал Нимрод. — Так что выбора у нас нет, в другое время нам сюда попросту не попасть. В путеводителе сказано, что летом у них тут бывает до ста посетителей в день.

— Странный все-таки народ — туристы. Вместо того чтобы отдыхать, шляются невесть где и пялятся невесть на что, — проворчал Джалобин.

— Кроме того, — добавила Филиппа, — не думаю, что нам позволят вынести из катакомб их главную достопримечательность средь бела дня. Что вы на это скажете?

— Согласен, убедила, — вздохнул Джалобин. — Выкрасть тело, конечно, лучше под покровом ночи. Хотя я бы с большим удовольствием сделал это днем.

Церковная дверь была не заперта. Они вошли внутрь и стали пробираться среди подпиравших стены бревен. В свисавших с потолка огромных канделябрах горели несколько дюжин свечей: небольшая часовня в одном из приделов тоже была освещена — здесь свечи стояли на металлическом помосте. А еще целый штабель похожих на сигары свечек лежал под помостом. Нимрод взял три свечи, зажег их, вручил по одной Филиппе и дворецкому, а третью оставил себе. В задней части церкви, позади алтаря, к стенке была криво прибита простая табличка со стрелкой:

Для поездки в Италию Нимрод позаимствовал у Силмана Франко его удивительную отмычку, и теперь, запустив скелетик в замочную скважину огромного, размером с блюдце, замка, он ждал, когда откроются железные ворота, а с ними и путь в катакомбы. Наконец замок щелкнул, Джалобин распахнул тяжелые створки ворот и отошел чуть в сторону, пропуская вперед Нимрода с Филиппой. Они тут же начали спускаться по лестнице. Джалобин был только рад, что простая вежливость помогла ему скрыть собственное нежелание идти первым. Да, он вовсе не жаждал первым сунуться в эту жуткую тьму, к привидениям. Не говоря уже о том, что в этом подземелье наверняка полно мертвецов.