Джинн и Королева-кобра - Керр Филипп - Страница 56

— Для первого раза неплохо, — похвалила Филиппа. — Вам, безусловно, удалось воздействовать на молекулярную структуру чашки и блюдца. И все мы тому свидетели. Но мне кажется, что если вы хотите, чтобы предметы и вправду исчезали, надо составить более четкое представление о понятии «пустота». Пустота как таковая.

— Уф! Прямо как после трудной работы. — Гуру стер пот со лба.

— Вначале это и вправду нелегко, — согласилась Филиппа. — Но тут как с физическими упражнениями — надо тренироваться. Сейчас мы тренируем ту часть вашего мозга, где сосредоточена джинн-сила. Джинн называют ее нешамах. Источник джинн-силы. Благородный огонь, который горит внутри нас, как пламя в масляной лампе. — Филиппа покачала головой. — Но я не знаю, есть ли у вас нешамах. Вы ведь все-таки не такой, как мы.

— Не так хорош? Ты это хочешь сказать? — вскипел гуру. — Ладно же, юная леди, я вам сейчас такой благородный огонь устрою, век будете помнить. — Он кивнул на свою шубу, которая валялась теперь на полу. — Смотрите на шубу!

Гуру и сам наклонился и вперил взгляд в собственную койотовую шубу. Его широко открытые глаза не мигали, а морщины легли поперек лба как борозды на свежевспаханном поле. Гуру ощутимо дрожал и раздувал ноздри, точно бык, который вот-вот бросится на плащ матадора. С кончика его носа с ушей и бороды капал пот, и туманные испарения от его жаркого тела висели в стылом воздухе точно мираж в пустыне.

— Ну погодите, сейчас увидите, как она исчезнет, — шептал он. — Прямо на ваших глазах.

Вид гуру, сосредоточившего всю свою волю и силы на злосчастной шубе, был ужасен. Прошла почти минута, и Филиппа поняла, что он настолько поглощен своей задачей, что уже перестал обращать внимание на то, что его окружает. Она поймала взгляд Джаггернаута, и им обоим стало ясно, что — если он и вправду хочет им помочь — лучшего времени для побега придумать трудно.

Может, Джаггернауту и удалось бы что-то сделать, но именно в этот момент шуба начала перемещаться по полу к его ногам.

— Что ж, впечатляет, — безмятежно заметил американец. — Настоящий теле…кинез. Или как это называется, когда вещи перемещаются одной лишь силой мысли.

И тут он инстинктивно отшатнулся, потому что шуба не просто продолжала двигаться, а угрожающе, по-волчьи зарычала, и это было по-настоящему страшно. Джаггернаут нервно усмехнулся и начал тесниться к двери в лабораторию, а шуба тем временем вздыбилась и обрела отчетливую форму. Собака! Нет — койот! К счастью, Джаггернаут оказался у двери вовремя. Благодаря этой мудрой предосторожности он смог увернуться от огромного свирепого койота, который налетел на него, громко рыча и клацая челюстями. Американец, а за ним и второй санитар тут же дали деру. Койот бросился за ними — к величайшему облегчению детей, которые оставались лежать связанными.

Тем временем кожа гуру Масамджхасары приобретала странные оттенки: сначала он побагровел, потом полиловел, потом стал пепельно-серым и, наконец, совершенно, как уголь, черным. Уже одно это внушало тревогу, но дальше все стало намного хуже. Из его ушей, ноздрей и даже из-под грязных ногтей повалил дым. В следующее мгновение гуру открыл рот и — вместе с новыми клубами дыма — испустил чудовищный рев. Заодно он пнул ногой тележку, на которой лежала Королева-кобра и стоял кувшин в водой. Не разлейся эта вода, возможно, гуру мог бы вылить ее на себя и спастись, но… Пошатываясь, он побрел в дальний конец палаты и плюхнулся на стул между Нимродом и господином Ракшасом. Там он и остался, судорожно дергаясь и источая все новые клубы дыма, которые валили из-под его широкой задницы.

— Он сошел с ума! — вопил Дыббакс, стараясь, несмотря на ремни, повернуться так, чтобы получше разглядеть, что происходит с бьющимся в конвульсиях гуру.

— Не думаю, — сказал Джон. Не успел он договорить, как тело гуру окутало тонкое синее пламя, и он начал гореть, словно фитиль огромной свечи. — Похоже на спонтанное самовозгорание, я читал про это в одном журнале. Иногда люди так загораются, без всякой видимой причины.

Палату заполнила вонь паленой шерсти, и через пару секунд дети поняли, что так пахнет густая, грязная борода гуру, которую как раз объяло пламя. В ужасе, не смея отвести глаз, дети смотрели, как из горящей бороды вылетела большая навозная муха со слегка опаленными крылышками. Она шумно гудела, сожалея о своем убогом, но надежном пристанище.

— Что же тут спонтанного? — сказала Филиппа. — Сам он это и устроил. Зато выяснил, что джинн и вправду сделаны из огня. Что ж, поделом. А может, он просто слишком сильно сосредоточился на собственном нешамах. И добыл огонь в себе самом.

— Так или иначе, он труп, — сказал Дыббакс. — И будет горсткой пепла.

Поскольку гуру Масамджхасара не шевелился, а только потрескивал и плевался, точно раскаленный жир на сковородке, близнецам пришлось согласиться с Дыббаксом. Гуру был мертв.

Джон напрягся, пытаясь вывернуться из ремней. Но они были кожаные и затянуты накрепко.

— Ну, что будем делать? — спросил он.

— Остается надеяться, что Джаггернаут вернется и нас отвяжет, — сказала Филиппа.

Они подождали несколько минут и принялись звать на помощь.

Но все напрасно.

Синее пламя, охватившее тело гуру, сходилось над его головой в желтый трепещущий конус, а лицо, все еще отчетливо видное сквозь огонь, оставалось удивительно благостным и спокойным, будто он наконец достиг высшего знания. Так оно, в сущности, и было.

— Видно, придется полежать тут, погреться у костерка. — Дыббакс безжалостно рассмеялся, видя, что Филиппа старательно отворачивается от развернувшегося у них на глазах ужасного зрелища. А поскольку Дыббакс

Несколько долгих часов тело гуру Масамджхасары оставалось на стуле между Нимродом и господином Ракшасом и горело там медленным и ясным синим пламенем. Поскольку дети не могли сами расстегнуть ремни, которыми их привязали к койкам, большого выбора у них действительно не было — оставалось смотреть, как горит гуру, и ждать, чтобы Джаггернаут или какой-нибудь другой санитар выпустил их на волю. Но время шло, и стало ясно, что никто к ним особенно не спешит. Более того, они слышали в отдалении завывания койота. А раз эта зверюга еще на свободе, вряд ли кто-нибудь рискнет сейчас сунуться в лабораторию. Это могло бы повергнуть детей в глубокое уныние, но, по счастью, как раз в это время они обнаружили, что температура в палате постепенно повышается и Нимрод с Рикшасом, лежавшие совсем рядом с горящим телм, начинают оттаивать.

Под их койками образовались огромные лужи, и скоро весь пол лаборатории был залит водой, дети понимали, что старшие джинн скоро разморозятся и очнутся, но им ужасно хотелось поторопить события. Чтобы их друзья быстрее пришли в себя, они принялись кричать и шуметь, словно пребывания возле горящего трупа было недостаточно. Вскоре Нимрод и Ракшас начали дышать все заметнее, все глубже, и наконец Нимрод заскрежетал зубами, застонал, зевнул и открыл глаза.

— Нимрод! — окликнул его лежавший ближе всех Джон. — Как здорово! Ты проснулся!

Нимрод снова зевнул, поморгал, пытаясь убрать застившую глаза пелену, медленно сел и обхватил руками голову, явно мучаясь от нестерпимой боли.

— Закатай меня в бутылку! Как же отвратительно я себя чувствую! — произнес он. — Точно проспал сто лет. И где это я? И…

Тут он увидел рядом с собой горящего человека и мгновенно скатился с кровати.

— Что с ним случилось?

— Потом объясню, — сказал Джон. — Сначала расстегни эти ремни. Мы лежим тут привязанные уже целую вечность.

— Да, да, конечно, — сказал Нимрод, аккуратно обходя горящее тело гуру. — Прости, Джон, я вас и узнал-то не сразу, ни тебя, ни твою сестру. А это кто? Дыббакс? Верно, Дыббакс! Дети, почему вы изменили цвет кожи с тех пор, как я видел вас в последний раз? Я принял вас за азиатов.