Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной - Шарф Калеб - Страница 58

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая

Все мы обитаем на маленькой планетке, которая вращается вокруг одной звезды средних, так сказать, лет среди примерно 200 миллиардов звезд, входящих в исполинский вихрь вещества, из которого состоит галактика Млечный Путь. По оценкам ученых, наша Галактика – всего лишь одна из нескольких сотен миллионов подобных структур в наблюдаемой Вселенной, которая занимает объем, простирающийся от нас во все стороны более чем на 430?000?000?000?000?000?000?000 (4,3 ? 10) км[212].

Эта область разрослась до таких размеров благодаря постоянному расширению пространства, которое началось в момент Большого Взрыва примерно 13,8 миллиардов лет назад. Астрономы подсчитали, что эту зияющую бездну занимает по меньшей мере миллиард триллионов звезд и что за последние миллиарды лет очень много звезд и исчезало, и появлялось.

По мелким человеческим масштабам это просто прорва вещества и ужасно много места. Наш биологический вид возник буквально в последнюю секунду чудовищно долгой истории Вселенной, которую, судя по всему, ждет еще более долгое будущее, с нами или без нас – неизвестно. Каким же может быть наше значение? Задача найти свое место, оценить свою влиятельность при таком положении дел выглядит как монументальная шутка. Похоже, вообразить, будто мы вообще играем хоть какую-то роль, – несусветная глупость.

И все же именно этим мы и занимаемся, несмотря на принцип Коперника, предполагающий, что мы совершенно заурядны, принцип, который руководит нами вот уже несколько веков. Именно он послужил для нас главной вехой на пути к выявлению скрытой структуры космоса и природы реальности. Однако на страницах этой книги мы познакомились с количественными доказательствами того, что оценить нашу значимость не так-то просто, и этих доказательств с каждой главой становилось все больше. Одни открытия и теории показывают, что жизнь вполне может быть явлением заурядным и распространенным, другие – что все совсем наоборот. Мне кажется, уже настало время дать кое-какие ответы, однако мы в здравом уме и, разумеется, не собираемся подводить итог под вопросом о своем месте в мироздании.

Итак, что же нужно сделать, чтобы дойти до сути? Как подступиться к тому, чтобы свести воедино все эти нити открытий, наблюдений и гипотез – от бактерий до Большого Взрыва, – чтобы все-таки прийти к заключению, можно ли нам считать себя чем-то выдающимся или не стоит? А может быть, не все нити следует учитывать – и не исключено, что одни доказательства противоречат другим… Например, может статься, что для зарождения и эволюции жизни архитектура Солнечной системы не так важна, как мы думаем, или она не дает нам разглядеть что-то происходящее в космическом окружении на более глубоком уровне. Мы узнаем о макрокосме и микрокосме все больше и больше – но какие из этого следуют выводы относительно наших стараний разобраться, есть ли еще где-нибудь живые существа? И какие шаги нам теперь следует сделать? Сделайте глубокий вдох: сейчас мы попробуем разобраться, какова фундаментальная природа самой жизни.

Эту книгу я начал с рассказа о том, как Антони ван Левенгук заглянул в чуждый нам мир микрокосма. Это достопамятное нисхождение по длинной лестнице убывающих масштабов в полную жизни Вселенную внутри нас дало нам один из первых намеков на то, что составляющие наших организмов, совокупность наших молекулярных структур существуют на одном из концов биологической шкалы размеров. Сомневаюсь, чтобы до той секунды, когда Левенгук так сильно удивился, люди имели возможность даже задуматься об этом – разве что мимоходом и очень поверхностно.

На Земле есть организмы гораздо крупнее и массивнее нас – взгляните хотя бы на китов и деревья. Есть и тесно сплоченные экосистемы, которые вполне можно было бы назвать самыми большими живыми существами на свете, например, опята, чей клонированный коллектив может занимать площадь в два километра в поперечнике. Однако мы гораздо ближе к верхнему пределу размеров (всего в тысячу раз меньше максимума), чем к микроскопическому концу спектра живых существ. От микрокосма нас отделяет огромная физическая брешь. Самая маленькая бактерия, способная к самовоспроизведению, насчитывает в поперечнике всего 0,1 микрона. Самые маленькие вирусы еще в 10 раз меньше. Человеческий организм примерно в 10–100 миллионов раз больше, чем самые простые известные нам формы жизни.

Да и среди теплокровных сухопутных млекопитающих[213] мы относимся скорее к крупным видам, правда, все же не самым большим. На противоположном конце шкалы находятся самые маленькие наши родичи – карликовые белозубки, крошечные комочки меха и плоти, не достигающие и двух граммов веса. Они существуют на грани возможного – тепло, которое источают их тельца, с трудом удается компенсировать непрерывным обжорством. Однако большинство млекопитающих по размеру ближе к белозубкам, чем к нам, – настолько, что средний вес тела млекопитающего составляет 40 граммов. Наши сложноклеточные разумные организмы находятся ближе к верхней границе диапазона – крупнее нас лишь относительно немного видов млекопитающих. Вероятно, дело в эволюционном сдвиге, поскольку хорошая ниша отчасти стимулирует организм становиться больше, чтобы лучше приспосабливаться к переменам обстановки и сопротивляться хищникам.

Итак, мы, бесспорно, существуем почти на верхней границе размеров, на стыке между разнообразием мелких биологических видов и относительно ограниченными вариантами крупных.

А теперь вспомним об устройстве нашей планетной системы. Мы убедились, что она во многих отношениях необычна. Наше Солнце принадлежит не к самой многочисленной разновидности звезд, наши орбиты в данный момент круглее обычных и отстоят друг от друга дальше, среди соседних планет нет супер-Земли. Если бы вы были архитектором планетных систем, то нашу систему сочли бы скорее чем-то необычным, легким отклонением от нормы. Некоторые подобные качества коренятся в том, что наша Солнечная система, в отличие от большинства других систем, избежала полномасштабной динамической перестановки. Это отнюдь не означает, что нам гарантировано безмятежное будущее: мы уже знаем, что пройдет несколько сотен миллионов лет, и в жизни нашей системы вполне может начаться более хаотичный период. А пройдет еще 5 миллиардов лет – и Солнце раздуется в старческих судорогах и довольно резко переиначит свойства своих планет. Сегодня все указывает на то, что мы живем на переломе, на какой-то границе времен, на переходе от периода юности звезд и планет к подкрадывающейся старости. То, что мы существуем именно в такие относительно спокойные времена, в ретроспективе не так уж и удивительно. Таковы и прочие обстоятельства нашего существования: мы живем в умеренных условиях, где не слишком жарко и не слишком холодно, где химическая среда не слишком агрессивная и не слишком инертная, где все не слишком быстро меняется, но и не слишком застаивается.

Кроме того, мы убедились, что астрофизически спокойная область простирается далеко за пределы нашей Галактики. С точки зрения Вселенной в целом мы существуем в период гораздо более мирный, чем бурная и жаркая юность космоса. Создание звезд повсеместно приостанавливается. Другие солнца со своими планетами формируются в темпе, составляющем менее 3?% от того, что было 8–11 миллиардов лет назад. Звезды по всей Вселенной понемногу начинают вымирать. В космологическом масштабе всего лишь 5–6 миллиардов лет назад Вселенная еще замедлялась после Большого Взрыва. Таким образом, мы опять живем в периоде мягкого перехода. Темная энергия, составляющая природу вакуума, ускоряет рост пространства и препятствует развитию относительно крупных космических структур. Но это означает, что жизнь в далеком будущем обречена на унылое одиночество во Вселенной, расшифровать которую будет все сложнее и сложнее.

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая