Романы Романовых - Пазин Михаил Сергеевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
Теперь у Петра руки были развязаны, и он мог вытворять что хотел. В первую очередь он решил избавиться от законной жены Евдокии Лопухиной. Лопухину еще называли царицей, она проживала с сыном Петра Алексеем в Кремле, но ее родственники, занимавшие видные государственные посты, попали в опалу. Сначала от двора были удалены отец царицы Евдокии и два ее дяди. Отца без всяких объяснений отправили в ссылку, а дядьев – воеводами в отдаленные местности. Потом он принялся за саму Авдотью. Путь ей был один – в монастырь; казнить, как он это практиковал в дальнейшем, у Петра еще привычки не было. Молодой еще был царь и не такой кровожадный.
Итак, официальных поводов отправить Евдокию в монастырь было два: бесплодие и прелюбодеяние. Однако поводов к этому Лопухина не давала – исправно рожала Петру детей. Тогда ближним боярам Льву Нарышкину и Тихону Стрешневу было поручено добыть от Евдокии признание в прелюбодеянии. Ничего из этого у них не получилось: «И мы о том говорили прилежно, чтобы учинить во свободе, и она упрямитца». Петр не отступал – он приказал Федору Ромодановскому, ведавшему Приказом тайных дел, о котором говорили: «Собою видом как монстра, нравом злой тиран», – силой вырвать у нее признание. Но и у этого «тирана» ничего не получилось. Евдокия была тверда как камень, а признаваться ей было не в чем. Видя, что у его подручных ничего не выходит, Петр решил сам провести с ней беседу. Она продолжалась четыре часа. Все напрасно. Несолоно хлебавши Петр в 1697 году уехал за границу в Великое посольство. Уже оттуда, из Лондона, он приказал Ромодановскому во чтобы то ни стало заточить жену в монастырь.
Тем временем Петр за границей ударился во все тяжкие. Известно о его краткой связи с английской актрисой Летицией Кросс, которой Петр за ночь любви заплатил 500 гиней. Известна и история о том, как он пообещал дочери одного пастора жениться на ней и сделать царицей. Пастор, простая душа, поверил Петру, но как только Петр лишил девушку невинности, сразу же забыл о своем обещании и отослал ее назад к отцу, заплатив 2000 гиней. Известно и о других его амурах за границей с безвестными женщинами, которых было не счесть.
Поскольку Ромодановский своей задачи не выполнил, Петр решил действовать вопреки закону. Сразу же после своего возвращения из-за границы в 1698 году Петр приказал насильно постричь Евдокию в монахини. Местом ее заточения должен был стать Суздальский Покровский монастырь. Архимандрит обители, видя такую несправедливость, отказался постричь Евдокию в монахини, за это его арестовали. 29-летняя Дуня, молодая женщина, отчаянно сопротивлялась постригу; ей не хотелось заживо замуровывать себя в холодный склеп монастырской кельи – ей хотелось жить! Целых два месяца ежедневно специальный посланник Петра уговаривал ее согласиться.
В конце концов в нарушение всех законов и монастырских уставов она насильно приняла постриг под именем Елены. Никакого содержания от казны ей назначено не было и не определено никакой прислуги; все необходимое, в том числе и еду, она получала от родственников. Она терпела недостаток в самом необходимом и не раз обращалась к своему брату Абраму Лопухину с просьбами о присылке пищи. «Хоть сама не пью, так было бы чем людей жаловать… здесь ведь ничего нет, все гнилое. Хоть я вам прискучила, да что делать? Покамест жива, да кормите, да одевайте нищую». Евдокия из царицы действительно превратилась, «благодаря» мужу, в нищенку.
Поскольку постриг Евдокия приняла лишь номинально, она всего полгода носила иноческое облачение, а после стала жить в монастыре обычной мирянкой. Постепенно о старице Елене, бывшей царице Евдокии, стали забывать. Избавившись от жены, Петр не проявлял к ней никакого интереса, и она получила возможность жить, как ей хотелось.
А Петр, удалив жену в монастырь, серьезно занялся Анной Монс. Он щедро одаривал ее за ласки. Обычно скуповатый, ей и ее матери он пожаловал 708 рублей годового содержания. Анне подарил огромный каменный дворец в Немецкой слободе, построенный специально для нее, и свой миниатюрный портрет величиной с чайное блюдце, усыпанный бриллиантами, ценой в 1000 рублей. В архивах Преображенского приказа зафиксировано неподдельное изумление немецкого портного Франка при виде роскошной опочивальни, которая была «красотой всего дворца». Царь решил: главное – чтобы спальня, в которой он часто бывал, была удобной и красивой. В 1703 году, хотя и не без некоторых колебаний, Петр преподнес в подарок Анне поместье Дудино (295 дворов) в Козельском уезде. Родственники Анны Монс также получили богатые имения. А разных драгоценных безделушек, таких как кольца, колье, мониста, браслеты, сережки и прочее, подаренных ей Петром, было вообще не счесть.
Очевидно, что Анна нисколько не любила Петра и вступила с ним в связь исключительно ради собственной выгоды. Ее аппетиты постепенно росли. Пользуясь расположением царя, она выпрашивала у него все новые и новые подачки. Причем, действительно, будучи женщиной «посредственного разума», часто прибегала при этом к нехитрым приемам. Например, она писала к нему: «Умилостивись, государь царь Петр Алексеевич! Для многолетнего здравия цесаревича Алексея Петровича своя милостивый указ учини – выписать мне из дворцовых сел волость». Вот так. За здравие цесаревича Алексея, к которому она вообще никакого отношения не имела и который из-за нее же был оторван от своей матери, подарить ей целую волость!
Анна ничем не выказывала своей любви к Петру и лишь однажды послала ему подарок: «четыре цитрона и четыре апельсина», чтобы Питер «кушал на здоровье», да цедроли в скляницах («больше б прислала, да не могла достать»). Ах, щедра, матушка, щедра! Писала она ему на немецком языке, реже – на голландском, а русские тексты для нее писал личный секретарь. Подписывалась она так: «верная слуга».
Петр тем не менее потакал всем просьбам своей пассии и даже всерьез думал на ней жениться. А Анна, почувствовав свою силу, стала вмешиваться в разные тяжбы и споры, начала ходатайствовать перед царем как за немцев, так и за русских, не забывая при этом и себя, конечно. Петр принимал это как должное, не прекращая при этом любовной связи с подругой Анны, Еленой Фадемрех, от которой он также получал записки.
Неизвестно, как долго все это продолжалось бы, если бы не случай. Однажды в 1703 году, в самом начале Северной войны случайно утонул саксонский офицер Кенигсек, незадолго до этого принятый на русскую службу. Просматривая бумаги Кенигсека, царь обратил внимание на некие письма, написанные женщиной. Содержание писем не оставляло сомнений – он находился с этой женщиной в интимных отношениях. Присмотревшись внимательно, Петр похолодел – он узнал почерк Анны Монс! Оказывается, Анна ему изменяла! Это стало для него страшным открытием. Вне себя от гнева он приказал позвать Анну. Та, покраснев, созналась – ведь доказательства-то были на руках! Услышав ее признание, царь, этот железный человек, вдруг заплакал и якобы разразился следующей тирадой: «Забываю все, я тоже имею слабости. Я не буду вас ненавидеть и обвиняю только собственную доверчивость. Продолжать мою любовь с вами – значит унизить себя. Прочь! Я умею примирить страсти с рассудком. Вы ни в чем не будете нуждаться, но я вас больше не увижу».
Согласно другим источникам, он сказал: «Чтобы любить царя, надлежало бы иметь царя в голове».
Так или не так изъяснялся Петр, но слова своего он не сдержал. Анну и ее сестру (возможно, способствовавшую связи с Кенигсеком) посадили под домашний арест. Им даже запретили посещать кирху. За что, спрашивается? Анна Монс была свободной женщиной и могла любить, кого хотела – хоть царя, хоть саксонца. Но это по справедливости, а справедливым с женщинами Петр никогда не был. Конечно, Петр и Анна были любовниками много лет, и царь уже привязался к ней, но того, что она отдалась другому, он простить не мог. Ревность! Вот то страшное чувство, которым руководствовался Петр. По-человечески его понять можно. Но простить нельзя. По какому закону он заточил Анну? Ни до, ни после Петра не было таких законов, чтобы лишать свободы изменившую любовницу. Петр поступил так по своему личному произволу. Ну, избил бы ее своей знаменитой тростью, ну, отобрал бы у нее дворец (все-таки на казенные деньги построенный) или отослал бы ее с глаз подальше – а то сразу под арест! Да к тому же отобрал у нее все свои подарки – уж подарки-то мог бы и оставить, все-таки она их заслужила, доставляя Петру удовольствие. Дворец, кстати, и имения он тоже отобрал. Анна ни за что не хотела отдавать подаренный ей тысячерублевый портрет Петра с бриллиантами, говоря, что это память о нем. Драгоценную миниатюру пришлось оставить ей.
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
