Смесь бульдога с носорогом - Стрельцова Маша - Страница 35

• Предыдущая
• 35/75
• Следующая

— Верно, — кивнула я. Ведьму убивать — себе дороже, дух ее потом не успокоится, пока убийцу на тот свет за собой не утянет. А уж как там убитый и убиенный разбираться будут — никому не ведомо. — И как же он тебя уговорил ?

— Мария, у тебя дети есть? — спросила вдруг Грицацуева.

— Нет конечно, — пожала я плечами. — Я ж незамужем.

— Тогда не знаю, поймешь ли, только не уговаривал он меня, — качнула она головой и слезинка скатилась по ее щеке. — Сын мой, 16 лет парню всего, у него залогом. Потому и пляшу под его дудку, ослушаться боюсь.

— Вот тебе раз, — удивилась я. — А ты на Ворона магией — то не могла повлиять?

— После твоих оберегов? — горько усмехнулась та.

Я задумалась. Ситуация была отчасти комичной — я сама лично сделала Ворона неуязвимым. А мои охранки еще ни одна ведьма не пробила.

— Послушай, Грицацуева, — начала я.

— Как ты меня назвала?? — поразилась она.

— Ну мы же не знакомились, это я тебя для себя так обозначила.

— Я Клавдия Никитична, — вскинула она голову.

— Еще одна, — бормотнула я озадаченно, вспомнив секретаршу Ворона. — Нет уж, раз так, то оставайся — ка ты лучше Грицацуевой. Так вот. Объясни, а почему ты со мной из вон рук плохо работала? Несерьезно меня заморозила в деревне, да и сегодня не прогадала, когда я точно буду отсутствовать и тебе не помешаю работать с моей дверью?

Этот вопрос меня здорово мучил. То что Грицацуева воспылала ко мне симпатией и потому спустя рукава работала — я отмела сразу. Но тогда — почему?

— Любит тебя кто — то сильно и прикрывает тебя это, как щитом, — обвиняющее произнесла ведьма. — А работала я на совесть, сына надо выручить хотя бы, я то что, моя жизнь пройдена, — махнула она рукой.

— Вот видишь, какая я умная, что кучу мужиков напривораживала, — наставительно обратилась я к Маруське.

— Да нет, тут как раз никаким приворотом не пахнет, настоящее, — отрезала Грицацуева.

— Как не пахнет? — растерялась я.

— На тебя посмотреть, так тебя будто без приворота и не любили, — буркнула Грицацуева.

Я промолчала. Не любили потому что и в самом деле. Ни разу. Не было у меня не свиданий с мальчиками. Никто меня не провожал до дому, не приглашал в кино или на футбол. Все мои сверстницы давно уже замужем и растят детей. А я смирилась с тем что буду одна. Потому что привороженные — не вариант. Когда привораживаешь — отдаешь этому человеку все до капельки хорошее отношение, что есть у тебя в душе персонально к нему. Закон сохранения энергии, сэр. Из ничего — даже любовь не рождается. И уж там, в душе привораживаемого твои эмоции прорастают и растут буйным цветом. А сама я остаюсь ни с чем. Мне просто-напросто нечем любить тех, кого я приворожила.

Кто ж меня так любит по настоящему, а я не знаю? А, к черту! Наверняка я поразила воображение какого нибудь маргинала, кто на такую обезьяну как я поведется.

— Что ты, Мария, делать со мной будешь? — просительно взглянула на меня Грицацуева.

— Отпустить — тебе придется меня по любому убить, — начала я размышлять вслух. — Не отпустить — значит надо с тобой что — то решать…

— А Ворон другую наймет, — подала вдруг голос молчавшая до этого Маруська.

— И то верно, — погрузилась я в неприятные размышления.

— Надо с ним урегулировать как — то, — опять подала голос Маруська. — Съезди да трахни его хорошенько, что ли. Он тебе тут же все простит.

— Думаешь? — протянула я.

— Ага, — кивнула та. — И платье белое одень. Прикинься красивой невинной овечкой, помогает здорово.

А еще немного подумала и пришла к выводу что в Маруськиных словах резон есть. Идти и напрямую выяснять, чего ему от меня надо — придется.

— Хорошо, — кивнула я. — Этой — матрасик выдать, руки сковать, рот заклеить.

— Не по-людски, — нахмурилась Маруська.

— Если по-людски, то она тут же как я уйду колдовать начнет, хочешь с ней остаться тогда? — предложила я.

— Нет, — быстро ответила Маруська. — Потом подумала и упрямо мотнула головой. — Не могу я так. Не по-людски!

— Ладно, — кивнула я. — В крайнем случае — напои ее хорошенько мартини и сними скотч с губ. Колдовать она не сможет нетрезвая.

— Вот это уже лучше! — обрадовалась сердобольная Маруська.

Я вздохнула и пошла звонить Ворону.

Сотовый он долго не брал. Наконец, раздался его сонный и недовольный голос :

— Алло!

— Привет, — я тяжким вздохом произнесла я. — Как дела?

— Мария? — недоверчиво спросил он.

— Мария, — призналась я, — ничего что я в такое время звоню?

— Да нет конечно, — горячо заверил он меня. — У тебя проблемы?

В голосе его явственно слышалась забота и желание оградить меня от всех невзгод.

— Нет, вернее да, — призналась я. — Можно я к тебе приеду? Надо поговорить.

— Конечно, приезжай, — сказал он и добавил, — ты на меня еще обижаешься? Я днем насчет внешности твоей проехался.

— А тебе это важно? — снова тяжко вздохнула я.

— Наверно.

— Обижаюсь, — честно сказала я. — Мне не очень повезло с внешностью, Ворон, и я сама об этом знаю, наверно не надо меня все же тыкать в это.

— Извини, я веду себя как мальчишка. Это сродни дерганию за косичку девчонок в школе, — вздохнул он и положил трубку.

Вот черт! За косичку меня дергал только Димка, когда она немного отросла к одиннадцати годам. И я понимала — это все его невысказанные мечты и желания, как мне об этом рассказать, он просто не знал, и потому страдали мои волосы. Дергая меня за косичку, Димка рассказывал мне, как он мечтает сходить со мной в кино, посидеть на берегу нашей речки, что ему хорошо около меня. Я это понимала, и не обижалась на него.

Вряд ли Ворон имел это же в виду. Как можно любить человека, и в то же время хотеть его смерти — я решительно не понимала.

Но тем не менее воспоминание о Димке меня взбодрило, и я почувствовала себя гораздо увереннее.

За следующие полчаса я успела одеть белое открытое платье, распустить волосы, сделать макияж и побрызгаться из баночки заготовленной водой с заклинанием красоты. Повертелась перед зеркалом и пошла на тестирование к Маруське — она в Каморке спаивала Грицацуеву.

• Предыдущая
• 35/75
• Следующая