На школьном дворе. Приключение не удалось - Сотник Юрий Вячеславович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/50
• Следующая

— Чего надо?

— Вы на свою антенну скворечник повесьте: толку больше будет.

— Давай катись отсюда, пока цел, — сказал долговязый малый лет пятнадцати.

— А чего ты мне сделаешь?

— Давай уходи, говорю, а то как дам сейчас! — закричал долговязый и поднял с крыши деревянную рейку длиной с полметра.

— Федор, мы уходим! Федька, последний раз говорю, — сказал Слава.

Но Федя отмахнулся от приятелей и, скрестив на груди руки, уставился на долговязого.

— Ну, брось! Ну, бросай! Ну, чего же ты не бросаешь?

Рейка, крутясь, перелетела через улицу и угодила Славе в плечо. Радисты бросились к приставной лестнице и стали быстро спускаться во двор.

— Всё! Теперь газуем! — удовлетворенно сказал Федя и легко, вприпрыжку, понесся по тротуару.

Радиолюбители хотя и выбежали на улицу, но от дальнейшей погони отказались.

Пробежав метров сто, ребята пошли шагом. — Здорово, а? — сказал Федя. Если бы мы тому, длинному, попались — тогда всё! Тогда бы от нас только мокрое место осталось.

— Дурак! Идиот! — прошептала Луна. Председатель поднялся на цыпочки и, вытаращив на Федю глаза, затряс перед ним головой.

— Знаешь, Федор… Я думал, что ты хоть за лето поумнеешь, а ты ведешь себя как… как дошколенок. И вот что, Федор: если ты… если ты еще раз выкинешь при мне такую штуку, тогда… тогда… давай кончим нашу дружбу. Хватит с меня!

Федя долго и очень серьезно посмотрел на Славу и ничего не ответил. Прошли полквартала, Федя молчал. Прошли целый квартал, Федя не произнес ни слова. Ната несколько раз искоса взглянула на него. Жесткие каштановые волосы, которые вились упругими колечками, торчащие скулы, большой рот, вздернутый нос с широкими ноздрями — все это было у Феди грубоватое, мальчишеское, зато глаза у него были такие, что могла бы позавидовать любая девочка: огромные, темные, с густыми и длинными ресницами. Сейчас эти глаза смотрели вдаль так грустно, так меланхолично, что у Луны запершило в горле.

— Вот ты, Федя, обижаешься, — мягко заговорила она, — но ты, Федя, со стороны посмотри: ведь с тобой прямо ходить опасно! Ведь когда ты по Московской улице идешь, тебе все вагоновожатые еще издали кулаками грозят. Думаешь, им приятно, когда кто-нибудь на рельсах станет да еще руки на груди скрестит? Ведь если тебя задавят, кто будет отвечать? Они! А со вчерашними мальчишками!… Играли себе ребята в футбол, а ты пристал: «Мазилы да мазилы!» Тебе развлечение, а мне из-за тебя полкосы, наверное, выдрали. Думаешь, приятно?

— Что — полкосы! — вмешался Слава. — Поглядите, что мне собаки с брюками сделали. Это еще мать заштуковала, потому не так заметно. А из-за кого? Из-за Федора! Ведь его все собаки в районе ненавидят! Вот, пожалуйста, вот, давайте понаблюдаем за той собакой, как она себя вести будет? Давайте понаблюдаем!

Метрах в двадцати впереди, на каменном крыльце лежал средних размеров пес с длинной грязно-белой шерстью. Он дремал, прикрыв морду хвостом.

— Вот! Обратите внимание: мимо люди идут, а она хоть бы что, — сказал Слава.

Мимо крыльца в это время прошли двое мужчин, один даже протянул к собаке руку и щелкнул на ходу пальцами, но пес только приподнял голову.

— Во! Видели? — воскликнул Слава. — Даже не тявкнула! А теперь мы пройдем. Погодите, не заметила еще. Во! Теперь заметила.

Пес повернул голову в сторону ребят, секунду посмотрел на них и встал на ноги. Еще немного посмотрел… Спрятал хвост под живот. Бесшумно, словно на цыпочках, сбежал с крыльца и исчез под воротами. Через секунду оттуда послышался такой лай, словно во двор сбежалось штук двадцать собак-истеричек. Когда ребята миновали ворота и немного от них отошли, лай внезапно оборвался.

Ната оглянулась назад:

— Вот видишь! Вот посмотри, Федя, как она удивляется, что ты ей ничего не сделал. Федя обернулся. Пес сидел посреди тротуара, расставив передние лапы, развесив уши, остолбенело глядя вслед удаляющимся ребятам.

Некоторое время Федя шел молча. Но вот он тяжко вздохнул. Вот еще раз вздохнул:

— Ребята! Хотите, я вам откровенно скажу?

— Ну, что еще скажешь? — проворчал Слава.

— Я вот сам много раз думал: отчего у меня такой характер?

— Ну?

— И вот я недавно понял, в чем тут дело.

— В чем, Федя? — спросила Луна.

— Понимаете, это у меня от избытка энергии.

— Что?

— От чего?

— От избытка энергии. Это давно известно. И в книгах об этом пишут: если у человека очень много энергии, а использовать ее на какое-нибудь полезное дело он не может, тогда он начинает хулиганить. Он даже на преступление может пойти, до того доводит его эта самая энергия.

Слава замедлил шаги:

— Бедненький! Энергии ему некуда девать! Ты в пионерской организации состоишь?

— Сам знаешь, что состою. Чего ты глупые вопросы задаешь?

— Ладно! Ты в строительстве школьного стадиона участвовал?

— Ну, участвовал… Тоже сам знаешь.

— Прекрасно! Металлический лом собирал?

— Собирал, почти тонну один приволок.

— В спектакле «Снежная королева» играл?

— Играл…

— Деревья перед школой сажал?

— Сажал…

— Так что же ты жалуешься, что энергию некуда девать? По-твоему у нас дел мало?

— А я и не говорил, что мало. Тут вопрос в том, какие это дела.

— Ну какие? Какие?

— Все это спокойные дела. Ясно вам? Председатель пожал плечами:

— Луна, ты что-нибудь понимаешь? Луна тоже пожала плечами и ничего не ответила. Федя ударил себя ладонями по бедрам, тяжко вздохнул, досадливо крутнул головой:

— Вот в том-то и дело, что вы ничего не понимаете! Вот вы говорите, что я веду себя как дошколенок, а сами ни на столечко не понимаете в психологии другого человека.

— Ну, что не понимаем, ну, что? — спросил Слава.

— А то! Полезное дело полезному делу — рознь! Один человек может всю жизнь прожить на одном месте, а другому спокойная жизнь хуже каторги. Великие путешественники с детства мечтали о путешествиях и всяких там исследованиях. Почему? Потому, что характеры у них такие. Одним людям посадкой деревьев приятно заниматься, стадионы строить… Я про них ничего не говорю, и очень даже хорошо, что им приятно этим заниматься, но сам я… сам лично… ну не могу! Задыхаюсь прямо в спокойной обстановке!

Слава усмехнулся:

— Понятно! Тебе, значит, приключения нужны.

— Да, приключения! И ничего здесь смешного нет.

— И подвиги? — Да вот, и подвиги! Председатель некоторое время шел молча.

— Ты говорил, что хочешь стать полярным исследователем, да? — негромко спросил он.

— Да вот, хочу стать полярным исследователем! — с вызовом ответил Федя. Его злило, что Слава иронически улыбается.

— А почему не исследователем космоса?

— А потому, что тут способности к технике нужны и… к математике… а у меня их нет. И нечего тебе, Славка, улыбаться, если не понимаешь.

Слава сделал серьезное лицо:

— Я и не думаю улыбаться. Я только вот о чем хотел спросить: полярным исследователем ты станешь, когда вырастешь, а до этого ты будешь собак дразнить, чтобы энергию использовать?

— Нет, Станислав Михайлович, — медленно ответил Федя. — Собак дразнить я больше не собираюсь. Хватит!

— А что же думаешь делать?

— А вот что. — Федя помолчал, подыскивая слова. — Вот ты скажи, Славка… скажи, как по-твоему: это только в книжках так бывает, чтобы ребята убегали из дому, а потом становились моряками, путешественниками и всё такое?

Слава присвистнул:

— Эге! А ты что: собрался того… махнуть?

— Н-ну, может, еще и не собрался, а думать, может быть, и думаю.

Слава покачал головой:

— Ну и ну! Луна, видела дошколенка? Итак, куда же вы уезжаете, сэр? В Арктику или в Антарктиду?

Федя совсем обиделся, заморгал длинными ресницами и собрался было что-то сказать, но Луна предупредила его.

• Предыдущая
• 39/50
• Следующая