Потерянные - Нурисламова Альбина Равилевна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая

— Привет, — немного смущенно пробасил знакомый голос, — не разбудил?

— Нет, Дэн. Я полночи не спала, в пять встала. Ты как?

— Ну, как, нормально… Алиска сказала, ты звонила. Извини, я сам-то, понимаешь ли, не помню. Перебрал вчера, вот и…

— Денис, не извиняйся. Что ты, как неродной? Со всеми бывает. Жена сказала тебе, почему я звонила?

— Сказала, — Дэн глубоко вздохнул, — я просто поверить не мог. И без того башка трещит, а тут еще это… Кирюха, как же так, а? Болел он, что ли? А мы и не знали ничего. Или авария?

Кира вспомнила, что не сказала Алисе, как именно умер Леня.

— Он покончил с собой. Мама его сказала.

— Ленька? — заорал Денис. — Покончил с собой?! Да он не мог! Не мог, это точно! Ты же знаешь, какой он!

Кира его понимала: она и сама не верила.

— И все-таки он это сделал. Мама его сказала, — повторила она.

— Бред какой-то! — Денис помолчал и спросил: — А что конкретно — отравился? С моста прыгнул?

— Повесился в своей комнате.

— Просто не знаю, что сказать, — устало и печально проговорил Денис. — Но все равно это как-то… Слушай, ты нашим-то сказала? — спохватился он.

— Элке сказала. — Кира решила не упоминать о странном поведении подруги. — У Мили телефон отключен. Сколько раз звонила — никак.

— А городского у них нет?

— Может, и есть, но я его не знаю.

— Ясно. Получается, Миля на похороны не попадет. Потом узнает.

— Получается так.

— Давай, я за тобой заеду, — предложил Денис.

— Спасибо, — обрадовалась она.

— Адрес у тебя тот же? У родителей?

— Нет, мы с мужем в другом месте живем. Да и родители переехали, дом в деревне купили, — пояснила Кира.

— Молодцы. Диктуй, пишу.

Кира объяснила, где теперь живет. Встретиться договорились в девять.

Когда она, за десять минут до назначенного времени, спустилась во двор, черный громадный джип уже караулил возле подъезда. Кира взгромоздилась на подножку и уселась на пассажирское сиденье.

Денис был такой же, как и всегда в последнее время: солидный, дорого одетый, серьезный. Только заметно похудел и осунулся. Цвет лица нездоровый, под глазами залегли тени. Правда, что ли, пить стал?

— Привет, — еще раз поздоровалась она.

— Привет. — Дэн правильно истолковал ее взгляд, усмехнулся и спросил: — Изменился? Постарел?

Кира смешалась.

— Нет, что ты, — залопотала она, но поняла, что это звучит глупо, и сказала честно: — Вообще-то изменился. Ты … приболел?

Денис хохотнул.

— Как деликатно выразилась! «Приболел». Моя, небось, наговорила вчера?

— Мы с ней мало разговаривали, — уклонилась Кира от ответа, — я про Леню попросила передать, и все. Ни о чем ее не спрашивала.

— А ей и не надо, чтобы у нее кто-то спрашивал! Сама все скажет. Жаловалась, что я пьяная скотина?

— Жаловалась. — Кира не видела смысла врать.

— Как же! Свободные уши нашла — и вперед! — зло проговорил Денис. — А я ее любил, дурак. На руках носил. Одевал, как куклу, везде возил, покупал все, на что глаз упадет. А уж когда Ленку родила, так и вообще… Да, появились у меня кое-какие проблемы! Да, стал употреблять — нервы ни к черту! Ты что — перетерпеть не можешь? Так нет, вызверилась, как овчарка. Ни понимания, ни заботы, какое там! Орет, пилит, мамашу свою подключила. Та и рада меня сволочить: доченьку со свету сживают! А то, что эта доченька ни дня не работала, каждый год шубы и машины меняла — забыла? Сука старая, — прошипел он.

Кира молчала. Ей было неловко, она не знала, что сказать

— Извини, меня что-то понесло, — опомнился Денис. — Миля так и молчит?

— Молчит.

— Хорошо, хоть Элка приедет.

— Угу, — кивнула Кира.

— Ты сама-то как? Ничего?

— Ничего, — она пожала плечами, — работаю там же, порошки стиральные на рынок продвигаю. Машину новую купили, квартиру...

Кира осознала, до какой степени ей безразлично то, чем еще полгода назад она страшно гордилась, чему радовалась. Теперь все стало казаться нереальным, призрачным. В любой момент могло измениться.

— Ты меня прости, конечно, лезу не в свое дело, но… У тебя все нормально? В смысле, ничего не случилось? — мягко поинтересовался Денис.

«Надо же, неужели заметил?»

— Нет, все хорошо, а что?

— Просто спросил. Ты без настроения. Хотя, — оборвал он сам себя, — какое сегодня, к черту, настроение?

Ленька жил в обычной панельной пятиэтажке. Дверь подъезда была открыта, рядом стояла красная крышка гроба. Кира и Денис поднялись на второй этаж. Дверь квартиры тоже оказалась незапертой, и они тихонько прошли внутрь.

Сколько раз они бывали в этом доме в студенческие годы! Здесь ничего не изменилось: тот же выкрашенный темно-зеленой краской подъезд, та же дверь, обитая черным дерматином. И в квартире все осталось прежним — обои, линолеум, мебель. Правда, немного пообтрепалось.

Только Леньки не было. Он ушел от них навсегда. Первый. И так необъяснимо рано. Его тело лежало в большой проходной комнате, возле него сидели и стояли какие-то люди. Миновав тесную прихожую, Кира и Денис тоже направились было туда, но их остановил голос Лениной мамы:

— Кирочка, Дениска! Вы пришли! — Она сидела на кухне, на единственной табуретке. Остальные, видимо, были под гробом с телом Леньки.

Елену Тимофеевну было не узнать: полностью седая, с растрепанными, торчащими из-под черного платка волосами. Руки страшно тряслись, глаза покраснели и опухли. Кира помнила ее совсем другой, подтянутой, строгой на вид, с аккуратной прической и в очках с тонкими дужками. Мама Лени была учительницей химии. Отец, тоже педагог, преподававший в суворовском училище какую-то военную дисциплину, умер несколько лет назад. Ленька был их единственным поздним ребенком. Долгожданным и выстраданным. Теперь Елена Тимофеевна осталась совсем одна.

Они подошли и поздоровались. В кухне остро пахло валокордином.

— Елена Тимофеевна, миленькая, нам так жаль, так жаль, что… — Кира присела на корточки возле сломленной горем матери, осторожно погладила сложенные лодочкой руки, неловко спросила:

— Вы как — держитесь?

— Держусь, а кто же будет Ленечку хоронить? — Она опять заплакала. — Хоть бы и меня Бог прибрал! Одна осталась — для чего? Никому не приведи Господь детей своих хоронить! Сама бы легла вместо него! А вот живу, никому не нужна, а живу!

У Елены Тимофеевны, видимо, начиналась истерика. Кира тоже расплакалась, Денис держался из последних сил. Из комнаты прибежала какая-то женщина, тоже в черном платке, сердито зыркнула на вновь прибывших.

— Только успокоилась и опять, — пробормотала она. — Леночка, ты выпей-ка еще сердечное. Скоро уж вынос. Нельзя так убиваться, ты что? Ленечка там все видит, ему не нравится!

Уговаривая Елену Тимофеевну, она настойчиво вытесняла из кухни Киру и Дениса, давая понять, что они тут лишние. Те поняли и послушно направились в комнату. Кира шла с замиранием сердца: прежде никогда не видела покойников, разве что по телевизору. Бабушки и дедушки умерли, когда она была совсем маленькая. Родители, беспокоясь за ее психику, не разрешили девочке смотреть на них. И теперь Кире было страшно взглянуть на мертвого Леньку. Она боялась, что неподвижное, восковое лицо отпечатается в памяти, навсегда вытеснив образ живого Лени Казакова.

Но переживала Кира напрасно. Увидеть друга юности в последний раз ей не довелось. Его хоронили с закрытым лицом.

— Уж больно страшный, — доверительно прошептала Кире на ухо маленькая круглолицая старушка. — Вы-то кто ему будете?

— Друзья. Учились вместе в институте, — пояснила Кира за них двоих.

— А я тетка, отцова двоюродная сестра, — представилась собеседница.

Кире не хотелось ни о чем с ней говорить. Нужно было помолчать, подумать, вспомнить, попросить прощения, мысленно проститься с Леней. Но словоохотливая тетка желала пообщаться. Она принялась подробно рассказывать, как они тут все «намучалися». Тело повезли вскрывать и долго не отдавали обратно, пришлось «через своих» договариваться. Места на кладбище дорогие, «народ вовсю мрет — хоть дорого, а куда деваться!», и «могильщики дерут втридорога».

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая