Они живут рядом со мной (сборник) - Онегов Анатолий Сергеевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/58
• Следующая

К полудню снег раскис и я прервал свой путь. Я приготовил дрова, развел костер, вскипятил чай и теперь просто сидел у высокой замшелой елки и слушал голоса весеннего леса. Я ждал вечера, когда на соседнее болото начнут слетаться глухари. Глухари молча проведут ночь, а рано утром один за другим начнут исполнять свои весенние песни. Когда поднимется солнце, эти песни подойдут к концу, и петухи спустятся на землю и тут, глядишь, да и померятся силами.

Наблюдать схватки глухарей мне почти не удавалось. Чаще я находил лишь свидетельства таких встреч: выбитое в драке перо и совсем редко капельку-другую крови, вмерзшую в снег. Перья и кровь вроде бы говорили о жарких боях, боях не на жизнь, а на смерть, когда побежденный удалялся залечивать раны, а победитель получал в награду внимание глухарки.

То болото, возле которого развел я свой небольшой костер, глухари каждый год выбирали для своих турниров, и теперь я надеялся поближе понаблюдать за драками этих пернатых бойцов и еще раз утвердиться в предположении, что законы леса суровы и жестоки.

Вечером я погасил костер, чтобы не пугать птиц, которые вот-вот должны были прилететь сюда. Сзади меня высокой стеной стоял еловый лог. Черные, угрюмые тени елок еще с вечера глубоко легли на снег, затем медленно поползли дальше, к кривым сосенкам, пока не укрыли, не залили ночными красками все вокруг.

Ночная тайга молчала. Я старался задремать, кутался в теплый ватник, но сон долго не приходил, я считал до тысячи, до полутора тысяч, и, когда, казалось, уже засыпал, сзади, из елового лога пришли ко мне незнакомые звуки.

Многие голоса леса я хорошо знал и никогда бы не спутал ни с чем фырканье и ворчание медведя, отрывистый лай лис, глухое уханье филина, истошный крик зайца или хохот самца белой куропатки. Но звук, пришедший из елового лога, не был похож ни на голос медведя, ни на лай лисицы. Когда я накрывался ватником с головой и незнакомый голос ослабевал, мне очень казалось, что сейчас я не в лесу, а в деревне и под моими окнами встретились два взъерошенных мартовских кота.

Весной у домашних кошек тоже начинаются отчаянные драки. Об открытии кошачьих турниров я узнавал всегда заранее, и узнать об этом было очень просто — кот, живший в нашем доме, вдруг исчезал. Молоко в блюдечке оставалось нетронутым день, другой, третий, кот, гонимый тревожным предчувствием близких многозначащих событий, не заглядывал домой, и лишь изредка видел я его то на одном, то на другом конце деревни, то на крыше скотного двора, то верхом на трубе бани.

Походы нашего кота по деревне, которые обычно проходили молча и всегда предшествовали главным событиям кошачьих турниров, продолжались недолго. Вскоре наш кот-бродяга возвращался домой, причем возвращался всякий раз обязательно ночью и тут же ночью извещал о своем прибытии, выводя прямо под окном свои кошачьи рулады.

Скрипучее и тягучее «мяяяуууу» повторялось несколько раз подряд, его подхватывал соседский кот, затем через дорогу откликался еще один задиристый любитель ночного воя-стона, и тогда весь наш проулок оглашался истошными воплями.

Кошачий вой-стон был только первой частью ночного концерта. «Мяу-мяу» сменялось отрывистыми «уа-уа», или «ау-ау». Я же сидел у окна с электрическим фонариком в руках и ждал, когда под окном резко и зло раздастся наконец заключительное «пффф».

Это «пффф» и объявляло о начале кошачьей схватки. Луч фонарика выхватывал из темноты клубок бесновавшихся животных. Коты, испугавшись света, вскакивали с земли и, выгнув дугами спины, подняв воинственно хвосты и свирепо скалясь одновременно и на противника и на пятно света, вскакивали на забор, на стоящую рядом телегу или ступеньки крыльца.

Я гасил фонарь, снова прижимался к стеклу и снова выслушивал по очереди и «мяу», и «уа», и «ау», и бешеное «пффф».

И сейчас в лесу, около потухшего костра, я слышал почти точно такие же звуки. Те же тягучие «а» и «у», только не было заключительного шипения. А может быть, оно и было, но не приходило ко мне, теряясь по пути в еловых ветвях.

Сомнений не оставалось — совсем недалеко от меня встретились две рыси, два лесных кота…

Истошный вой, плач и причитания раздавались долго — лесные коты, видимо, не собирались тут же начать поединок, не собирались расходиться до утра, а потому пока просто попугивали друг друга.

Отправиться ночью в лес, чтобы стать свидетелем драки двух разъяренных животных, я не решился. Во-первых, у меня не было с собой фонаря, и я ничего не увидел бы в темноте. Во-вторых, рысь — осторожный и скрытный зверь, и вряд ли лесные коты позволили бы человеку стать свидетелем их встречи. Я еще был очень плохо знаком с этими таежными жителями и не мог достаточно точно сказать, как именно встретили бы они меня, а тем более сейчас, когда два задиристых кота сошлись помериться силами — уж куда там встревать третьему…

За воем и причитанием ночных драчунов я не услышал первой глухариной песни. Когда утренний свет высоко поднялся над тайгой, и вопли рысей стихли, я неслышно обошел все болото и только в дальнем его конце еле-еле разобрал одинокую песню токующего глухаря.

Глухарь поскрипывал на вершине невысокой сосенки и не позволил мне подойти поближе. Наверное, ночной концерт лесных котов помешал этим птицам. Я вернулся к своему погасшему костру, собрал вещи и осторожно направился туда, где совсем недавно бесновались рыси. Конечно, мне очень хотелось отыскать следы поединка…

И следы были. Содранная острыми когтями кора с покосившегося дерева, уже расплывшиеся на мокром снегу отпечатки круглых лап величиной с донышко пол-литровой банки, следы нескольких коротких прыжков с дерева на снег и обратно на дерево, но ни крови, ни оброненных клочков шерсти я не обнаружил.

Ничто не говорило о самой схватке, о драке, о жестокой встрече двух соперников. Я еще раз внимательно разобрал следы, оставшиеся на снегу, измерил их, сравнил между собой и еще раз убедился, что животных было двое и что, судя по всему, оба животных были именно котами, так что драка между ними вполне могла состояться. Второй кот тоже забирался на деревья, тоже спрыгивал обратно на снег и колесил по бурелому. Следы обоих котов несколько раз пересекались, но даже там, где соперники вроде бы сталкивались друг с другом нос к носу, признаков побоища я так и не отыскал.

Широким кругом я обрезал место встречи животных, нашел их входные и выходные следы, нашел и третий след помельче, который, видимо, принадлежал самке, и совсем неподалеку обнаружил еще одну лесную полянку-пятачок, заваленную деревьями, где рыси тоже сходились, но только день или два тому назад. Здесь тоже встречались друг с другом следы двух крупных самцов, здесь тоже присутствовала самка-рысь.

А может быть, у лесных котов и не бывает никаких боев? Может быть, каждая такая встреча начинается и заканчивается всего лишь истошным кошачьим воем, которым соперники стремятся растрогать сердце своей «дамы»?.. Нет, на месте предыдущей встречи я все-таки обнаружил несколько капель густой крови.

Но крови было немного. Пожалуй, пострадавший отделался на этот раз легкой царапиной. Большего я не узнал.

Следующая таежная ночь тоже не принесла с собой ничего нового. Рыси на этот раз не появились. Ходить следом за этими подвижными животными по раскисшему снегу было трудно, и я отказался от поисков и остался только со своими вопросами: так неужели за две ночи самцы не могли нанести друг другу того завершающего удара, который разом бы подвел итог встречи и тут же выявил победителя, неужели соперники предпочитали лишь немного поурчать, а затем мирно разойтись…

Нет, наши домашние коты не оставили бы так свои споры. После каждой ночной битвы под моим окном наш усатый вояка приходил домой в «синяках». Разорванное ухо, клочья шерсти, торчавшие по бокам и спине, — кот заявлялся домой раненым, но все-таки героем, презрительно отвергал молоко и, видимо, сдерживая кипящее в нем нетерпение, молча ждал очередной ночной схватки.

• Предыдущая
• 34/58
• Следующая