Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/77
- Следующая
Сначала ничего не было видно, только круги широко расходились по мелким волнам да рябь сверкала на солнце тысячами звезд. Потом крики вокруг зазвучали по-иному, с облегчением и радостью, люди хватали друг друга за рукава, указывая что-то на воде. Одд вгляделся, прикрыв глаза от солнца, и увидел в реке среди волн рыжую голову. Мелькнули плечи в белой сорочке. Яромила, уже без венка, уверенно плыла к берегу, где была под кустами отмель и где она могла выбраться на сушу, и длинные распущенные волосы устремлялись за ней широкой волной.
– Слава Ладе и Макоши! – Стоявший рядом Ранята глубоко вздохнул от облегчения, убрал руку с плеча Одда и сделал обережный знак, не сводя глаз с девушки. Одд оглянулся на него. – Уж сколько лет смотрю… еще пока Милка наша невестой Волхова была, покуда замуж не вышла. Теперь вот Ярушка. А ты гляди и все жди: выплывет, не выплывет? Отпустит ее Волхов-батюшка или себе заберет? И что поделаешь – дедами так завещано, богами велено…
У Купалиной горы уже было оживленно: женщины развели несколько костров – не обрядовых, обычных – и в котлах варили кашу и яйца из собранных накануне припасов. Мужики сидели возле бочек с медовухой, в нетерпении поглядывая на них и намекая, что, дескать, пора бы и попробовать. Не перестояла ли? Но молодая Святоборова жена Солога, вооруженная здоровенным черпаком на длинной ручке, бдительно охраняла припас, и приближаться никто не смел. Женщины замешивали тесто для блинов в большой кадушке – близилось время общего пира. Стояли широкие горшки с молоком, творогом, сметаной, сыром, медом, ягодным киселем.
Людей на луговине, раскинувшейся между берегом и лесом, собиралось все больше, изредка мелькали и девушки, но той, кого он искал, по-прежнему не было. К Одду подошел Домагость: в нарядной красной рубахе с Перуновыми знаками и бронзовыми бубенчиками, непрерывный звон которых обозначал Перунов гром, с высоким резным посохом, украшенным теми же узорами, взмокший, растрепанный, он, однако же, был весел и воодушевлен.
– Пойдем, князюшко, я тебя на хорошее место проведу! – предложил Домагость, указывая на бревна возле костров, покрытые овчинами. Они предназначались для старейшин, в то время как всякая мелочь должна была сидеть на траве, где придется. – Скоро будем огни возжигать, пирование начинать!
– А где твоя старшая дочь? – тайком осведомился у него Одд по пути. – Или о ней нельзя говорить? Она сегодня еще придет?
– Придет, придет! – Домагость, которому женщины не могли отказать в праве «попробовать» медовуху, ободряюще похлопал варяжского князя по спине. – Не беспокойся, появится еще. Ведь Леля – она не только Волхова невеста, она еще и русалкам-росеницам старшая сестра и владычица, Росяная Мать! Будут русалки, будет и Леля! Смотри во все глаза – не пропустишь!
– А кто эти рю… рюсалк… – спросил Одд у оказавшегося рядом Раняты.
– А это, как ты давеча рассказывал, которые у вас в горах и в лесах живут и добрым людям пакости делают, – охотно объяснил тот.
– Хулдры? Тролли?
– Вот-вот. Красивые девки и на любовь охочие, только нечистые. Так что от любви их ничего доброго не бывает. Кто русалку полюбит, тот разума лишится и к ней во власть попадет, исчахнет совсем. Увидишь ее – беги!
На середине поляны уже был приготовлен огромный костер – длинные жерди, сложенные клином выше человеческого роста. Дрова большими кучами лежали на краю поляны, чтобы хватило на всю ночь. Но зажигать костер еще не пришла пора. Несколько успокоенный, Одд слушал, как поют женщины, смотрел, как собираются кучками нарядные парни, и ждал, когда появятся девушки.
– Русалка, русалка! – вдруг завопили десятки голосов.
На краю поляны, среди деревьев, мелькнуло что-то белое. Девушка, одетая в белую сорочку без вышивки, с распущенными волосами, с венком из травы, почти закрывшим лицо, пробралась к ближайшему костру и деловито поедала блин, схваченный с деревянного блюда.
– Ах ты, дрянь болотная! – Несколько женщин кинулись к ней, размахивая полотенцами.
Русалка скорчила страшную рожу и бросилась прочь, на ходу доедая блин. Одд отметил что-то очень знакомое в ее фигуре, лице и длинных рыжевато-золотистых волосах; только это была не Яромила, а ее младшая сестра, веселая и бойкая девушка.
И тут же вся поляна наполнилась криками. Из-за деревьев белой стаей вылетели с два десятка русалок – все в таких же белых рубашках с рукавами чуть ли не до земли, с распущенными волосами, украшенные цветами и ветками в листве.
Возглавляла их одна – высокая, рыжеволосая, с особым жезлом в руке, увитым травами. И Одд, хоть и ждал с нетерпением ее появления, с трудом признал в предводительнице русалок Яромилу. Он даже вздрогнул – настолько она сейчас была не похожа на ту ровную в общении, дружелюбную, приветливо-сдержанную девушку. Бледная, с распущенными волосами, она была полна дикого возбуждения, почти до неузнаваемости исказившего приятные черты лица. Ее красота стала пугающей, даже глаза, казалось, горели в полумраке леса диким зеленым огнем. Исторгнув вопль, Росяная Мать послала вперед свое лесное воинство, пробежала по поляне, раздавая направо и налево удары своим чародейным жезлом и заливаясь диким хохотом, от которого мороз продирал по коже. Люди уклонялись в ужасе, отшатывались в сторону, будто прикосновение этого жезла несло им гибель. Впрочем, оно и понятно: жезл был обмотан свежесорванной жгучей крапивой.
С диким визгом вылетая из гущи зелени, русалки хватали что смогут из приготовленного для пира угощения, жадно поедая на ходу, а тех, кто пытался отогнать их, хлестали крапивой.
– Гони их, гони! – кричали со всех сторон.
Вольга пронзительно засвистел и первым бросился на русалок, за ним помчались другие парни. В зарослях поднялась несусветная возня: русалки гонялись за молодежью и подростками, те – за ними; поймав вдвоем-втроем одного парня, русалки рвали на нем одежду и принимались щекотать, а парень вопил, будто его убивали. К охоте присоединились мужики и даже женщины – кто посмелее, – дети и подростки носились вокруг и визжали, старики подбадривали ловцов криками, старухи цепляли русалок за подолы своими клюками, самые вредные даже совали палки им в ноги. Над берегом висели визги и вопли, повсюду царили беготня и драка; от криков звенело в ушах, от суеты рябило в глазах, и неясно было, то ли люди, то ли духи тут мечутся – на меже дня и ночи, светлой половины года и темной, Той и Этой Стороны. Зато если ловили русалку, ее тут же несли к Волхову и бросали в воду.
– Плыви к себе за край и раньше новой весны не возвращайся! – кричали вслед.
Завидев новое развлечение, халейги тут же подхватились и побежали в лес. Визги, вопли и возня постепенно переместились в глубь чащи – под напором толпы русалки отступали. В Купалу кончался срок пребывания русалок на земле, и в это время они, выполнившие свое предназначение, но не желавшие уходить, были особенно опасны. И все же девушкам приходилось уступить – иначе и настоящие русалки не уйдут.
В визжащей и мечущейся толпе Одд выискивал Яромилу, но догнать не мог, хотя замечал много раз. Она словно обрела способность растворяться в воздухе – вот только что была тут, но, вроде бы догнав ее, он видел перед собой лишь березу. Он натыкался на других русалок, и те с дикими воплями били его крапивой, хлестали ветками. Русалки то выскакивали из-за кустов, размахивая крапивой, то дразнили, иной раз даже призывно задирая подол чуть ли не до ушей, и тут же пускались бежать, когда замечали, что их усилия не остались напрасными. Какая-нибудь русалка постройнее и попривлекательнее заманивала податливого парня, дразня его длинными белыми ногами, но едва он начинал гнаться за ней, как из кустов на него выскакивали еще две – уже далеко не такие красивые – и принимались щекотать, валили на траву и не оставляли, пока бедный парень даже орать переставал. Лихорадочное, болезненное возбуждение, переполнявшее русалок, захватывало и их преследователей, неистовые вопли звенели, отражаясь от стволов, и путались в кронах.
- Предыдущая
- 31/77
- Следующая
