Ушкуйники - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/70
• Следующая

– Не только о себе, рус, думай! – злобно прошипел таваст. – Твои враги – наши враги, но лучше убить их всех, чем пристрелить одного и тем самым всполошить остальных. Твое время еще придет, обещаю.

– Ты что, всевидящий? – недовольно спросил, остывая и опуская арбалет, Венцеслав.

– Мне говорят о том боги. Вот… – Свид со значением потряс перед носом витязя кожаным мешочком, в котором хранил принадлежности для гадания: косточки животных, разноцветные камешки и причудливых форм деревяшки.

Венцеслав скептически хмыкнул, но промолчал. Ему не хотелось обижать недоверием таваста-колдуна, к которому все отчего-то относились подчеркнуто вежливо. Свид и впрямь казался фигурой более чем загадочной. От него постоянно исходила чудовищной силы неведомая энергия, вызывавшая у спутников одновременно неприятие и уважение, граничавшие с подспудным опасением.

…Дитрих фон Альтенбург был вне себя от ярости, когда узнал, что пруссы увели из Ландесхута священных белых коней. (Что на крепость напали именно пруссы, следопыты-тевтонцы определили по характерным для них стрелам особой формы.) Эти кони приносили ордену не только приличный доход, но и служили своего рода знаменем поверженного врага, главным трофеем тевтонцев. В дни торжеств, когда в крепость приглашались и старейшины покоренных пруссов, согласившиеся принять христианство и сотрудничать с немцами, тевтонцы выводили священных кобылиц на всеобщее обозрение. И если при виде их у бывших язычников наворачивались слезы от горечи по утраченному, немцам это доставляло безмерное удовольствие, ибо возвышало в собственных глазах.

Теперь Дитрих фон Альтенбург со страхом думал, как воспримет столь вопиющее происшествие маршал. А сомнений в том, что вина за пропажу коней лежит именно на комтуре Ландесхута, ни у Генриха фон Плоцке, ни у других руководителей ордена, понятное дело, не возникнет. Значит, придется держать ответ по всей строгости. А уж каким окажется наказание, оставалось только догадываться.

Но как пруссы смогли проникнуть в надежно охраняемую крепость?! Кнехты, дежурившие в ту злосчастную ночь на валах, в один голос утверждали, что мимо них пробраться во двор незамеченной не могла ни одна живая душа. Пруссы же объявились внутри крепостных стен настолько внезапно словно их родила сама преисподняя. Комтур не мог не верить честным ветеранам, с которыми не раз бывал в жестоких переделках: они служили не за страх, а за совесть. И вряд ли кто-нибудь из них мог уснуть на службе, ведь все прекрасно знали, что пакости от пруссов и литвинов можно ожидать в любое время суток.

Оставалось с горечью признать, что, несмотря на все усилия святых отцов и рыцарей-монахов, варвары-язычники по-прежнему прибегают к помощи нечистой силы. А против нее, как известно, даже крестное знамение и молитвы бывают иногда бессильны. Недаром о том пишут в своих житиях монахи, отшельники и прочие страдальцы за веру. Приняв сей факт за какое-никакое оправдание, Дитрих фон Альтенбург слегка успокоился, после чего с еще пущей энергией принялся руководить тушением горевших конюшен и амбаров с запасами провизии.

Сочувствия от Бернхарда фон Шлезинга комтур, увы, не дождался: госпитальер лишь грозно рычал, в бессильной злобе глядя на разор, учиненный проклятыми язычниками. Собственно, он хотел немедленно броситься за ними в погоню, но Дитрих фон Альтенбург, уже обретший к тому времени способность здраво размышлять, остановил его. Довод привел неотразимый: не из кого было, к сожалению, комплектовать отряд преследования, ибо одни кнехты гарнизона превратились в пожарных, а другие, выведя лошадей из горящих конюшен, пыталась теперь всеми силами с ними совладать, дабы те не натворили еще больших бед. Перепуганные насмерть жеребцы дико ржали и метались по всему двору, сшибая с ног кнехтов и прислугу, и никакими увещеваниями невозможно было их укротить. Тогда Дитрих фон Альтенбург приказал отворить ворота (их закрыли сразу же, как только отогнали телегу с подожженным пруссами сеном), и лошади, обдирая бока о стойки ворот, дружно ринулись вон. Правда, убежали недалеко, всего лишь до ближайшего выгона. Трава там была еще не скошена, и бедные животные тотчас принялись ее с остервенением жевать, страраясь, видимо, таким способом хотя бы отчасти успокоиться.

Все это время Адольф фон Берг почивал сном праведника. Когда же наконец проснулся и вышел во двор по нужде, удивлению его не было границ. Госпитальер долго стоял на пороге, тупо взирая на дымящиеся останки конюшен и на чумазых людей, похожих на кого угодно, но только не на вчера еще подтянутых, чисто выбритых кнехтов. Узнав от одного из слуг о ночном происшествии и выйдя из ступора, Адольф фон Берг довольно грубо выразился в адрес недостаточно осторожного, по его мнению, комтура. А затем напыщенно объявил, что коль в Ландесхуте не осталось более храбрецов, он немедля отправится в погоню со своим маленьким отрядом, состоящим из оруженосцев и слуг. Бернхард фон Шлезинг охотно его поддержал, благо уже начало светать и гибельных засад в ночное время для незнакомых с местностью рыцарей, можно было теперь не опасаться.

Дитрих фон Альтенбург хотя и побаивался лишиться части гарнизона (во-первых, людей и так осталось мало, а во-вторых, вдруг ночное нападение – всего лишь прелюдия к штурму или осаде крепости?), вынужден был все же согласиться с намерением рыцарей и даже пополнить их отряд несколькими собственными конными кнехтами. Кроме того, один из его сариантов доставил в крепость прусса-христианина, опытного охотника и следопыта, согласившегося взять на себя роль проводника отряда. По стрелам и следам, оставленным нападавшими, тот мигом определил, что Ландесхут посетили сембы. А поскольку они не принадлежали к его племени (сам он был скаловитом), то с легким сердцем тут же определился с направлением поиска и повел тевтонцев по старой охотничьей тропе.

…Дождавшись, когда отряд во главе с Бернхардом фон Шлезингом исчезнет из виду, беглецы продолжили путь. Но уже совсем скоро услышали шум битвы: крики раненых, звон оружия, ржание лошадей, гулкие удары мечей о щиты… Неужели тевтонцы на кого-то напали? Но кого они могли встретить в этих глухих, диких местах? Однако кем бы там враги ордена ни были, им непременно следовало помочь.

Не сговариваясь, беглецы прибавили ходу и вскоре выскочили на просторную поляну, где кипело настоящее сражение. (Дабы задержать возможную погоню тевтонцев и позволить Комату с белыми кобылицами беспрепятственно скрыться, Скомонд просто-напросто устроил здесь засаду.)

Таваст мгновенно узнал в пеших воинах пруссов, поэтому не раздумывая сцепился с первым же попавшимся на глаза кнехтом, успевшим потерять в бою лошадь. Впрочем, конных тевтонцев осталось уже немного: будучи опытными и дальновидными бойцами, пруссы в первую очередь вывели из строя именно вражеских лошадей, дабы избежать дальнейшего преследования. Они метко выбили всадников из седел стрелами и дротиками, и теперь растерянные животные либо метались по поляне в поисках хозяев, либо в страхе ломились сквозь заросли в глубь леса. В седлах оставались пока лишь Бернхард фон Шлезинг, Адольф фон Берг да два их оруженосца в прочных доспехах. Поляна была густо усеяна телами поверженных кнехтов.

Завидев Бернхарда фон Шлезинга, бесчестного мерзавца и подлого обманщика, Венцеслав вновь взъярился и решил повторить трюк, продемонстрированный на турнире, только уже без участия коня. Шустро облачившись в снятые с убитого кнехта кольчугу и латы, он, насколько позволяла лесная тропа, разогнался и на огромной скорости буквально взлетел на жеребца Бернхарда фон Шлезинга, примостившись позади ненавистного всадника. Пожалев в душе, что нет с собою мизерикорда – тонкого трехгранного кинжала, которым можно было бы прикончить врага одним метким ударом в сочленение панциря, Венцеслав, как и в Кёнигсберге, попросту сбросил тевтонца на землю.

Рыцари тех времен практически все обладали недюжинной силой. Чезаре Борджиа, к примеру, одним ударом меча отрубал голову быку, а ударом кулака опрокидывал лошадь. Польский рыцарь Завиша, герой Грюнвальдской битвы, мог выжать рукой сок из ветви дуба, метнуть копье на расстояние в семьдесят метров и, будучи в легких доспехах, перепрыгнуть через лошадь. Немецкий рыцарь Конрад фон Своген, обороняя свой замок, в течение двух часов бесперерывно разил нападавших громадным двуручным мечом и уложил при этом аж девятнадцать человек. Византийский император Иоанн Цимисхий в полном вооружении перепрыгивал, оперевшись на копье, сразу через четырех коней, поставленных бок о бок, а также поднимал лошадь на плечи и пробегал с нею порядка пятидесяти метров. Русский витязь князь Боброк разрубал татарской саблей коня пополам. Стрела средневекового английского лучника, выпущенная из боевого лука с расстояния в триста метров, пробивала рыцарские доспехи. Талантливый сарацинский военачальник султан Салах ад-Дин бился двумя дамасскими саблями одновременно и однажды в бою рассек девятерых рыцарей-крестоносцев от ключицы до бедра, невзирая на их доспехи. Так что и в трюке Венцеслава не было, собственно, ничего из ряда вон выходящего.

• Предыдущая
• 62/70
• Следующая