Кровавое копье - Смит Крейг - Страница 31
- Предыдущая
- 31/91
- Следующая
Когда Мэллой предоставил Кейт плоды своего предварительного расследования, он был потрясен ее реакцией: она не поверила. Не то чтобы она отнеслась к его доводам абсолютно беспечно: ей было известно, чем занимаются Джанкарло и Лука Бартоли, и Кейт спокойно призналась Мэллою в том, что свой путь к финансовой независимости после банкротства обрела за счет связей с Лукой, а состояние нажила кражей картин. Но при этом она упрямо настаивала на том, что к Роберту Кеньону Джанкарло Бартоли относился почти как к родному сыну. Что же до Джека Фаррелла, то он был не просто товарищем — они с Кеньоном приходились друг другу двоюродными братьями, единственными детьми двух сестер, которые чуть ли не каждое лето проводили вместе, пока мальчики подрастали. Одно лето они жили в Берлине, другое — в Фолсбери-Холле на западе Англии. Два года подряд они отдыхали в поместье Фарреллов на Золотом берегу Лонг-Айленда. Как-то раз отправились в Париж, где в нежном тринадцатилетнем возрасте кузены каждое утро занимались французским, а во второй половине дня бродили по Лувру. Они встречались и после того, как окончили университет. Самым примечательным стало лето в Италии — на сей раз без матерей. Во время этого путешествия они некоторое время гостили у Луки Бартоли, в одной из его резиденций. Для Джека Фаррелла, чей отец был близким другом Джанкарло, это положило начало дружбе, которая переросла в длительное партнерство с семейством Бартоли. Для Кеньона это явилось первым, но перспективным знакомством с тайным миром.
Дружба Джека Фаррелла, Роберта Кеньона и Луки Бартоли, начавшаяся тем летом, продолжалась до смерти лорда. Как выяснилось, все трое молодых людей унаследовали места в совете директоров гуманитарной организации, называвшей себя орденом рыцарей Священного копья. Вплоть до последних месяцев Роберт, самый бедный в троице, держал свои деньги отдельно от партнеров. Почему Кеньон вдруг решил пожертвовать надежными скромными вложениями, поддерживавшими его семью на протяжении многих лет, для покупки ненадежной компании на рискованном игровом поле? Кейт на этот вопрос ответить не могла. Она лишь знала, что Кеньон очень радовался и волновался, намеревался все «перевернуть и переустроить», и его не особенно занимали размышления о том, способен ли он на это. Безусловно, он проявлял себя в другие моменты жизни как человек, склонный к авантюрам. Возможно, он подошел к такой точке в своей судьбе, когда ему захотелось еще больше риска, и он вообразил, что, заставив заработать плохо стоящую на ногах фирму, он заслужит уважение в высших кругах. В итоге его состояние мог назвать значительным только тот, кто сам владел не очень многим. В тех сферах, где вращался лорд Кеньон, его считали бедным родственником — человеком, у которого благородных кровей больше, нежели денег. А он начинал новую жизнь с красавицей невестой. Капитал тестя вдвое превышал состояние Кеньона, и деньги эти были заработаны опаснейшим путем. Возможно, Роберту Кеньону надоело жить на подачки, даже на самые щедрые, и у него появились амбиции. Если так, то его старые приятели использовали ситуацию против него.
Кейт в теорию верить не желала, по крайней мере без доказательств. Она настаивала на том, что и Джек Фаррелл, и Джанкарло Бартоли и так уже имели достаточно денег, заработанных законными путями, и в то время получали весьма и весьма солидный доход. Просто рекордную прибыль, если на то пошло. И та сумма, которую они извлекли из обманной сделки с Кеньоном, — то есть семьдесят пять миллионов фунтов — для них не являлась сногсшибательной. А для Кеньона она равнялась всему его состоянию. Роберт был английским лордом, героем войны, отмеченным наградами. У него имелись связи в верхах; его контакты могли быть полезны его друзьям, а это — так думала Кейт — стоит куда дороже семидесяти пяти миллионов фунтов.
Мэллой никогда не встречал людей, которым хватало денег; впрочем, в аргументах Кейт присутствовала некая логика. Кроме того, он не мог понять, зачем Бартоли понадобилось убивать не только Роберта Кеньона, но и саму Кейт. Она была крестницей старика и, судя по всему, его любимицей. Ее отец и Джанкарло были не просто партнерами по бизнесу, а старыми друзьями. Если Бартоли и решил по какой-то причине ликвидировать Роберта Кеньона, почему не подстроить все так, чтобы Кейт рядом не оказалось? Этот вопрос заставил Мэллоя пересмотреть свою теорию.
Возможно, Джанкарло Бартоли ни в чем не виноват. Возможно, Лука и Джек Фаррелл сами организовали обман и убийство Роберта Кеньона. Лука к роману друга со своей бывшей подружкой и к их последующему браку отнесся благосклонно — пожалуй, даже слишком. Вероятно, имели место какие-то эмоции, которые он счел за лучшее не выказывать. В это Кейт тоже предпочла не верить. Она сказала, что после гибели Роберта у нее с Лукой возобновилась связь, но большей частью отношения были деловые. Мэллою слова «большей частью» показались странными, но он не стал уточнять. У него самого в молодости подобные романы случались несколько раз, так он и развелся. Когда все это происходило, Лука был женат, и Кейт сказала, что он из тех итальянцев, которые женятся на всю жизнь. Она была для Луки временным увлечением, не больше. И когда возник Роберт Кеньон, Лука попросту с радостью отошел в сторону ради друга. Потом Кейт несколько месяцев жила в поместье Бартоли на Майорке и разбиралась в делах. Там, как она выразилась, «было несколько ночей», но ничего слишком серьезного. Мэллой с трудом мог представить это. Кейт была кем угодно, но только не такой женщиной, какими наслаждаются время от времени. Конечно, тогда она была младше и сильнее походила на любительницу вечеринок, у которой денег больше, чем здравого смысла. Почти как капризный ребенок. Той женщиной, которую знал Мэллой, Кейт сделал Айгер — Айгер и десять лет рискованной жизни.
Прошло больше года с того дня, как Мэллой согласился оказать Кейт «услугу», а он до сих пор не мог предоставить ей ничего, кроме отсутствующих деталей головоломки, а их было множество. Он ходил кругами, и эти круги уводили его обратно, к финансовой версии; только она казалась ему достойной внимания. Он полагал, что о недостающих звеньях цепи рассказал бы Джек Фаррелл — если бы только удалось спокойно поговорить с ним, — но, увы, эта ниточка оборвалась слишком резко, как и все прочие, а Мэллой вдруг оказался в Гамбурге, столкнувшись с необходимостью решить проблему, ставшую для него полной неожиданностью. А тут еще Чернова…
Инстинктивное чутье нашептывало… да что там, оно просто кричало: «Надо уходить!» Мэллой нисколько не сомневался в том, что ему подстроили ловушку, но отступать сейчас было поздно. Кроме того, в деле возникла Чернова, так что, пожалуй, не оставалось другого выхода, как только стиснуть зубы и упрямо идти до конца.
Мэллой подумал, не просмотреть ли еще несколько файлов, но решил немного отдохнуть. Он проспал несколько часов и успел к завтраку, типично немецкому: кофе, сок, хлеб, джем, каша, несколько кусочков фруктов, мясная нарезка и сыр. Мэллой вдруг поймал себя на том, что соскучился по Гвен — завтракали они всегда вместе. Ему хотелось позвонить ей, но в Нью-Йорке сейчас была глубокая ночь.
Потом Мэллой доехал до вокзала, набрал с таксофона «Ройял меридиен» и оставил сообщение для Джоша Саттера. Он сказал, что увидеться с Хансом утром не сможет — дескать, проспал, — но в восемь вечера готов встретиться с обоими агентами в баре. «Очень важно», — добавил он.
После этого он направился к пристани на Ауссенальстер. Экскурсионный пароходик отплывал в полдень.
Альтштадт, Гамбург
Елена Чернова позвонила Дэвиду Карлайлу в субботу утром. Она сообщила, что Мэллой и двое фэбээровцев, как и собирались, отправились ужинать. Пока они ехали в машине, Мэллой играл роль экскурсовода. Прошлись по набережной, осмотрели достопримечательности, после чего пошли на Репербан и посетили ресторан. Во время ужина агент Саттер дважды звонил полицейскому, с которым у него был налажен контакт, а немец ему перезванивал.
- Предыдущая
- 31/91
- Следующая
