Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 80

• Предыдущая
• 80/124
• Следующая

Ричард видел, что с ней происходит, но изощренно растягивал пытку. Воистину правы те, кто говорит, что словом можно причинить большие страдания, чем каленым железом. Поэтому он старался не упустить ни одной подробности. Он поведал, как разыскал своего давнего поверенного Дайтона, у которого был зуб на Майсгрейва, за то что когда-то давно тот обвел его вокруг пальца, сбежав из Англии, как послал Джона в Нейуорт, как тот вошел в доверие, как потом связался с Ричардом и сообщил, каким образом можно сделать так, чтобы все решили, будто Майсгрейва убили шотландцы. Перед Анной развернулась ужасающая картина измен и предательства. Дайтон напоил людей в Нейуорте сонным зельем и, перебив стражу на стене, сбросил веревочную лестницу и впустил во внутренний двор Майлса Фореста и нескольких шотландцев. Затем они раздобыли порох и устроили взрыв, разрушив стену и открыв дорогу основным силам шотландцев. С особым наслаждением Ричард описывал, как Дайтон расправился с Филипом, как сбросил его тело к основанию башни, обставив дело так, что ни одна живая душа не заподозрила правды.

Анна продолжала стоять, лишь немного пошатываясь. Она была на пределе сил, ей казалось невероятным, что она все еще жива. Откуда-то из глубины ее существа рвался крик, но она не издала ни звука. Чудовищнее того, что случилось, она не могла и представить. Она смотрела на человека, который превратил ее жизнь в руины, погубил мужа и сына, который лгал ей всю жизнь, и от мысли, что все эти годы она была его женой, родила ему дитя, принадлежала ему, когда он того хотел, – ее охватывал ужас. Когда-то, вечность назад, их короновали в Вестминстерском соборе, она смотрела на Ричарда и улыбалась ему. А за ним, в темноте их прошлого, вставало окровавленное лицо человека, которого она любит и по сей день, и виделось растерзанное тельце ее сына, которое она уже столько лет подряд безуспешно пытается отыскать в своих кошмарах.

Она не заметила, как поднесла ко рту руку и прокусила ее до крови. Боль немного привела ее в чувство. Она встретилась взглядом с глазами короля Ричарда и вдруг ощутила в себе нечто огромное, чего в ней не было прежде. Это было страшное напряжение сверхчеловеческой ярости и ненависти.

– Я отомщу вам! – произнесла она сквозь стиснутые зубы.

Анна закрыла глаза, чтобы не видеть его оскаленной улыбки, и сжала кулаки. Нельзя было уронить свое достоинство, нельзя было броситься на него сейчас же и вцепиться в его горло.

– Оставьте, моя королева. Зачем говорить глупости? Когда-то вы унизили меня, теперь я отомстил вам. Разве вам не известно, что существует jus talionis?[69]

Анна смотрела на Ричарда с невыразимой брезгливостью.

– Истинно так. И если в Писании сказано – око за око, то теперь пришел мой черед.

Ричард вдруг отметил, что сейчас она очень похожа на графа Уорвика. Презрительно опущенные углы губ, жесткий взгляд, одна бровь слегка поднята. Это его разозлило, и он засмеялся – жестко и пренебрежительно.

– Что вы можете сделать? Вы моя жена, моя собственность. Я могу поступить с вами, как захочу, и вы обязаны подчиниться мне. Или вы позабыли свою клятву у алтаря?

– Дик Глостер, с этой минуты я не считаю вас более своим супругом и не имею никаких обязательств перед вами.

– Скажите на милость! И кто же способен воспринять всерьез ваше решение? Вас в очередной раз сочтут безумной. Все это пустое. Вы не более чем лисенок, рычащий на волкодава, Анна.

Королева вдруг улыбнулась. Она и не заметила, как научилась у Ричарда улыбаться его улыбкой – холодным, сверкающим оскалом.

– Я не только лисенок, не только женщина, которую вы считаете своей женой. Я еще и королева Англии. И если я выступлю против вас именно сейчас, когда вы преступлениями и обманом захватили трон, то неужели у меня не найдется сторонников?

– Даже и не помышляйте об этом. Прежде всего вы моя супруга и jure divino[70] не имеете права идти против своего супруга. Кто, кто поддержит вас?

Королю не нравилась эта ее улыбка. Анна никогда не улыбалась так, как сейчас. Всегда в ней была слабинка, которой он, хорошо изучив эту женщину, научился пользоваться. Ричард был готов к тому, что она кинется на него с кулаками, станет кричать, биться в истерике. Но все шло иначе.

– По христианскому закону – да. А как быть, если попран jure humano?[71] Вспомните, ваше величество, разве Изабелла Французская не свергла с престола своего супруга короля Эдуарда?[72]

– Чушь! Что за нелепый пример! Известно, что эта француженка была не только дурой, но и одержимой бесом. Вы же англичанка до мозга костей и не настолько безумны, чтобы не понять, что цепи, сковывающие нас, неразрывны. С этим вам придется смириться, ибо у вас нет иного пути.

– Да, я англичанка. И в этом мое огромное преимущество. Во мне течет кровь самого благородного рода этой страны. Вы это понимали, когда женились на мне. Что вы скажете, Дик, если я наконец-то воспользуюсь своим именем и выступлю против вас? Ваш трон слишком шаток, чтобы с первых же дней повести войну против собственной королевы.

Ричард напрягся.

– Если вы выступите против меня, если вы открыто назовете себя моим врагом, то, клянусь раем и адом, я сделаю так, что сам Господь отвернется от вас.

– Небо не оставит меня, если я сама не изменю себе! Король Ричард, вам удалось однажды взять меня обманом, но силой вам меня не одолеть. Да, я женщина и по природе своей слаба, но мне довольно одной ненависти. И вы знаете, что ничего не сможете со мной сделать – ни заточить, ни объявить безумной, ни повернуть дело так, чтобы я неожиданно свалилась с лестницы, поскользнувшись на масле, вытекшем из лампы. Король Ричард, слишком много сейчас на вас пятен, чтобы вы не опасались возмутить англичан еще одним преступлением, где жертвой стала бы не только женщина, но и миропомазанная особа. Уже завтра, когда прояснятся отуманенные вином головы, многие задумаются, что вы за государь. И новая кровь отнюдь не придаст блеска вашему венцу. Вам придется, Ричард, терпеть меня рядом, я же объявляю вам войну. Вы знаете, сколько у меня преданных друзей среди ваших пэров, при дворе и на Севере. Даже и не надейтесь, что Север Англии – ваш оплот – останется верным вам, когда узнает, что их горбатый Дик ради жалкой корысти сдает шотландцам крепости на границе. Вам не удастся сохранить тайну падения Нейуорта. Весело же тогда станет в Йорке, где само слово «шотландец» считается худшим из ругательств. А гибель Кларенса, утопленного по-вашему распоряжению в бочке с вином? А убийство невесты Генри Тюдора? О, конечно, найдутся и такие, кто не содрогнется от всех этих злодеяний, но сколько рыцарей, лордов и простолюдинов задумаются над тем, стоит ли приносить присягу вам, если у них есть законный государь, прямой наследник покойного короля, при котором Англия пережила столь долгие годы благоденствия.

Ей с трудом удавалось говорить ровно. Ногти ее впились в ладони, слова она произносила сквозь судорожно сжатые зубы, моля Господа лишь о том, чтобы Он дал ей сил сдержать себя, ибо иное было бы поражением. И она оставалась стоять с гордо вскинутой головой, дрожа от ненависти и презрения. Ричард видел ее бледное лицо, горящие глаза, огненно-красное платье. В сумраке комнаты она была подобна пламенному ангелу мщения. И он бросился на нее первым.

– Ты ничего не сделаешь, сука!

Их лица оказались совсем рядом. Искаженное злобой лицо Ричарда – и расширенные от гнева глаза Анны.

– Вы взбаламутили свою отраву, Дик. Пейте же теперь!

Он отошел к окну, постоял, глядя в решетчатый переплет. Потом хмыкнул. Засмеялся, захохотал, безумно и злорадно. Медленно обернулся, глядя на нее через покалеченное плечо.

– Великолепно сыграно, Анна! Однако вы забываете, что у меня есть надежное противоядие.

• Предыдущая
• 80/124
• Следующая