Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 53
- Предыдущая
- 53/124
- Следующая
Между тем стычки на англо-шотландской границе стали перерастать в открытую войну. Летом 1481 года шотландский граф Ангус вторгся в Нортумберленд и сжег крепость Бамборо. Осенью того же года Ричард и Перси совершили ответный рейд, однако несколько побед, одержанных англичанами на границе, не разрядили обстановки. Теперь только и было разговоров, что о большом вторжении в Шотландию, и Ричард воодушевлял своих людей пламенными речами. У него поистине был дар внушать подданным едва ли не сверхчеловеческую отвагу. Когда Анна наблюдала за супругом в такие минуты, она испытывала чувство странной гадливости. Ей ли было не знать, как циничен на самом деле этот человек! Его способность менять обличье казалась ей почти демонической. Но разве сама она не ощутила на себе действие его магического обаяния?
Почти всю эту зиму Ричард разъезжал по манорам, следя за ремонтом пограничной крепости Карлейль, укрепляя гарнизоны пограничных замков. А когда началась дождливая, словно поздняя осень, весна, герцог отбыл в Лондон. Вернулся он лишь в начале лета, утомленный и желчный.
– Лучше бы я не ездил туда, – говорил он Анне, грея у огня озябшие руки. – Этот одышливый боров, мой венценосный братец, вдруг вспомнил свои былые военные подвиги и решил сам повести войска на шотландцев. Гром и молния! У него едва хватает сил передвигаться, и паж постоянно таскает за ним скамеечку, так как Эдуард не в состоянии и получаса провести на ногах. Теперь наш распрекрасный брат – шесть футов мужской красоты, как говорили о нем – стал так безобразен, что придворные воротят нос и смеются у него за спиной, когда он по старой привычке начинает отпускать любезности молоденьким леди. Его фаворитка Джейн Шор (Бог весть, чем они теперь занимаются, когда вдвоем запираются в спальне) без конца требует все новых украшений и нарядов. Она просто дура, ибо другая уже сколотила бы себе изрядное состояние, а эта живет одним днем, как мотылек. Элизабет, та гораздо умнее. Она добилась невероятных привилегий для себя и своей родни: граф Риверс, только потому что занят воспитанием наследника, получил титул правителя Уэльса, старший сын Элизабет, Дорсет, стал комендантом Тауэра, Эдуард Вудвиль теперь командует английским флотом. Даже епископ Лайонел Вудвиль так ведет себя с главою Английской церкви Томасом Буршье, словно тот у него в подчинении, – старик безропотно выполняет любые его фантазии. Бог мой! А сам Эдуард тянет руки к моему Северу, и это в то время, когда в его доме правят бабы да выскочки. Полоумный сластолюбец, трухлявый пень, возомнивший себя Карлом Великим!
Анна отложила в сторону вышивание, над которым сидела.
– Ответьте мне, Дик, на один вопрос: отчего вы так ненавидите своего брата?
Ричард слегка повернул голову. Пламя камина слепило его, и он не сразу заметил, что Анна поднялась с кресла и теперь стоит по другую сторону от него. Какое-то мгновение она словно созерцала герцога без маски, видела того, кто обитал в глубине его души: никакого намека на человечность, искаженное яростью чудовище, зверь во всей его неприкрытости. Она догадывалась о его существовании, но стремилась убедить себя в обратном. Как жить, зная, что и она, и ее дети в полной власти у этого дракона? И она отшатнулась, торопливо схватившись за наперсный крест.
В тот же миг Глостер это заметил и сейчас же укрылся в себе. Он белозубо улыбнулся и манерно застонал.
– Господи, твоя воля, какой упрек! Осмелюсь, однако, напомнить, что между сестрами Невиль также не водилось особой любви.
Анна все еще дрожала, поэтому ответ ее прозвучал неубедительно.
– Мне трудно судить о чувствах Изабель. Я же никогда не испытывала вражды к сестре.
– Я тоже не могу сказать, что ненавижу брата, – спокойно вымолвил герцог, переворачивая каминными щипцами прогоревшее полено. – Просто я перестал уважать его.
Молчание Анны было полно недоверия. Ричард стремительно обернулся.
– Когда-то вы обвинили меня в недостаточной скорби по поводу смерти человека, предавшего вашего отца, – Джорджа Кларенса. Теперь ставите мне в вину, что я недостаточно люблю своего венценосного братца. Меня тошнит от этого лицемерия, Анна. Вам-то уж по крайней мере доподлинно известно, как намеревался поступить с вами Нэд, когда вы были его заложницей. Или вы запамятовали, какое послание вез от Эдуарда во Францию Филип Майсгрейв?*
Анна вздрогнула, услышав имя, которое герцог никогда при ней не произносил. И вдруг стала совершенно спокойна, словно одно упоминание имени Филипа могло послужить ей защитой против сатанинской силы Ричарда Глостера.
Она неспешно опустилась в кресло, поставив ноги в узких башмачках на резную скамеечку.
– Я прекрасно помню содержание того письма, как и подпись под ним. Но мой отец глубоко сомневался в том, что Эдуард Йорк, которого он хорошо знал, мог написать такое письмо без чьей-либо подсказки. Мой покойный супруг Филип Майсгрейв сообщил мне однажды, что король Англии, нередко откровенничавший с «разбойником из Пограничья», как вы иной раз его называете, написал это письмо под диктовку.
Она смотрела на Ричарда, и ей казалось, что даже в полумраке она различает, как тот напрягся. Но и она тоже замерла, так что, когда в камине с треском обрушились прогоревшие поленья, взметнув столб искр, оба невольно вздрогнули.
Ричард, прихрамывая, приблизился к ней.
– Вы, Анна, говорите это так, словно уверены, что именно я пытался шантажировать Уорвика, угрожая вашей жизни.
Анна растерянно молчала. Ей всегда было трудно предугадать, что предпримет супруг в следующую минуту. Так и теперь, вместо того чтобы уличить его и пролить свет на давнишнюю тайну, она внезапно оказалась в роли обвиняемой. Она не могла опираться только на смутное подозрение.
Ричард молча удалился. Выглядел он так, будто ему нанесли смертельное оскорбление. Прежде Анна, пожалуй, испытала бы даже чувство вины, но сейчас она слишком хорошо знала своего супруга и, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, стала вспоминать его брата-короля. Она с трудом могла представить Эдуарда таким, каким описывал его Ричард. Последний раз она видела его в ту роковую весну, когда решался исход войны Алой и Белой Розы. Оказалось, что она помнит его весьма смутно. Гораздо отчетливее были детские воспоминания, когда Анна считалась невестой молодого короля. Тогда он представлялся ей прекрасным, как сам Роланд или все рыцари Круглого стола, вместе взятые. Ее он уже тогда не воспринимал всерьез, дразнил и подшучивал над ней, но в его шутках не было язвительности, скорее, некое ленивое добродушие. Даже когда она бранилась во время торжественных церемоний, прятала под крышкой блюда в центре пиршественного стола дохлую кошку, а во время процессий прыгала и толкалась, он никогда не пенял ей, а просто делал вид, что ничего не замечает. Возможно, она даже была по-детски влюблена в него, но вскоре забыла об этом, когда в ее сердце поселилась обида на него. Эдуард же перестал думать о ней, едва за Анной захлопнулись двери аббатства. По крайней мере, когда она узнала, что он женился на другой, то не слишком страдала, лишь вздохнула при мысли, что так и не бывать ей королевой.
Встреча короля Эдуарда IV со второй королевской четой произошла осенью в замке Ноттингем. Монарх прибыл с многочисленной свитой, кортеж его растянулся почти на милю, и все же английский король представлял собой жалкое зрелище. Его внесли в зал ноттингемского замка в паланкине, ибо он так ожирел, что с трудом передвигался самостоятельно. Лицо его расплылось, прямой некогда нос казался крошечным на широком желтом лице, лучистые глаза прятались среди складок жира. Одетый в златотканый долгополый камзол-пелерину, король напоминал какого-то языческого идола, а сквозь облако ароматов духов и притираний явственно пробивался кислый душок пота, свойственный всем чрезмерно полным людям.
И все же, когда Эдуард улыбнулся, обнажив превосходно сохранившиеся ровные зубы, в нем на мгновение промелькнуло что-то от былой красоты. Анна наблюдала встречу братьев, и ее поразило, что улыбка Эдуарда была светлой и открытой, Ричард же, изящно опирающийся на трость, элегантный, несмотря на увечье, улыбался скупо и желчно.
- Предыдущая
- 53/124
- Следующая
