Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 33

• Предыдущая
• 33/124
• Следующая

И вот новая печаль: она видела свою девочку, такую счастливую и нарядную, сидящей в седле перед герцогом Ричардом. Золотистая бахрома капюшона ее плаща, словно челка, лежит на лбу Кэтрин, а сама она держится с важностью принцессы, отправляющейся в сказочное путешествие.

– Неужели, Кэт, ты так счастлива, что покидаешь меня?

– Матушка, но ведь это ненадолго! И я так рада, что еду вместе с добрым герцогом Ричардом!

Она весело улыбнулась, глядя на Ричарда снизу вверх.

Глостер словно и не заметил этого, отдавая распоряжения своим людям.

Утро после грозовой ночи выдалось туманное, старые холмы Литтондейла растворились в белесой дымке. Вокруг суетились ратники, звенел металл, фыркали и ржали оседланные кони, чуя предстоящую дорогу.

На глаза Анне попался Джон Дайтон. Теперь он был без золотых шпор и пояса, и Анна подумала, что, видимо, ей померещилось вчера, будто этот наемник, который когда-то простым ратником явился в Нейуорт проситься на службу, посвящен в рыцарское звание.

Ричард сказал ей сегодня, что он служит конюшим у Джеймса Тирелла, но Анне бросилось в глаза, что Дайтон не обменялся ни единым словом с сэром Джеймсом, и даже они как будто сторонились друг друга.

Лениво ударил колокол. Звонили к Рrime[40]. Анна увидела, как Кэтрин набожно перекрестилась и тотчас улыбнулась матери и послала ей воздушный поцелуй. Ричард взглянул на жену, слегка кивнув ей. Сейчас он меньше всего походил на пылкого влюбленного, который только вчера объяснялся в своих чувствах на болотах Мэлхема. И снова Анна ощутила холодок недоверия в глубине души, а вместе с ним и страх. Ей стоило больших усилий сдержать себя, чтобы не кинуться к герцогу и не забрать дочь.

Ричард махнул перчаткой и вместе с девочкой скрылся в пелене тумана. Следом двинулся Джеймс Тирелл в развевающейся черной накидке, затем проехали лучники и копейщики герцога в длинных темных коттах[41], на которых отчетливо выделялся вышитый Белый вепрь. Они пронеслись мимо, все убыстряя ход коней, пока окончательно не растворились вдали.

Пендрагон тоже попытался последовать за ними, и Анна с трудом удержала скулящего и рвущегося дога. Он недоуменно глядел на Анну своими разными глазами, словно удивляясь, почему его не пустили к маленькой хозяйке.

– Теперь мы остались одни, пес, – грустно вздохнув, произнесла Анна и, увлекая дога за ошейник, медленно направилась в сторону монастыря.

– Мое имя Матильда Харрингтон, – проговорила дама, склоняясь в низком реверансе. – Однако в девичестве я носила имя Невиль и, по сути, прихожусь вам троюродной теткой, моя герцогиня.

Анна сидела в горнице странноприимного дома Сент-Мартина и несколько растерянно взирала на эту важную даму, которую Ричард прислал ей в услужение.

После отъезда герцога на долину опустилась тишина. Но не прошло и недели, как долину огласили звуки труб и Анна увидела пеструю кавалькаду всадников, два паланкина и целый отряд латников в начищенных до блеска доспехах. На их длинных копьях трепетали флажки с эмблемой герцога Глостера.

Возглавлял кортеж полнощекий молодой элегантный рыцарь с модно завитыми белокурыми локонами. Анна узнала его. Это был один из приближенных Ричарда, некий сэр Френсис Ловел, с которым она познакомилась во время последней поездки с Филипом в Олнвик.

Сэр Френсис с тех пор заметно изменился: в лице его появилась властность, смешанная с брезгливостью. И хотя его голову венчал модный пурпурный шаперон, уложенный в форме тюрбана, а на груди блистала богатая золотая цепь, он мало напоминал того восторженного молодого щеголя, который танцевал с Анной в холодных залах Олнвика, нашептывая ей на ушко куртуазные катрены.

Анна с интересом наблюдала за ним, ожидая, что он будет в замешательстве, увидев известную ему даму в роли супруги его повелителя. Однако Френсис Ловел держался весьма учтиво, и, сколько Анна ни приглядывалась, она не заметила и тени недоумения. Почтительно опустившись перед ней на колено, сэр Френсис поцеловал край ее одежды и воскликнул, что счастлив сопровождать в Йорк ее светлость герцогиню Глостер. После этого он представил ей свиту, и, как всегда, когда приходилось запомнить сразу множество имен, у Анны все они перемешались в голове, поэтому, оставшись с дамами, она попросила их еще раз представиться.

Первой выступила вперед эта высокая худощавая дама – Матильда Харрингтон, – в парчовом рогатом чепце, с тонким длинным носом и сжатыми в недовольную складку губами, оказавшаяся к тому же ее родственницей.

– Я состояла в ранге статс-дамы при леди Изабелле Кларенс, упокой, Господи, ее душу, и милорд герцог посчитал, что я в состоянии предложить свою особу сестре своей прежней госпожи.

– Вы следили за порядком в доме Изабеллы? – осведомилась Анна и, когда леди Харрингтон с готовностью склонилась, поняла, что Ричард не зря прислал именно ее в качестве статс-дамы. То, что эта женщина могла угодить ее придирчивой сестре, уже служило блестящей рекомендацией. И хотя лицо леди Матильды – костистое и властное – не приглянулось Анне, она решила, что ей стоит принять ее услуги.

Затем Матильда Харрингтон представила ей нескольких девушек, фрейлин. Все они были из лучших семей Севера, и на герцогиню в простом платье послушницы глядели с нескрываемым любопытством. Девушки были в черном, и когда Анна поинтересовалась причиной, то заметила легкое изумление в глазах леди Матильды.

– Разве вашей светлости неведомо, что двор пребывает в трауре по случаю кончины брата нашего повелителя, герцога Джорджа Кларенса, да смилуется Господь над его душой.

Она перекрестилась, и ее примеру последовали фрейлины.

Этот день выдался неожиданно хлопотным для Анны, но она была даже рада поднявшейся суматохе.

Пустые дни после отъезда Кэтрин стали угнетать ее, и все эти суетящиеся пажи, не отходящие от нее фрейлины, слуги, вносившие сундуки и ларцы, оживленные молодые придворные напомнили Анне, что и она еще достаточно молода, чтобы окунуться в бурлящий водоворот жизни.

Анна хотела уехать в тот же день, но леди Харрингтон сказала, что его светлость желает, чтобы герцогиня Глостер прибыла в его Йоркскую резиденцию в надлежащем блеске, и именно ей поручено подготовить супругу герцога к возвращению. Она раскрыла сундук, где лежало множество штук ткани, мотки галуна, тесьмы, меховые горжетки и прочая всячина, и фрейлины тут же принялись снимать с новой госпожи мерки, кроить и сметывать, предлагая Анне все новые фасоны. Они были оживлены, как всегда оживляются женщины, когда дело касается нарядов.

Прежде всего статс-дама велела доставить в комнату Анны лохань для купания, наполнила ее водой, добавив миндального молока, порошка с запахом листьев лавра и отвара из листьев вербены. Разомлевшую от горячей воды и душистого пара Анну уложили на кушетку, и толстая банщица энергично растерла ее резко пахнущим розовым маслом. При этом леди Матильда все время оставалась рядом и не переставала твердить тоном наставника, распекающего нерадивого ученика:

– Конечно, жизнь в монастыре благотворно влияет на душу, но отнюдь не на тело. Ваши руки огрубели, мадам, а лицо и шея покрыты загаром, что вполне годится для какой-нибудь сельской красавицы, но никак не для супруги властителя всего Севера. Хорошо, конечно, что вы так стройны, ибо аскетическая худоба теперь снова вошла в моду, а святая Катерина, покровительница девичества, стала самой популярной святой. Все наши леди отчаянно постятся, дабы приобрести грацию юных девушек. Брови ныне уже не выщипывают в ниточку и совершенно прекратили подкрашивать глаза. Правда, вместе с этим канула в прошлое и очаровательная мода моей юности – коротко подстригать ресницы. Хотя у вас, мадам, они такие великолепные, что вам это только на руку… Ах, святая Катерина, отчего этот пес не может помолчать хоть минуту! От его лая голова раскалывается!

• Предыдущая
• 33/124
• Следующая