Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография. - Кузьмина Эдварда - Страница 27

        То же и с его мыслями:

        Где-то в его памяти шевельнулось смутное представление о том, что некоторые люди... чистят зубы... Он должен произвести изменения во всем, что касалось его внешности, начиная с чистки зубов и кончая ношением воротничка... (с.36)

        Отчасти это калька, а иные канцеляризмы, нудные отглагольные существительные еще и прибавлены. Конечно же, такие обороты невозможны в мыслях и ощущениях девятнадцатилетнего полуграмотного моряка, особенно – если текст близок внутреннему монологу. Невозможны эти нагромождения существительных в родительном падеже, да еще и с причастием, вроде: «... доказательство огромности расстояния, их разделявшего» (с.37). /.../

        Потрясенный гениальной поэмой Бриссендена, Мартин в переводе изъясняется так:

        – Я ошеломлен! Этот великий вечный вопрос не выходит у меня из головы. В моих ушах всегда будет звучать... незатихающий голос человека, пытающегося постичь непостижимое!... Эта вещь совершенно завладела мною... Это истина в самой своей сокровенной сущности... (с.273) – все это деревянно, вяло, многословно. А у Лондона Мартин говорит порывисто, страстно, почти бессвязно – и, скажем, последняя фраза, где выделенное – чистейшая отсебятина, – должна звучать примерно так: сама истина, каждая строка! В подлиннике: It is true, man, every line of it. /.../

        Слова Руфи «повергали Мартина в недоумение... всё это заставляло работать его мозг» – сначала стертый штамп, а потом пропущено, потеряно как раз нечто менее обычное: stimulated his mind and set it tingling. «Да, вот это – то, для чего стоит жить... и ради чего стоит умереть» (с.12) – опять словесная ходячая монета, фраза вялая, тусклая, смазано своеобразие мыслей и чувств Мартина, – под конец надо хотя бы –да и жизни не пожалеешь!

        И, напротив, столь же привычные штампы нередко усиливают текст, относящийся к персонажам и сценкам не столь ярким:

        «... слуга с трудом сдержал злорадную ухмылку» (с.20) – вместо the servant was smugly pleased. «Миссис Морз хранила зловещее молчание» (с.166), – а в подлиннике всего лишь was coldly silent, что для нее куда естественней.

        Надоевших штампов, тяжелых книжных, а то и прямо газетных оборотов, непереведенных иностранных слов, которые вполне можно и нужно передавать по-русски, в этом старом переводе не счесть. А уж калька подчас просто постыдная:

        «...имеет две комнаты» (с.278) – еще школьников учат обороты с to have переводить не буквально, а – у него (есть) две комнаты.

        «... думал о ком-нибудь похожем на нее, когда описывал Изольду» (с.8) – had somebody like her in mind – получается некстати мужской род, надо хотя бы – «о похожей девушке».

        «Я должен повергнуться в прах перед ним» (с.250), а у автора I am down in the dirt at your feet, Мартину свойственно думать совсем иначе, примерно – «я подметки твоей не стою».

        И непозволителен, тем более в такой книге, чудовищно суконный нудный канцелярит:

        «Осуществляя свой план» (с.11); «произошла легкая заминка в едва успевшей завязаться беседе» (с.11); «заговорила... об интересовавшем его предмете» (с.11); «... увидел этот мир существующим в действительности» (с.42); «когда стул не был в употреблении» (с.175); «... хотел продолжать свой путь» (с.355) – а в подлиннике иначе, резче: ... he swung on his heel to go on.

        «Его руки и ноги начали делать судорожные движения» – мыслимо ли в последних строках романа так сказать о том, что, наперекор решению Мартина утонуть, воля к жизни заставила его плыть, руки и ноги заработали помимо его воли?

        «В течение секунды,показавшейся вечностью...» (с.9) – вместо, к примеру, «долгую секунду (нескончаемое мгновенье)» – for an eternal second. /.../

        «Настолько любил красоту, что находил удовлетворение в служении ей» (с.172) – опять-таки это еще хуже прямой кальки: у автора he loved beauty passionately, and the joy of serving her was to him sufficient wage.

        «Мысли подобного рода приходили Мартину в голову и раньше, до многого же он додумался лишь потом» (с.173) – вместо хотя бы: «Многое он уже понял, кое до чего додумался позже» – Much of this Martin had already reasoned out, and some of it he reasoned out later.

        «... не умея владеть собою... представлял резкий контраст с выдержанным молодым профессором» (с.210) – He lacked decorum and control, and was in decided contrast to the young professor. /.../

        «Она снова сделала попытку высвободить руку. Это сразу возбудило его любопытство. Казалось, она боится чего-то именно теперь, когда всякая опасность миновала» (с.355) – все это тяжеловесно, засорено лишними словами-связками, а чувство и интонация очень приблизительны: Again she started to remove her hand. He felt a momentary curiosity. Now that she was out of danger she was afraid. – В конце куда верней бы: «попыталась отнять руку» – и – «в нем шевельнулось любопытство».

        Зачастую и строй фразы и словарь вопиюще не совпадают с настроением той или иной сценки, с образами и характерами ее участников.

        «Бриссенден не дал... никаких объяснений по поводу (!) своего столь долгого отсутствия... Сквозь пар, клубившийся над стаканами, ... <Мартин> с удовольствием созерцал (!) лицо своего друга» (с.272). Brissenden gave no explanation of his long absence – так и перенесены отглагольные существительные вместо естественного по-русски «никак не объяснил», да еще прибавлено казенное «по поводу»; He was content to see никак не требует неуместного «созерцал» («созерцание» в переводе встречается не раз) – все оттенки, вся окраска опять не те!

        Но то же мы видели и в начале книги, при первой встрече Мартина с Морзами, то же – в речи и описании ненавистного ему зятя, ярого мещанина Хиггинботама: Did you tell'm you'd charge him for gas if he goes on readin' in bed? Конечно же, это нельзя было переводить безошибочно гладко и книжно: «А ты заявила ему, что он должен платить за газ, если будет читать по ночам?» (с.33).

        Или там же: «Ему доставляло большое удовольствие смирять ее» – выспреннее «смирять» совсем не сочетается с образом Хиггинботама и его отношением к жене, а перед этими словами пропущено, что ему приятно было слышать ее вздохи (всхлипывания), – штрих весьма выразительный.

        Это тоже не редкость: из перевода выпадают слова и обороты, подчас очень существенные для картины, характеристики, настроения. Даже одно пропущенное слово и слово неверное сплошь и рядом меняет интонацию автора и героя.

        Мартин вспоминает задорных девчонок (с.9) – в подлиннике не только boisterous, но и simpering – девчонки еще и жеманные.

        «Он сказал совершенно просто, а перед его глазами возникла картина...» (с.10) – у Лондона не simply, a baldly, т.е. за одним коротким, скупым словом – картина живая, яркая, воскрешенная в памяти могучим и поэтическим воображением. Сопоставление это очень существенно, слова «совершенно просто» этого baldly никак не передают. /.../

        И еще: в переводе всегда все вскричали или восклицают – даже тогда, когда в подлиннике несомненное тихо: ... the girl said in a faint, far voice; просто Oh, she said или what was I saying?

        Чем сильнее чувство, чем важнее и крупнее сказанное в подлиннике, тем беспомощней старый перевод.

        Вот впечатления Мартина от поэмы Бриссендена: «Казалось, так невозможно, немыслимо создать нечто подобное, и все же это существовало и было написано черным по белому. В этой поэме изображался человек...» (с.272). А надо бы примерно: «Невозможные, немыслимые стихи – и всё же вот они. И в них – человек...» (It was terrific, impossible, and yet there it was... it dealt with man...) И дальше – совсем уж бессильная попытка пересказать стихи удивительного поэта: «В торжественном ритме поэмы слышался гул планет, треск сталкивающихся метеоров, шум битвы звездных ратей среди мрачных пространств, озаряемых светом огневых облаков» (та же с.272, всё – смесь лжепоэтических штампов, в подлиннике иначе, необычней, значительней: The poem swung in majestic rhythm to the cool tumult of interstellar conflict, to the onset of starry hosts, to the impact of cold suns and the flaming up of nebulae in the darkened void. В этих – больше семидесяти лет назад написанных! – строках, где сталкиваются угасшие солнца и вспыхивают новые галактики, поистине ощутимо дыхание космоса – а в переводе?..