Истребитель тварей - Шаргородский Григорий Константинович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/70
- Следующая
Когда небо над лесом начало светлеть, мы встали на короткий привал. О?ни могли прожить без сна до седмицы, а наездники вполне высыпались в седлах – хидоев вел сагар, так что у Али не было необходимости контролировать своего зверя. Что же касается Турнока и Клеппа, они в этом марш-броске являлись не более чем багажом.
Так уж случилось, что я впервые провел внутри горба сагара больше двух часов, поэтому после почти семичасового марша мое тело сильно затекло. И это еще слабо сказано.
Рудый присел, давая мне возможность покинуть его горб без особых усилий. Но вот на слабость своих ног я не рассчитывал, так что вывалился на траву как мешок с горохом.
– Твою ж мать… – прошипел я, пытаясь встать на карачки. Легкая броня смягчила падение, но не защитила уязвленную гордость.
Как и следовало ожидать, мое клоунское приземление было прокомментировано ржанием Клеппа.
– Хватить ржать… – прошипел на викинга Али, – тебя сейчас и в гареме бея слышно.
– Гарем – это хорошо, – еще шире улыбнулся Клепп.
– Но-но, – отреагировал я, после того как со стоном и скрипом разогнул спину. – Не вздумай там строить из себя героя-любовника. Завалишь дело – там и останешься.
– А что, я не возражаю.
– Ага, ты сначала спроси у Али, что делают в гареме все мужики, кроме самого бея.
Клепп заинтересованно повернулся к арабу, но вопрос так и не задал, потому что начался концерт под названием «гном возвращается на твердую землю», что опять же было прокомментировано глухим уханьем викинга. А под занавес случилось спешивание самого викинга. Так что посмеялись все.
Так уж вышло, что в поход отправились люди далекие от лесной жизни – араб, островитянин и вдобавок городской житель, причем выходец не из этого мира. О гноме и говорить нечего. Так что на привале мы не разжигали огня и старались вести себя максимально тихо. Люди перекусили всухомятку. Звери съели по куску вяленого мяса. Благо в активном состоянии их можно было лишь чуть подкармливать – от обильной еды они норовили завалиться в спячку.
Практически весь привал прошел под аккомпанемент возмущенного ворчания Клеппа:
– Как кастрируют, полностью?
– Нет, частично, – фыркнул Али. – Клепп, ты что, никогда не слышал о евнухах?
– Нет, даже не мог помыслить о такой жестокости. И как мужчина после этого может жить?
– Некоторые убивают себя, но таких немного, а остальные живут и радуются, – пожал плечами Али, – У нас на евнухов большой спрос. В гареме есть старшие жены, но эти мегеры, дай им волю, потравили бы остальных как крыс, поэтому беи покупают или нанимают таких мужиков, точнее – то, что получилось после кастрации. Ты мне скажи другое: как можно слышать о гаремах и ничего не знать о евнухах?
– Викинги знают все о женщинах, – ответил я за Клеппа. – Только скажи в их присутствии о представительницах прекрасного пола, как все внимание приковывается именно к этому разговору. Ты же говоришь о евнухах. Уверен, если бы не святотатство в отношении самой ценной для викинга части тела, он бы пропустил твои слова мимо ушей.
– Для викинга самое главное – храбрость и честь! – тут же вскинулся Клепп.
– Да никто и не спорит, только почему струсившего у вас максимум обольют презрением, а кастрата наверняка убили бы, чтобы бедняга не мучился?
Клепп на полном серьезе задумался, а я с интересом наблюдал за метаморфозой на лице островитянина. Он снова стал таким, каким был в хирде Эйда по прозвищу Железная Палица – рассеянным и даже немного туповатым. А ведь совсем недавно на ниве воспитания молодежи и обеспечения охраны моей тушки главный телохранитель блистал как находчивостью, так и солидностью. Похоже, эта роль была ему хоть и приятна, но все же в тягость. А среди тех, кому он доверял, викинг расслаблялся и становился самим собой – не то чтобы туповатым, просто беззаботным солдафоном.
– Нет, все же смелость важнее, а такая потеря – это лишь очень тяжелая рана, и если с потерей не уйдет доблесть, то воин сможет жить дальше, – наконец-то выдал вердикт островитянин.
– Ох, не уверен, – покачал головой я. – Если он сможет как-то забыть о своей беде, то дружки напомнят.
– Ты плохо думаешь о викингах, – вскинулся Клепп.
– Да? – хмыкнул я. – А скажи, как будут называть, скажем, какого-то Вилли Яростно Рев…
– Ты знаешь Вилли? – удивился викинг.
– Тьфу ты… ну, скажем, Групп Крепкая Скала.
– Не знаю такого.
– Чудесно; так вот, останется ли этот Групп «Крепкой Скалой» после потери своих… бубенчиков?
Клепп хотел что-то сразу возразить, но сдержался. Что же, прошедший год действительно сильно изменил бывшего берсеркера.
– Ты прав, злые языки не дали бы ему забыть о своем позоре, – подумав, вздохнул викинг.
– И все же, как бы его назвали? – прицепился к здоровяку Али.
– Отстань, пусть мой народ и не думает перед тем, как говорить, но с мерзостью твоих соплеменников нам не сравниться.
Как ни странно, такое заявление ничуть не смутило араба и даже подзадорило.
– А как у викингов относятся к мужеложцам?
В ответ Клепп зарычал, как проснувшийся шатун, а я наконец-то вспомнил, что мы все-таки имеем дело с берсеркером.
– Все, хватит; пора в дорогу. Пока идем по лесу, можно двигаться и днем.
Конфликт удалось погасить в зародыше. Удивительно было другое – почему все это время молчал Турнок? У гнома язык был острее, чем у Али и Клеппа вместе взятых. Коротышка лишь вздохнул, когда вставал с древесного корня. Карабкаясь на спину хидоя Али, он что-то проворчал на своем языке.
– Турнок, с тобой все в порядке? – обеспокоился я.
– Если еще раз задумаешь такой поход с моим участием, лучше сразу убей.
Да уж, гномы действительно никудышные наездники.
– Хорошо, – совершенно серьезно ответил я, чем вызвал смех недавних спорщиков. Даже гном, не удержавшись, фыркнул в бороду. Значит, все не так уж плохо.
Я сознательно пошел на риск дневного передвижения, и как показало дальнейшее, не совсем обдуманно.
Ближе к полудню Рудый передал мне сообщение, что впереди люди. Мы набрали солидный темп, и мне не хотелось его терять, поэтому сагар лишь изменил траекторию движения, обходя группу людей по дуге.
То ли внимание Рудого было приковано к основной массе скопления аравийских поселенцев, то ли он просто не обратил внимания на ушедшую далеко в лес парочку, но на двух охотников мы выскочили неожиданно для обеих сторон. Крепкий старик и почти подросток застыли с открытыми ртами, увидев вылетевшего из кустов пятиметрового монстра.
Передо мной встала жесткая дилемма – либо убить свидетелей прямо здесь, либо допустить риск нашего обнаружения. Возможно, мы успеем к дворцу раньше гонца на лошади, которая хоть и менее выносливая, но быстрее о?ни, а возможно, и не успеем.
К счастью, додуматься до логического, но зверского решения мне не дал Али.
Хидой араба эффектно выскочил на поляну рядом с сагаром, и облаченный в арабско-брадарский гибрид брони наездник с ходу начал орать на бедных охотников.
Оба араба тут же упали на колени и ткнулись лбами в лиственный наст.
Али еще с минуту вопил на арабском, едва ли не брызгая слюной, дав сагару и Злюке с Клеппом на спине вновь нырнуть в заросли.
Где-то через пару километров я остановил сагара. Горб раскрылся, позволяя мне выглянуть и поговорить с Али без рыкающего усиления.
– Думаешь, они не отправят гонца к бею?
– Только если управляющим в деревне будет кто-то из бывших владык чудищ. Этим мне и нравятся славяне. У вас такой охотник уже бежал бы к старосте, а тот отправил бы гонца князю, просто на всякий случай. У вас, даже если весть окажется ложной, могут и похвалить за бдительность, а у нас того, кто посмел отвлечь важного человека от поедания пахлавы, наверняка накажут.
– Хорошо, двигаемся дальше, – сказал я, а сам подумал, что с арабом нужно серьезно поговорить. Раньше это не позволяли сделать дела и посторонние уши, но вопрос-то не просто созрел, он давно перезрел.
- Предыдущая
- 40/70
- Следующая