Криптономикон, часть 1 - Стивенсон Нил Таун - Страница 63

• Предыдущая
• 63/114
• Следующая

— О'кей, — говорит Шафто, — что ты увидел? Когда смотрел в бумаги, которые мы подложили мертвому мяснику?

— Они все были на немецком, — отвечает Роот.

— Бля!

— По счастью, — продолжает Роот, — я немного знаю этот язык.

— Ах да. У тебя ведь мать немка?

— Да, она была врач при миссии, — говорит Роот. — На случай, если это несколько развеет твое предубеждение против немцев.

— А отец — голландец.

— Верно.

— И чего их понесло на Гуадалканал?

— Помогать страждущим.

— Ясно.

— Итальянский я тоже немного знаю. В Церкви его слышишь довольно часто.

— Охренеть! — восклицает Шафто.

— Однако мой итальянский сильно испорчен латынью, которую отец заставил меня выучить. Местным жителям он, наверно, показался бы несколько архаичным. Я бы говорил, как алхимик семнадцатого века или кто-то в таком роде.

— Или как поп? На это бы они клюнули.

— Если припрет, — соглашается Енох, — попробую завести клерикальный разговор, и посмотрим, что из этого выйдет.

Они выпускают дым и смотрят на широкий водный простор впереди. Шафто знает, что это называется Неаполитанский залив.

— Ладно, — говорит Шафто, — так что было в тех бумагах?

— Много подробной информации о военных конвоях из Палермо в Тунис. Похищенной, вероятно, из немецких секретных источников.

— Старых конвоях или…

— Конвоях, которые только должны выйти, — спокойно отвечает Роот.

Шафто тушит окурок и некоторое время молчит. Потом произносит: «Мудрено, бля», — встает и идет к амбару.

Как раз когда Лоуренс Притчард Уотерхауз сходит с поезда, какой-то гад выплескивает ему в лицо ведро соленой воды со льдом. Мерзавцев много, водяная канонада продолжается без остановки. Тут он понимает, что никого рядом нет. Это просто неотъемлемое свойство местной атмосферы, как туман в Лондоне.

Лестница на виадук, ведущий к зданию вокзала, защищена стенами и крышей, так что получается исполинская органная труба, она резонирует в инфразвуковом диапазоне от ударов воды и ветра. Как только Уотерхауз вступает на лестницу, в лицо перестает хлестать, и он может уделить должное внимание феномену.

Влага и воздух взбиты штормом в пену, лишенную явных закономерностей. Микрофон, подвешенный в воздухе, зарегистрировал бы белый шум — полное отсутствие информации. Однако шум, ударяя в длинную трубу лестницы, вызывает физический резонанс, который ухо Лоуренса воспринимает как низкий гул. Труба извлекает закономерность из шума! Эх, сюда бы Алана!

Уотерхауз голосом подбирает интервалы к основному тону: октаву, квинту, кварту, большую терцию и так далее. Каждый из этих звуков вызывает в трубе больший или меньший резонанс. Это звукоряд медных духовых инструментов. Ему удается сносно воспроизвести сигнал горниста. Получается вполне узнаваемая побудка.

— Как мило!

Уотерхауз стремительно оборачивается. За его спиной дама втаскивает на лестницу саквояж размером с тюк сена. Она немолода и сложена, как шкаф. Несколько секунд назад, в поезде, у нее на голове был пышный городской перманент. Соленая вода сбегает по лицу и шее под плотное платье серой йглмской шерсти.

— Мэм, — говорит Уотерхауз и втаскивает саквояж на лестницу. Они оба вместе с багажом оказываются на узком крытом мосту, ведущем через пути к вокзалу. В боковых стенах — окна; Уотерхауз смотрит через струящуюся по стеклам полудюймовую толщу влаги на Атлантический океан, и ему плохеет. Океан — в нескольких метрах и явно хочет подобраться еще ближе. Возможно, это обман зрения, но кажется, что волны вздымаются вровень с мостом, хотя до земли не меньше двадцати футов. Каждая весит не меньше, чем все товарные составы Великобритании, вместе взятые. Хочется рухнуть плашмя и стравить. Лоуренс зажимает уши.

— Вы — музыкант? — спрашивает дама.

Уотерхауз оборачивается. Дама внимательно оглядывает его форму, ища знаки отличия, потом поднимает лицо и улыбается, как добрая бабушка.

В этот миг до Уотерхауза доходит, что она — немецкая шпионка. Мама родная!

— Только в мирное время, мэм, — говорит он. — Сейчас люди с хорошим слухом нужны для другого.

— А! — восклицает дама. — Так вы слушаете?

Уотерхауз улыбается.

— Пип! Пип! — говорит он, изображая радар. (Вообще-то речь о радиопеленгаторе. Как-то Алан увидел это слово с опечаткой — радиопедератор, и с тех пор, услышав его, начинает неудержимо каламбурить.)

Дама в восхищении.

— Меня зовут Харриет Йррт. — Она протягивает руку.

— Хью Хьюз.

— Очень приятно.

— Взаимно.

— Вам, вероятно, надо будет где-то остановиться. — Дама притворно краснеет. — Простите. Я лишь предположила, что вам на Внешний.

Внешний означает Внешний Йглм. Сейчас они на Внутреннем.

— Вы совершенно правы, — отвечает Уотерхауз.

Как все другие географические названия на Британских островах, сочетания Внутренний и Внешний Йглм — историческое недоразумение, восходящее корнями к какому-то древнему и, вероятно, забавному эпизоду. Внутренний Йглм по-настоящему даже не остров — он связан с материком песчаной косой, заливаемой приливом; теперь здесь дамба, по которой проложены шоссе и железнодорожные рельсы. Внешний Йглм отстоит от Внутреннего на двадцать миль.

— Мы с мужем держим небольшой пансион, — говорит миссис Йррт, — и будем очень рады, если вы у нас остановитесь.

Так Уотерхауз оказывается у Йрртов. Вместе с мистером и миссис Йррт он проводит весь вечер у единственного источника тепла — угольного тостера, вмурованного на место камина. Время от времени мистер Йррт открывает дверцу и подсыпает щепотку угля. Миссис Йррт носит еду и тянет из Уотерхауза секретные сведения. Она примечает его слегка асимметричную походку и выясняет, что он болел полиомиелитом. Он органист, а у них в гостиной есть фисгармония — она упоминает об этом.

Первый раз Уотерхауз видит Внешний Йглм в шпигат. Собственно, он даже не знает, зачем этот шпигат нужен, кроме как чтобы туда блевать. Еще до отплытия команда парома подробно проинструктировала его и полдюжины остальных пассажиров насчет блева. Суть состояла в том, что, если перегнуться через борт, вас наверняка смоет волной; лучше встать на четвереньки и целить в шпигат. Однако чаще он видит в отверстие не воду, а какую-нибудь далекую точку на горизонте, или чаек в небе, или отчетливый трезубый силуэт Внешнего Йглма.

Зубья, называемые Схры, это базальтовые останцы. Поскольку идет Вторая мировая война, а Внешний Йглм ближе всего к Битве за Атлантику, сейчас они усеяны антеннами и белыми пунктами радиосвязи. Есть и четвертая Схра, поменьше, ее легко принять за обычный холм. Она высится над единственным портом Внешнего Йглма (он же единственное поселение на острове, если не считать военно-морскую базу в противоположном конце). Четвертую Схру венчает замок, номинально принадлежащий Найджелу Сент-Джону Глумторпби-Уайдаболоту — новая штаб-квартира подразделения 2702.

Весь город можно обойти за пять минут. Разъяренный петух гоняет по главной улице заморенную овцу. На Схрах лежит снег, здесь же это просто серое крошево, неотличимое от мостовой, пока в него не наступишь и не упадешь копчиком. Энциклопедия все пишет с большой буквы: Город, Замок, Гостиница, Паб, Пристань. Уотерхауз посещает Сортир, дабы избавиться от последствий качки, и выходит на Улицу. Подъезжает Автомобиль, он же Такси. Уотерхауз садится и по пути мимо Парка замечает Памятник (древние йглмиане колошматят окаянных викингов). Перехватив его взгляд, Водитель сворачивает в Парк, дабы показать скульптуру во всей красе.

Это одна из тех многофигурных композиций, которые несут в себе целый рассказ, и занимает соответствующую площадь. Пьедестал вырублен из местного базальта и покрыт с одной стороны письменами, в которых Уотерхауз по картинкам в энциклопедии узнает йглмские руны. На непросвещенный взгляд они выглядят бессмысленной последовательностью рубленных X-ов, I, L, прямых и перевернутых V, дефисов и звездочек. Однако это неиссякаемый источник гордости для…

• Предыдущая
• 63/114
• Следующая