Чемодановна. Моя ужасная бабушка - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/17
- Следующая
– А я, между прочим, спряталась за кухонной дверью и вас подслушиваю, – донёсся из-за двери голос Кикиморы.
– Как это некультурно с вашей стороны, – сказала папа. – Ай-яй-яй! – И тут же в испуге прикусил язык. Он никогда ещё не отчитывал драгоценную няню своих детей.
– Вы не стесняйтесь, Кикимора Тихоновна, – сказала Чемодановна, – идите к нам!
Два раза Кикимору звать не пришлось. Она впорхнула в кухню и вновь уселась на прежнее место.
– Итак, все в сборе, – объявила Чемодановна. – Прошу вас, начинайте.
– Что начинать? – спросили Оля и Боря. Всё происходящее казалось им очень и очень странным. И от этого им было жутко весело.
– Говорить чистую правду, естественно. Сколько можно друг другу врать и не договаривать?
– Ой, а можно, я первая? – попросила Кикимора. – Давно вам хотела сказать, Шурочка Николаевна, что я вас ненавижу. Представляете? Ха-ха-ха! Буквально лютой ненавистью!
– Прекрасно! – похвалила её Чемодановна. – Продолжайте.
– Вас, кстати, тоже, – прибавила Кикимора и обезоруживающе улыбнулась. – И вот их ещё. – Она ткнула наманикюренным пальцем в Борю и Олю. – А хотите, я поделюсь с вами своей заветной мечтой?
– Хотим, – сказал папа.
– Не хотим, – сказала мама.
– Я мечтаю, чтобы их, – она снова показала на Борю с Олей, – задавило троллейбусом. Или, в крайнем случае, ударило током и парализовало на всю жизнь. А один раз я прокралась в детскую и хотела задушить их подушкой!
– Так-так-так, а почему не задушили? – уточнила Чемодановна.
– Я испугалась, – честно призналась Изольда Тихоновна. – Знаете, я очень боюсь, что когда-нибудь меня посадят в тюрьму, и я состарюсь там в полном одиночестве. Я ещё одиночества и старости очень боюсь.
– Какая вы гадкая! – не сдержалась мама. Обычно она была очень сдержанной, но правдивый гороховый суп подействовал даже на неё. – Я всегда подозревала, что вы нехорошая женщина. Хорошие женщины не роются в чужих шкафах!
– А вы зато старая! – крикнула Кикимора и показала маме язык.
– Я? Мне всего двадцать девять лет!
– Натуральная старуха! – демонически расхохоталась Кикимора. – Скоро Эдуард тебя бросит (она вдруг резко перешла на ты) и женится на мне! А детей мы отведём в тёмный лес, привяжем к дереву, и пусть их едят там серые волки, чтобы мне в тюрьме не сидеть!
– Как Гензеля и Гретель? – ужаснулся Боря. Так вот почему Кикимора каждый вечер читала им братьев Гримм, всё понятненько.
– Значит, это правда? – побледнел папа.
– Да, котик. Это чистая гороховая правда, мой дорогой! – С этими словами Кикимора схватила папу за воротничок, притянула к себе и поцеловала! Прямо в нос! – Из нас выйдет отличная пара, вот увидишь, – пообещала она.
Чемодановна наблюдала за этим со спокойствием слонопотама. Чего нельзя было сказать о папе. Он вырвался из цепких объятий Кикиморы и, поправив воротничок, сказал:
– Вон!
– Я не понимаю, котик.
– Я сказал: вон из нашего дома! Здесь нет места детоненавистникам и соблазнителям чужих пап!
– Правильно, папуля! – завопила Оля. – Кикиморам не место в доме прекрасных Прикольских!
– Ну, знаете ли! Вы ещё об этом горько пожалеете! – сказала Изольда Тихоновна, вскакивая из-за стола. – Особенно вы, гражданка Свирепова! Уж я наведу о вас справки, не сомневайтесь! Уж я управу на вас найду!
Как подстреленная, Кикимора выскочила из кухни, взметнулась по лестнице и загремела наверху чемоданами. В отличие от Чемодановны, у неё было их десять, и все красные.
– Только не забудьте выложить мои платья и драгоценности! – крикнула ей мама, улыбаясь до ушей. Если по-гороховому честно, ей никогда не нравилась Изольда Тихоновна, и мама была рада от неё избавиться.
– О каких драгоценностях идёт речь?! – раздалось из-под потолка. – Об этих фальшивых стекляшках? Я вас умоляю!
Ещё некоторое время из спальни Изольды Тихоновны неслись приглушённые проклятия, звон разбитого стекла, скрип мебельных ножек об пол и треск раздираемых в клочья платьев (вероятней всего, маминых). Далее Изольда Тихоновна с грохотом сбросила вниз все десять чемоданов, процокала каблуками по лестнице и со словами:
– Вы у меня ещё попляшете, несчастные! – громко хлопнула входной дверью, разбив при этом тонированное стекло.
В доме Прикольских воцарилась тишина.
– Спасибо, мама, – помолчав, сказала Шурочка Николаевна, впервые за долгие годы назвав свою маму мамой. – За суп и вообще.
– Спасибо в карман не положишь, – ответила на это Чемодановна. – Ну, что расселись? – обратилась она к близнецам. – Сию минуту наверх! Устроим в бывшей Кикимориной комнате космодром Байконур!
Глава 7
Собака Баскервильевых
После ухода из дома Кикиморы дышать Прикольским стало гораздо легче. Никто больше не шарил в чужих шкафах, никто никого не заставлял играть на пианино, никто не чистил Боре уши, а кефирный гриб из холодильника вылили в унитаз.
Теперь в доме хозяйничала Чемодановна, и это было прекрасно! Иметь собственную бабушку – это было просто замечательно! Во-первых, ей не надо было ни за что платить. А как мы помним, с финансами у Прикольских было всё не просто. Во-вторых, ела она своё, так сказать, «волшебное», да ещё и подкармливала остальных. Хотя мама отказывалась есть высококалорийные булочки – она следила за фигурой, – а вот папа, наоборот, не отказывался. И, в-третьих, дети Прикольские были от бабушки без ума. Хотя, бывало, она отвешивала им подзатыльники и ругалась не совсем приличными словами. Но это было мелочью по сравнению, например, с тем, что в причёске у Чемодановны жил человек.
Да, Боря тогда не ошибся: на голове у его родной бабушки обитал живой человечек. Только он был крошечный – размером с обычную флешку. Это именно он кричал, когда Боря в тот раз открыл чемодан, и его (не Борю, а Илью Ильича – так звали человечка) чуть не «бздуло».
Илья Ильич поселился на Чемодановне несколько лет назад. До этого он жил в пакетике из-под чипсов. Но его постоянно гоняло ветром по парку – и Илье Ильичу не нравилось так жить.
Он не находил себе покоя. Однажды мимо пакетика проходила Чемодановна – она шла из парикмахерской, где только что перекрасила волосы в малиновый цвет (раньше они были ярко-зелёные) и сделала новую причёску в виде Пизанской башни. У Ильи Ильича перехватило дыхание, когда он её увидал. Не Чемодановну, а башню – прекрасную уютную тёплую башню, которая могла передвигаться по парку на двух ногах. Немедленно Илья Ильич собрал свой скарб и попросился жить на голову к Чемодановне.
Они сразу крепко сдружились. Вернее, не сразу – сначала Чемодановна чуть не прибила Илью Ильича, приняв его за гигантского комара. Но, выслушав его печальную историю, Чемодановна мгновенно прониклась сочувствием и даже позволила Илье Ильичу перевезти в башню кое-что из мебели. По правде говоря, вовсе не по душевной доброте пустила Чемодановна жить к себе этого человечка. Мы с вами знаем, что никакой душевной доброты у Чемодановны не было и нет. Просто она была жутко одинока, а Илья Ильич – словоохотлив и неглуп. Единственным его недостатком было то, что он всё время боялся, что его сдует ветер или съедят. Прожив всю жизнь в пакетике из-под чипсов, он стал робок и пуглив. А ещё он разговаривал с сильным иностранным акцентом. Иногда понять его было совершенно невозможно.
– Моченодавна, – обращался он к своей домоправительнице. – У немя япоть четёт шкыра!
Вы что-нибудь поняли? А Моченодавна, то есть Чемодановна, его, как никто, понимала. Поэтому она шла, покупала суперстойкий лак для волос и чинила протекающую крышу. А точнее, делала себе новую причёску, в которую переселялся довольный Илья Ильич.
- Предыдущая
- 8/17
- Следующая
