Очарованные Гавайи - Стингл Милослав - Страница 34
- Предыдущая
- 34/50
- Следующая
Над независимостью Гавайев нависла опасность извне. Великобритания, Франция и США проявляли то больший, то меньший интерес к островам, на севере Тихого океана. Период правления Камеамеа III был отмечен несколькими попытками со стороны этих держав подчинить себе или аннексировать Гавайские острова. Первыми покусились на них мореплаватели французского короля Луи-Филиппа, лелеявшего мечту о присоединении полинезийских островов к своей разраставшейся колониальной империи в Тихом океане, в состав которой уже вошли Таити и Маркизские острова. Предлогом для вторжения на Гавайи французам послужило не только преследование католиков на островах, но и, как это ни странно, чрезмерно высокая пошлина, взимаемая гавайским королевством за ввоз французских алкогольных напитков. В 1839 году в Гонолулу бросил якорь французский фрегат «Артемиз». Капитан Лаплас высадил на берег двести французских солдат и пригрозил, что будет обстреливать город из всех шестидесяти пушек, если королевство не выполнит его условия: не выплатит в трехдневный срок залог в размере десяти тысяч долларов. Он не сомневался, что полинезийское государство этой суммы в такой короткий срок не соберет.
Однако, к великому удивлению Лапласа, через несколько дней залог был Гавайями выплачен, а королевское правительство снизило пошлину на французские напитки на пять процентов. Лапласу не оставалось ничего другого, как удалиться на «Артемизе» от берегов Гонолулу.
Очередное посягательство на гавайскую независимость последовало с британской стороны. Точнее, со стороны некоего Ричарда Чарлтона. Этот нечистый на руку торгаш исполнял на Сандвичевых островах функции британского консула и, занимаясь одновременно разведением крупного рогатого скота, несколько раз вступал в конфликт со своим соседом-гавайцем, на земле которого без всякого на то позволения пас свой скот. В конце концов терпению соседа пришел конец, и тот застрелил одну из чарлтоновских коров. На «убийство» коровы дипломат отреагировал поистине «дипломатическим» образом: набросив лассо на шею «преступника», он поволок его за собою по улицам Гонолулу.
«Дипломатический протест» Чарлтона окончился тем, что гаваец умер. Это было уж слишком даже для островитян, исповедовавших алоха, и король Камеамеа III потребовал у лондонского правительства отозвать консула и заменить его более сдержанным дипломатом. Телеграфа тогда еще не было, письма с Гавайев в Европу шли месяцами, и, прежде чем прошение достигло Лондона, английский консул бежал из Гонолулу в Мексику, где встретился с командиром британского фрегата «Кэрисфорт» капитаном Полетом. А так как во времена колонизации морские капитаны играли совсем иную роль, нежели в наши дни, и обязанности их выходили далеко за рамки командования судном, то Полет, не имевший на то никаких инструкций из Лондона, решил отправиться на своем фрегате в Гонолулу, чтобы «навести там порядок».
«Кэрисфорт» бросил якорь в Гонолулу, и капитан Полет немедля отправился в королевский дворец. Он выдвинул изумленному правителю ряд требований во искупление несправедливости, постигшей Чарлтона и его корову. Кроме того, Полет, подобно французам; настаивал на выплате штрафа в размере ста тысяч долларов! Королевство, разумеется, такой суммой не располагало. Так как гавайское государство вообще не проявило никакой готовности компенсировать ущерб, якобы нанесенный Чарлтону, капитан Полет заявил, что аннексирует острова.
Полет высадил на берег своих людей и стал «наводить порядок»: приказал уничтожить все гавайские флаги, а гавайским судам дать английские названия. Чтобы развлечь своих матросов в новой британской колонии, Полет отменил введенный в королевстве запрет на проституцию, аннулировал гавайские законы, ограничивающие торговлю алкоголем, и, конечно же, запретил выход судов из Гонолулу, чтобы мир не узнал, как хозяйничает в новой британской колонии самозваный губернатор.
Однако гавайцам каким-то образом удалось послать в Лондон известие о том, что творит на островах Полет. Через некоторое время в Гонолулу прибыл другой англичанин – командующий Тихоокеанской флотилией его величества адмирал Томас, который заявил, что острова были аннексированы Полетом незаконно. Томас также подтвердил, что Великобритания по-прежнему признает независимость и суверенитет гавайского государства. Вскоре независимость Гавайев была официально признана и Францией.
После визита Томаса вновь были подняты гавайские флаги, а в королевском «кафедральном соборе» Каваихао состоялась большая торжественная служба по случаю восстановления независимости страны. Камеамеа произнес во время богослужения долгую речь, закончившуюся словами: «Справедливость – основа существования государства!» Это мудрое заверение короля впоследствии стало лозунгом гавайского королевства. Даже сегодня, глядя на современный официальный герб Гавайских островов, я читал на нем все тот же – по-прежнему написанный по-гавайски – лозунг, требующий, чтобы только справедливость, и лишь она одна, определяла любое начинание и лежала в основе всей жизни государства.
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОДА КАМЕАМЕА
Камеамеа III, устоявший перед попытками Великобритании и Франции аннексировать гавайское государство, умер в 1854 году. Этому королю суждено было править своей страной дольше, чем всем его предшественникам и преемникам. За время своего правления Камеамеа провел на Гавайских островах много реформ. Феодальное государство за эти годы превратилось в конституционную монархию. Была провозглашена либеральная конституция, а во время «Великого маэле» произведен раздел земель.
Хотя Камеамеа III и удалось сохранить независимость своего государства, влияние чужеземцев, особенно владельцев плантаций сахарного тростника, год от года, росло. На полях работало все больше сельскохозяйственных рабочих, привезенных в основном из Азии. Процесс этот продолжался и даже ускорился при Камеамеа IV – Александре Лиолио.
Александр Лиолио был сыном Кинау, дочери Камеамеа Великого, и наместника острова Оаху Какуанаои. Таким образом, Камеамеа III он приходился племянником. Поскольку своих детей у Камеамеа III не было, он усыновил умного, способного мальчика, объявив его своим преемником. Александр Лиолио не был похож на своих предшественников. Он получил хорошее образование, и его можно было скорее принять за европейского аристократа, нежели за полинезийского алии. Свой кругозор Александр Лиолио существенно расширил еще в юности, путешествуя по Франции, Великобритании, Канаде, Соединенным Штатам Америки. Эти поездки сыграли не последнюю роль в формировании его отношения к Америке и американцам. В то время как в других странах Александра встречали как наследника трона, в Филадельфии проводник однажды ссадил его с поезда, приняв смуглого полинезийского принца за негра. Нанесенной обиды Александр Лиолио не забывал, всю жизнь. Вспоминая этот случай, он говорил:
– Они набросились на меня, как цепные псы.
Столь же недвусмысленно высказывался принц и об американцах вообще:
– Вести себя не умеют, о вежливости не имеют понятия, не проявляют элементарного человеческого уважения к иностранцам.
В конце 1854 года «полинезийский негр» вступил на гавайский трон, приняв имя своего великого деда, и стал Камеамеа IV.
Основное внимание новый правитель уделял проблеме, которая, несомненно, того заслуживала, – неуклонной убыли коренного населения государства. Уже в первом «отчете», представленном в парламент, он указал на трагические последствия болезней, занесенных чужеземцами на «острова счастья». Так, еще моряки Дж. Кука завезли сюда сифилис. Много болезней распространили китобои. Дело в том, что гавайцы не обладали против новых, столь обычных, скажем, для европейцев заболеваний достаточным иммунитетом. Вспомним, что Камеамеа II и его жена Камамалу умерли от обыкновенной кори.
Уменьшению коренного населения способствовало и появление на островах многочисленных плантационных рабочих со всех концов мира. Они завезли сюда проказу, или, как называли ее гавайцы, «китайскую болезнь». Болезни буквально косили полинезийцев. Матросы с корабля «Мэллори» распространили на архипелаге страшную эпидемию оспы. Ею заболело около семи тысяч гавайцев, почти три тысячи человек умерло. Так что у короля были все основания уделять вопросам здравоохранения первостепенное внимание.
- Предыдущая
- 34/50
- Следующая