Старые письма - Стил Даниэла - Страница 29

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая

– Так не может продолжаться без конца, – грустно промолвила Анна, – видеться с тобой урывками, раз в месяц, а то и реже. Я ничего не имею против необходимости заниматься, но жить вдали от тебя – свыше моих сил.

Тем более что теперь у нее не будет свободных дней по крайней мере до Рождества. Правда, императрица уже пригласила ее провести святочную неделю в Царском Селе, с Николаем. К ее приезду обещали подготовить прежний гостевой домик, в котором Анна впервые познала близость с любимым человеком. Однако до той поры предстояло прожить еще целых четыре месяца, и Анну брала оторопь при мысли, что ей предстоит вынести. Четыре месяца под пятой мадам Марковой, четыре месяца бесконечной казни за то, что посмела изменить балету ради любви. Это кого угодно сведет с ума…

– Я хочу, чтобы ты оставила школу после Рождества, – решительно сказал Николай в их последнюю ночь вдвоем. – Нам нужно найти какой-то выход. Может быть, тебя возьмут преподавательницей танцев к великим княжнам или фрейлинам? Или мне удастся снять где-то рядом с дворцом небольшой домик, чтобы поселить тебя там? – Если Мери так и не даст развода, надеяться на что-то лучшее не имело смысла.

– Поживем – увидим, – рассудительно отвечала она. – Не следует из-за меня рисковать всем, что тебе дорого. Мери ничего не стоит устроить грандиозный скандал и испортить твои отношения с императором. Только этого нам не хватало.

– Когда она возвратится из Англии, я попытаюсь объясниться с ней еще раз, а потом повидаю тебя.

Но как только Анна вернулась в Санкт-Петербург, Алексей серьезно заболел, и Николай не отходил от цесаревича ни на шаг. В течение целых шести недель он неотлучно находился у постели больного. И смог приехать на свидание только в середине октября. К великому облегчению Анны, мадам Маркова все-таки снизошла до того, чтобы позволить ей танцевать Жизель.

Как это ни печально, но и на сей раз Николаю нечем было порадовать свою Анну. Алексей все еще не поправился до конца, и его доктору едва удалось выкроить несколько часов для поездки в Санкт-Петербург. Вдобавок две великие княжны слегли с тяжелым гриппом и также требовали внимания врача. Анна с тревогой отметила, что Николай выглядит необычно утомленным и подавленным, даже несмотря на радость от встречи.

Вот уже две недели, как Мери вернулась из Англии, полная решимости на за что на свете не давать ему развод. Хуже того, до нее дошли слухи об их связи с Анной, и теперь она грозит вывести всех на чистую воду, да так, что он наверняка вылетит со своего места и не посмеет подойти к царскому дворцу и на пушечный выстрел. Собственно говоря, Мери откровенно шантажировала мужа, сделав его заложником своего дурного нрава. Когда Николай пытался выяснить, чем же он заслужил такую немилость, ему было заявлено, что он обязан почитать ее как законную супругу и не сметь позорить в глазах собственных сыновей. Мери открыто заявляла, что никогда не любила Николая. Но готова пойти на все, чтобы его удержать. Она твердила, что не вынесет унижения, если ее бросят ради другой женщины, особенно ради какой-то нищей танцовщицы. При этом Мери делала такую брезгливую гримасу, словно речь шла о проститутке, чем неизменно выводила Николая из себя. В их доме не утихали скандалы и споры, которые так ни к чему и не привели. И Анна ясно видела, что Николай подавлен и близок к отчаянию.

Он снова приехал в ноябре, и мадам Маркова чуть не заставила его вернуться несолоно хлебавши. Однако Николай все же убедил ее отпустить Анну с репетиций. Она вышла к нему – ровно на полчаса. Влюбленным оставалось утешаться тем, что они смогут провести вместе всю святочную неделю и еще две – после Нового года. Ожидание этой встречи помогало им жить.

Николай старался теперь бывать на всех ее спектаклях, по крайней мере насколько позволяли его обязанности во дворце. Как обычно раз в год, на ее спектакль приехал и отец, но, как назло, в тот вечер Николай был занят, и Анна так и не сумела их познакомить.

За три недели до Рождества их семья понесла ужасную потерю. Самый младший и самый любимый из братьев Анны сложил свою голову на фронте, в бою под Молодечно, и она очень тяжело переживала его гибель в дни своего последнего выступления на сцене и все еще не пришла в себя от горя, когда Николай приехал в Санкт-Петербург, чтобы доставить ее в Царское Село, в маленький гостевой домик. Он очень сопереживал ее утрате. Воспоминания о брате причиняли ей острую душевную боль, и даже Алексей заметил, что она выглядит непривычно грустной, когда рассказывал родителям о своем первом визите к только что приехавшей гостье.

Однако волшебное таинство Рождества не могло оставить Анну равнодушной, и мало-помалу она стала оттаивать в обществе Николая, беседуя с ним обо всем на свете и обмениваясь книгами – совсем как прежде. Как и прошлым летом в Ливадии, он не скрывал, что остается здесь ночевать. У них было вдоволь времени, чтобы поговорить о своей любви и вспомнить о том, как хорошо им бывало вдвоем, – вот только о будущем им нечего было сказать друг другу. Мери продолжала щеголять своим жестоким и необъяснимым упрямством. Тем не менее Николай начал присматривать подходящий домик. Он собирался отложить немного денег и купить его для Анны, чтобы она могла жить вместе с ним, не прекращая занятий балетом. Но оба понимали, что на это уйдет время, и скорее всего время немалое, пока все устроится так, как им бы хотелось. Анна уже дала слово и себе, и ему, что продолжит выступления до конца сезона, а может быть, и на следующий год.

Однако вскоре после возвращения в балетную школу она почувствовала себя больной. У нее окончательно пропал аппетит, и когда Николай приехал в Санкт-Петербург в конце января, то попросту ужаснулся при виде ее бледности и худобы.

– Ты перенапрягаешься, – как всегда, возмутился он и на сей раз не дал себя так легко успокоить. – Если ты не уйдешь сама, они просто изведут тебя непосильным трудом!

– От танцев еще никто не умирал! – Анна попыталась улыбнуться. Только бы Николай не догадался, как плохо она чувствует себя на самом деле! Ему и так хватает тревог из-за Мери и из-за очередного рецидива у Алексея. Пусть решает свои проблемы и не отвлекается на ее здоровье.

Но недомогание нарастало с каждым днем, и пару раз Анна чуть не свалилась в обморок прямо в классе. Лишь каким-то чудом ей удалось скрыть это от остальных, никто даже не подозревал, что ей так плохо. К февралю Анна ослабла настолько, что однажды утром едва нашла в себе силы подняться с постели.

Тем не менее и на этот раз она не посмела отказаться от обычной нагрузки. А когда мадам Маркова увидала Анну, та сидела на скамье возле стены с закрытыми глазами и посеревшим от слабости лицом.

– Ты что, опять заболела? – осведомилась мадам Маркова язвительным тоном. Она по-прежнему не могла и не желала смириться со связью своей ученицы и молодого лейб-медика. Хозяйка балетной школы не считала нужным скрывать свое отвращение к этому факту, и Анна все еще оставалась в немилости.

– Нет, я здорова, – слабо возразила Анна. Однако мадам Маркова встревожилась и стала присматриваться к ней более внимательно. Через несколько дней на вечерней репетиции Анне опять едва не сделалось дурно. Наставница моментально заметила это и успела ее поддержать.

– Вызвать тебе врача? – предложила она более мягким тоном. Честно говоря, Анна явно выкладывалась на репетициях сверх всякой меры, и все же уязвленное самолюбие мадам Марковой не позволяло признать, что танцовщица давно расплатилась со своей школой по всем долгам. И она продолжала обращаться с Анной жестоко и безжалостно, но сегодня даже ей не удалось бы закрыть глаза на то, что балерина серьезно больна. – Может, ты хочешь послать за доктором Преображенским? – уточнила мадам Маркова, отчего Анне стало еще хуже.

Конечно, она была бы только счастлива лишнему поводу повидаться с Николаем, но вовсе не собиралась его пугать, поскольку понимала, что заболела не на шутку. После перенесенного ею гриппа прошло уже больше года. Но за те десять месяцев, что Анна провела в балетной школе, ей приходилось переносить нечеловеческие нагрузки, которые могли окончательно подорвать ее здоровье, как и опасался Николай. Теперь у Анны постоянно кружилась голова, каждый кусок буквально застревал в горле и тут же просился обратно, и над всем преобладала застарелая гнетущая усталость. Она с трудом передвигала ноги и все же заставляла себя танцевать каждый день по шестнадцать – восемнадцать часов кряду. Каждый вечер казался ей последним, она ложилась спать с мрачным предчувствием, что больше никогда не проснется. И когда ночью она просыпалась от приступа тошноты и не имела сил даже на то, чтобы подняться и пододвинуть к себе таз, ей все чаще приходило в голову, что Николай был прав. Наверное, в конце концов балет действительно станет причиной ее безвременной смерти.

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая