Обещание - Стил Даниэла - Страница 41
- Предыдущая
- 41/110
- Следующая
— Да. Кроме этого сукина сына…
Нэнси снова вскочила и заметалась по кабинету, но вскоре — словно у заводной игрушки, у которой кончился завод, — ее движения замедлились, ярость остыла, и она остановилась посреди комнаты. Сжатые в кулаки пальцы Нэнси побелели от напряжения, а марлевая повязка стала влажной от слез.
— О, Фэй, я так боюсь!.. — пробормотала она дрожащим голосом.
— Чего?
— Я боюсь остаться одной, боюсь перестать быть собой… Иногда я просто уверена, что совершила ужасную вещь и буду за это наказана. Ведь я… я отказалась от своей любви ради красивого лица.
— Но ведь тогда ты думала, что ты уже потеряла и то и другое! Твой выбор был естественным, и ты ни в коем случае не должна казнить себя за это. В конце концов, кто знает — может быть, когда-нибудь ты будешь радоваться тому, что поступила так, а не иначе.
— Что ж, может быть…
Плечи Нэнси снова вздрогнули от рыданий, и Фэй от души пожалела ее.
— Кстати, праздников я тоже боюсь, — призналась Нэнси. — Наверное, это еще хуже, чем возвращение в приют. Лили и Гретхен уехали в Бостон еще в прошлом месяце, ты отправляешься кататься на лыжах, Питер на Рождество собирается в Европу, а я…
Нэнси шмыгнула носом и попыталась сдержать слезы. «В конце концов, — подумала она, — все это — реальности новой жизни, и я должна научиться мириться с ними». В любом случае не следует вести себя так, чтобы Фэй и Питер чувствовали себя виноватыми перед ней. Они и так проводили с ней достаточно много времени, но каждый из них имел право на свою собственную жизнь.
— По-моему, тебе пора начать выходить, — неожиданно предложила Фэй. — Ты могла бы подружиться с кем-нибудь, и тогда…
— Выходить?! — Нэнси повернулась к Фэй и, сняв с головы свою широкополую шляпу, указала рукой на бинты. — Как я могу куда-то выходить в таком виде?! Да я до смерти напугаю каждого, к кому обращусь.
— На тебя не так уж страшно смотреть, как ты думаешь, — хладнокровно парировала Фэй. — Это ведь только повязка. Пройдет немного времени, и Питер ее снимет. Большинство людей понимают, что это не навсегда.
— Может быть, может быть… — проговорила Нэнси, но Фэй видела, что она еще не верит. — Кроме того, сейчас я не особенно нуждаюсь в друзьях. Мне вполне хватает фотоаппарата. Это… замечательный подарок.
— Я знаю. На днях я была у Питера и видела у него твои последние снимки — он ужасно гордится ими и показывает каждому, кто к нему приходит. Прекрасная работа, Нэнси! И профессиональная к тому же. По-моему, у тебя есть талант.
— Спасибо… — Теперь, когда речь зашла о ее работе, Нэнси сразу почувствовала, как горечь, раздражение и обида уходят. — О, Фэй…
Она немного успокоилась и, вернувшись к креслу, села в него, вытянув ноги к огню.
— Что мне делать с моей новой жизнью, Фэй?
— Это-то мы и пытаемся решить, разве не так? А пока… постарайся подумать над тем, о чем мы говорили сегодня. Уроки музыки, преподаватель вокала, тренер по гимнастике — что угодно, лишь бы тебе нравилось. Питер, конечно, многое для тебя делает, но почему бы тебе не помочь ему? Постарайся представить, какой ты хотела бы стать, и начинай лепить себя.
— Хорошо, я подумаю. А когда ты вернешься?
— Через две недели. Но я оставлю тебе телефон, по которому ты, в случае необходимости, сможешь со мной связаться.
На самом деле Фэй беспокоилась за Нэнси гораздо больше, чем ей хотелось показать. Как психиатр она хорошо знала, что рождественские праздники чреваты обострениями угнетенных состояний, да и статистика показывала неуклонный рост числа самоубийств в этот период. Впрочем, Нэнси это, пожалуй, не грозило: Фэй просто не хотелось, чтобы она слишком уж сосредоточивалась на своем одиночестве. Конечно, вышло не очень удачно, что на это Рождество и она, и Питер должны были уехать из Сан-Франциско, однако и Нэнси пора было обретать хоть небольшую самостоятельность и независимость.
— Давай назначим наше следующее собеседование ровно через две недели, — предложила Фэй. — А когда я вернусь, ты покажешь мне фотографии, которые сделаешь за каникулы. Уверена, меня ждет приятный сюрприз.
— Ой, хорошо, что ты мне напомнила!.. Нэнси вскочила с кресла и вышла из кабинета. Через секунду она вернулась, держа в руках большой плоский сверток. Смущенно улыбаясь, она протянула его Фэй.
— Это тебе. Счастливого Рождества, Фэй!.. Фэй бережно развернула плотную оберточную бумагу, и ее лицо осветилось восхищенной улыбкой. В руках она держала свой собственный портрет. Изображение было слегка расплывчатым, туманным, как на полотнах импрессионистов: оно точно передавало и духовный мир, и характер, и вместе с тем сообщало лицу Фэй какую-то недосказанность и тайну. Чтобы сделать такой портрет, другому фотографу потребовалось бы несколько часов студийной работы, а между тем Фэй даже не могла припомнить, когда Нэнси сделала этот снимок. На портрете она стояла на балконе в доме Нэнси, и ветер трепал ее волосы, а розовая блузка играла и переливалась отблесками заката за спиной, но вот в какой день это было?
— Когда… когда ты сделала этот снимок? — спросила Фэй, все еще не до конца оправившись от изумления.
— Тайком от тебя, — с довольным видом ответила Нэнси.
Она действительно была довольна этой работой. Ей удалось уловить в высшей степени удачный ракурс, а потом она сама увеличивала снимок и мудрила с отпечатками, добиваясь того, чтобы портрет получился чуточку не в фокусе, выбирала для него самую подходящую рамку. И это занятие показалось ей не менее увлекательным, чем живопись.
— Какой замечательный подарок, Нэнси! Ты… у тебя получается просто замечательно!
— У меня была замечательная натура, Фэй. Две женщины обнялись на прощание, и Нэнси с сожалением поняла, что пора прощаться.
— Желаю тебе хорошо покататься, Фэй.
— Спасибо. Хочешь, я привезу тебе в подарок полный термос снега?
Они снова обнялись, пожелали друг другу счастливого Рождества, и Нэнси ушла. Когда дверь за ней закрылась, Фэй почувствовала, как сердце ее дрогнуло. У Нэнси была добрая, нежная, чувствительная душа. А это и было главным.
- Предыдущая
- 41/110
- Следующая
