Ни о чем не жалею - Стил Даниэла - Страница 44

• Предыдущая
• 44/65
• Следующая

Праздничную мессу должны были служить двое других священников, и отец Коннорс поспешил в церковь, чтобы успеть занять место на скамье. Празднично украшенная церковь уже была полна монахинями и их родственниками. Многие приехали с детьми, и огни множества свечей отражались в их изумленных глазенках. С главного распятия за алтарем был снят вышитый золотом покров, и распятый Христос возносился над хорами подобно взлетающей птице. Торжественно звучал орган, и раздавались слова католических молитв, которые трогали сердца, хотя не все владели латынью настолько, чтобы понять их содержание.

В конце концов праздничное настроение овладело всеми, и, когда месса кончилась, собравшиеся, оживленно переговариваясь, вышли в сад. Молодые послушницы тотчас начали выносить из кухни подносы с едой и расставлять их на столах, уже накрытых белыми полотняными скатертями, покрытыми искусной ручной вышивкой.

Среди них отец Коннорс увидел Габриэлу. Она и сестра София несли огромное фарфоровое блюдо, на котором лежали переложенные зеленью и рубленым яйцом куски копченого окорока, и молодой священник поспешил к ним на помощь. Приняв у них из рук тяжелое блюдо, он легко поднял его и поставил на середину ближайшего стола, где уже красовались тарелки с ветчиной и серебряные супницы с фаршированной индейкой. Из-под крышек супниц выбивался пряный парок. На отдельных столах громоздились рулеты, сладкие булочки с глазурью, бисквиты, ромовые бабы, домашнее мороженое и, конечно, желе, высокие зеленовато-льдистые конусы которого чуть подрагивали на плоских тарелках с золотым ободком.

— Вот это да! — воскликнул отец Коннорс и улыбнулся. — Лукуллов пир… У меня просто глаза разбегаются.

Вы, сестры, определенно знаете, как сделать пасхальную трапезу незабываемой.

Габриэла и София смущенно потупились, а сестра Эммануэль с достоинством кивнула. Она очень гордилась своими воспитанницами, которые блестяще справились с порученным им ответственным делом.

Праздничная трапеза продолжалась почти до полудня. К двенадцати часам все так наелись, что впали в какое-то сонное оцепенение. Многие остались за столами, остальные перешли в сад и расселись на траве под яблонями, неспешно переговариваясь и щурясь на высокое солнце.

Габриэла как раз доедала последний кусок пирога с дикими яблоками, когда отец Коннорс снова подошел к ней. Всю трапезу он просидел за столом с настоятельницей. Матушка Григория говорила мало, однако у отца Коннорса сложилось впечатление, что она внимательно за ним наблюдает, пытаясь составить о нем свое мнение.

Ничего удивительного или странного он в этом не нашел. В приходе Святого Стефана отец Коннорс был человеком новым; до своего назначения сюда он стажировался в Ватикане, а еще раньше — работал в Германии, так что интерес настоятельницы к его персоне был вполне объясним. Впрочем, молодой священник надеялся, что произвел на старую мудрую монахиню благоприятное впечатление.

— На вашем месте, сестра Берни, я непременно положил бы на пирог пару ложек ванильного мороженого, — шутливо посоветовал он. — Мы всегда так делали в приюте. Нас, надо сказать, кормили очень неплохо, и все-таки я еще никогда не ел так вкусно, как сегодня. Вам пора открывать собственный ресторан с монастырской кухней. Вы смогли бы заработать для ордена целое состояние.

Габриэла подняла голову и рассмеялась шутке.

— Мы могли бы назвать его «У матушки Григории», — сказала она. — Думаю, ей бы понравилось.

— Или, может быть, просто «Веселые монашки». Подобные названия сейчас в моде, — сказал отец Коннорс. — Я слышал, в одной старой церкви в центре Нью-Йорка недавно открылся бар, который называется «У старины Иисуса». Вместо стойки они используют алтарь… — Он покачал головой. То, что он сейчас говорил, отдавало святотатством, и они оба знали это, тем не менее Габриэла снова рассмеялась. Все же Джо Коннорс счел за благо переменить тему.

— Когда мне было четырнадцать, я любил танцевать, — признался он, беря со стола чистую тарелку и кладя на нее ломтик ягодного рулета. Рулет оказался с его любимой ежевикой, и, откусив кусок, он зажмурился от удовольствия. — А вы любили танцевать, сестра?

Отец Коннорс снова перешел на «вы», но от этого он не стал казаться более далеким. Габриэла чувствовала себя с ним как в обществе старого друга, и подобные незначительные формальности не имели никакого значения.

— Нет. — Габриэла отрицательно покачала головой. Я в монастыре с десяти лет, — добавила она зачем-то, хотя он это уже знал. — Но мне нравилось смотреть, как танцуют другие. Когда я была маленькой девочкой, мама… В нашем доме часто бывали танцевальные вечеринки, и я пряталась на верхних ступеньках лестницы и подсматривала. — Тут Габриэла смущенно улыбнулась. — Мне не разрешали выходить к гостям, — пояснила она.

Отец Коннорс только печально вздохнул. Это была маленькая, но впечатляющая деталь, благодаря которой он мог лучше представить себе жизнь, которую Габриэла вела до того, как попала в монастырь.

— А что за гости приходили к вам? — спросил он, не очень хорошо понимая, в каких кругах вращались родители Габриэлы. Она, правда, упоминала, что ее отец и мать были не из бедных, однако отцу Коннорсу не верилось, что образованные, обеспеченные, воспитанные в духе соблюдения всех светских условностей люди могли так обойтись со своей единственной дочерью.

— О, это были очень богатые и влиятельные люди… — Габриэла прищурилась, вспоминая. — Банкиры, сенаторы, адвокаты, бывал даже один русский князь. Впрочем, тогда я не очень разбиралась, кто есть кто. Мне они казались сказочными королями и королевами, и я мечтала, что когда я вырасту, то стану такой же, как они.

«К счастью, этого не произошло», — подумал отец Коннорс, когда Габриэла неожиданно замолчала.

— О чем вы думаете, сестра Берни? — спросил он.

— О нашем доме, — просто ответила Габриэла. — Я даже не знаю, что с ним стало. Быть может, мать продала его… Это было так давно.

— А где вы жили? — поинтересовался священник, кладя небольшой шарик мороженого на то, что осталось от ее пирога.

— Спасибо… — рассеянно поблагодарила Габриэла. — Здесь, в Нью-Йорке, кварталах в двадцати отсюда. Вы знаете Шестьдесят девятую улицу в Ист-Сайде? Там у мамы был собственный дом с садом.

— И с тех пор ты… вы ни разу там не были? — удивился Джо Коннорс. Уж он-то точно бы побывал в своем старом доме. Ему было не совсем понятно, почему Габриэла этого не сделала.

— Я думала об этом, когда училась в колледже, но… — Габриэла пожала плечами и посмотрела на него своими большими голубыми глазами, которые были так похожи на его собственные. — У меня связано с ним слишком много тяжелых воспоминаний, и я не уверена, хочется ли мне видеть этот дом снова.

Он понял — теперь у нее была совсем другая, радостная и счастливая жизнь. От тех времен Габриэлу отделяла пропасть, и у нее не было никакого желания преодолевать ее в обратном направлении, двигаясь из настоящего в прошлое.

— Я мог бы заехать туда по дороге и посмотреть, на месте ли дом и кто в нем теперь живет, — предложил священник, и Габриэла задумчиво кивнула. Это в самом деле была удачная мысль. Так она могла узнать все, что ее интересовало, не подвергаясь опасности, что стерегущие дом демоны воспоминаний снова возьмут ее след.

— Хорошо, — сказала она тихо. — Сделайте это для меня, если вам не трудно.

Она немного помолчала и неожиданно спросила:

— А вы сами?..

— Что? — не понял отец Коннорс.

— Вы сами возвращаетесь туда, где росли?

— Да, время от времени я езжу в приют. Впрочем, не я один — так поступают многие, кто там воспитывался А дом моих родителей… — он немного помолчал, — его больше не существует. На этом месте теперь автомобильная стоянка. От всего детства у меня остался только Святой Марк.

Габриэла кивнула, подумав о том, что их с Джо судьбы очень похожи. Правда, у него почти не было детских воспоминаний, в то время как у нее их было слишком много, но она не знала, что хуже. Как бы там ни было, им обоим удалось выжить, и они были благодарны за это судьбе, которая привела их в лоно церкви, где они сумели обрести утешение.

• Предыдущая
• 44/65
• Следующая